Сверху донесся царапающий звук — это вернулся робот. Он ловко опустил два пузатых бокала, втянул щупальца и засеменил прочь. Урсула Фрей взяла свой двумя руками, поднесла к лицу и вдохнула пары, поднимающиеся от янтарной жидкости, прежде чем осушить бокал. Поразмыслив, Мэси тоже сделала крошечный глоток. Бренди был хорош — не то пойло, что отряды СМР гнали из сахара и диких яблок или вишни. Обжигающая сладость разливалась во рту и раскаленным потоком стекала в желудок.
— Я расскажу вам то, что вы можете сообщить мистеру Твену и мистеру Ифрахиму, — заявила Урсула. Впервые с начала их разговора она вела себя как начальник — уверенно и безапелляционно. — Эта история им и без того известна, просто они не удосужились поделиться с вами. Если вы передадите им нашу беседу, они поймут, что вы говорили со мной. Вам ясно?
— Прежде чем мы продолжим, быть может, вы представите мне своего товарища?
— Это вряд ли. Неблагоразумно с вашей стороны задавать такие вопросы. Здесь, внизу, это не только невежливо, но и незаконно. А теперь послушайте меня внимательно, ибо я собираюсь поведать вам, откуда знаю, что Манни убили.
— Ну что ж.
— Когда Манни умер, я попросила разрешения взглянуть на тело. Тогда–то я и поняла — что–то не так, — рассказывала Урсула, глядя Мэси прямо в глаза. — Я обнаружила, что его планшет пропал. Сразу стало ясно — его убили. Они убили его и забрали планшет.
Мэси выжидала. Наклонившись вперед в тяжелой шубе, она сжимала в ладонях бокал с бренди. Ледяная поверхность стола холодила руки, щеки, наоборот, горели. Она поняла, что переступила черту.
— Его могли уничтожить как минимум тремя способами, — продолжала Урсула. — Например, вывести из строя гибернационную капсулу, накачать его препаратами или же нарушить процедуру нейротерапии, что нанесло бы вред, сравнимый с полной рассинхронизацией нейронной активности… Но сейчас детали не имеют значения. Важно, что Манни убили и украли его планшет.
— А мистер Ифрахим и мистер Твен в курсе?
Урсула кивнула.
— Передайте им это, и они поверят, что вы говорили со мной. Что вы сделали то, чего они хотели.
— Пожалуй, мне стоит спросить вас о дальнейших планах.
— Если я соглашусь, вы расскажете об этом двум своим друзьям?
— Конечно. Почему нет? Вы же сообщаете то, что хотите донести до их ушей, не так ли?
Урсула изучала Мэси какое–то время. Улыбка исчезла с ее лица.
— Полагаю, они вас недооценили.
— Я очень на это рассчитываю.
— Может, вы и считаете меня сумасшедшей, параноиком, выдумавшим весь этот бред, потому что я не могу смириться со смертью Манни. Я даже не стану вас винить. Признаюсь, вначале я вела себя неразумно. Вряд ли я могла произвести хорошее впечатление, когда ворвалась тогда на собрание и стала выплескивать эмоции. Но я успокоилась и теперь мыслю абсолютно трезво. И кое–что мне известно. Моя работа во многом связана с тем, чтобы устанавливать и определять области, где в результате взаимодействия двух и более экологических параметров могут возникнуть новые феномены. Другими словами, я хорошо подмечаю закономерности еще до того, как они себя проявят. Поэтому если вам кажется, будто я вижу заговоры там, где их нет, уверяю вас — они столь же реальны, как и этот фужер, — сказала Урсула, одним глотком прикончила бренди и поставила бокал на черную ледяную плиту.
Откинувшись назад, она не мигая уставилась на Мэси. Глаза ее блестели.
— Максимилиан Пейшоту столько всего предпринял, чтобы проект состоялся. Но за несколько дней до нашего прибытия сюда он умер. Как и наш главный сторонник в Европейском союзе — Валь–Жан Куперин. Затем настал черед Манни… Конечно, они могли прикончить нас всех. Взорвать корабль, который привез нас сюда, или шаттл, доставивший нас на корабль. Но тогда замысел их стал бы совершенно очевидным. Столько смертей. Предприняли бы масштабное расследование, и имена зачинщиков могли бы всплыть. Пока же противники союза между Великой Бразилией и Внешними колониями предпочитают оставаться инкогнито. Они не готовы раскрыть себя публике, ведь это равносильно объявлению войны. А средств на военные действия у них пока нет.
— Войны не будет, — раздался звучный мурлыкающий голос.
Мэси вздрогнула. Заговорил укутанный в меха человек в лисьей маске. Девушка догадалась, что таинственный гость использовал специальное устройство, которое меняло его собственный тембр. Тем не менее эффект получался жутковатый.
— Войны не будет, если мы приложим усилия, — согласилась Урсула.
Молчание затягивалось. Стало ясно, что лисья маска больше не проронит ни слова, — тогда Урсула продолжила свои рассуждения:
— Как только мне сообщили, что Манни погиб в ходе процедуры вывода из гибернации, мне в голову закралось подозрение: его могли убить. Для тех, кто хотел навредить проекту, Манни был целью номер один. Как главный инженер он руководил разработкой всех деталей экосистемы. Он отвечал за подбор и обучение команды. Только благодаря его желанию и харизме мы стали единым организмом. Но пока я не узнала про исчезновение планшета, я сомневалась. Зато потом я знала наверняка. Дело не только в том, кем он являлся. На планшете хранилась информация, которую убийцы хотели держать в секрете. Речь не о чертежах экосистемы. Их легко можно получить — существует множество копий. Они есть у меня со всеми спецификациями. Есть они и у Эуклидеса. Даже у жителей города. Нет, они убили его по другой причине: Манни, сам того не осознавая, был близок к тому, чтобы раскрыть их тайну.
— А что за тайну? — поинтересовалась Мэси.
У меня несколько предположений. Но нет доказательств в пользу того или другого.
— И вам неизвестно, кто…
— Претендентов на роль предостаточно. Член клана Пейшоту, жаждущий ограничить значительную мощь Оскара Финнегана Рамоса. Или представитель другого бразильского семейства, выступающего за войну с дальними. Может, кто–то из Тихоокеанского сообщества или Европейского союза. А ведь еще есть масса фракций в городах–государствах Внешней системы, которые в гробу видели союз с землянами… Сейчас совсем не важно, кто исполнил приговор.
Важно, за что Манни приговорили. Вот тут–то вы бы и могли мне помочь, мисс Миннот. Не стану спрашивать, преданы ли вы клану. Мне известно, что большинство людей на нашей территории не питает сильных чувств к семейству. Но как насчет команды? Всего того, что пытался построить Манни? Желаете ли вы успеха проекту?
— Ради этого я здесь. Из–за команды. Проекта. — Мэси с трудом удавалось не отводить глаз под пристальным взглядом Урсулы. Девушка знала, что ждет впереди, и боялась этого, но понятия не имела, как остановить происходящее.
— Мне удалось найти здесь друзей, — сказала Урсула. — Вы и я — мы обе хотим, чтобы проект и все, что он олицетворяет, сработали. Они желают того же. Я жажду помочь им. Но и вы могли бы внести свою лепту.
— Я пришла сюда, потому что меня уверяли, будто вы своими действиями можете навредить проекту, — парировала Мэси.
— А теперь вы убедились в обратном.
— Вовсе нет. Увы, но это не так. Я вижу лишь человека, который гонится за тем, чего, может, и не существует…
— Еще как существует. И вы поможете мне это доказать.
— Вам что–то известно? — спросила Мэси. — Вы совсем как Лок Ифрахим и Спеллер Твен. Им нужно добраться до вас через меня. А вам — до них.
— Понимаю, я ставлю вас в очень непростую ситуацию.
— Едва ли вы что–то понимаете, — возразила Мэси так громко, что несколько дальних, которые скучковались за соседним столиком, словно тюлени, повернулись посмотреть на нее. Охваченная гневом, девушка не обратила на это внимания. — Люди вашего статуса понятия не имеют, каково приходится людям вроде меня. Вы парите над всем этим. Для вас жизнь легка и безмятежна. А вот мы барахтаемся в навозе. Если что–то идет не так, первыми страдаем мы. На нас валятся все шишки. Вашему брату захотелось чего–то, а расплачиваться нам.
В висках стучало, голова кружилась, но низкая гравитация тут была ни при чем. На мгновение Мэси стало без–различно, что Урсула Фрей с ней сделает. Разве она не в свободной зоне? А здесь свобода слова.