Изменение распорядка и грубое отношение кураторов лишь сплотили парней. Никто не винил Дейва-8 за то, что произошло, — напротив, все стали относиться к нему с большей заботой и вниманием. Дейв-7 попытался пошутить на этот счет и заявил, что временами каждый из них мечтал убить отца Соломона, когда тот бил их электродубинкой. Дейв-14 резко сказал: приказ есть приказ, он сделал то, что должен был. А Дейв-27 заверил: их мысли и сердца едины. Дейв-8 лишь оказался рукой, которая направила нож и перерезала горло отцу Соломону, но любой из них поступил бы так же. Поэтому вина лежала на каждом из них. и все они были в равной степени причастны. Кроме того, заметил Дейв-27, инстинкт убивать у них в крови. «Мы рождены для этого. Нас готовили к этому всю жизнь. Разве лев повинен в том, что убил ягненка? Конечно нет, ведь это лишь проявление его природы. Львы созданы, чтобы убивать, а ягнята — чтобы становиться добычей. Мы — львы, люди же — наша добыча».

— Пусть так, тогда наша добыча — враг, — поправил его Дейв-8. — А отец Соломон таковым не был.

— Возможно, он каким–то образом нарушил правила, а мы не ведаем об этом, — не отступал Дейв-27. — Вдруг он совершил то, что поставило под угрозу успех нашей миссии? Отчего он стал не менее опасным, чем противник. Нам ни к чему знать, в чем его проступок. Ибо мы просто орудие, брат, и должны выполнять приказы беспрекословно.

Все эти речи, однако, не убедили и не успокоили Дейва-8. Он не отрицал, что на его месте мог оказаться любой из братьев, тем не менее выбор пал именно на него. Генерал Пейшоту попросил отца Соломона указать самого способного ученика, и отец Соломон остановился на нем. Но не потому, что считал его лучшим, а потому, что думал, будто генерал в качестве урока остальным хочет убить одного из парней, а Дейв-8 имеет больше всего изъянов. Что, если отец Соломон был прав? Может, он догадывался о подозрениях Дейва-8 и его постоянных попытках бороться с этим.

Может, ему было известно, что Дейв-8 — не такой, как все, несмотря на все его старания ничем не отличаться от братьев, выглядеть и вести себя подобно им. Отец Соломон мог прочесть эту непохожесть на лице Дейва-8 и потому выделить среди всех, не ведая, что выбирает вовсе не жертву, а своего убийцу. Отец Соломон умер, а Дейв-8 остался жить с чувством вины, со все возрастающей уверенностью: он не тот, кем должен был стать.

Парень изо всех сил старался, дабы искупить вину: с удвоенным рвением он включился в новый режим подготовки и занятий. Усерднее и дольше остальных тренировался на плацу, а если командиры замечали ошибки или нерешительность в строю, он первым оказывался на полу и принимался делать отжимания. Он во всем стремился превзойти своих братьев. Дейв-8 хотел доказать, что он ничем не отличается от остальных, и для этого он собирался стать лучшим.

А затем однажды утром он проснулся в другой комнате, хотя ложился вместе с братьями, — тогда–то Дейв-8 понял, что наказание за его непохожесть, за убийство отца Соломона наконец настигло его. Его устранили.

Он лежал в кровати, более высокой и мягкой, чем узкая койка, на которой он спал всю свою жизнь. Маленькая комнатка освещалась неяркими панелями под потолком. Его запястья и лодыжки были прикованы к поручням по бокам кровати, лицо ныло. Тупая боль пронизывала нос — ощущение было такое, словно в него набили ваты, челюсть и скулы простреливало, а кожа головы невыносимо зудела.

Время тянулось, а Дейв-8 все лежал — и ничего не происходило. Однако какая разница? Его учили ждать — теперь же, когда произошло самое худшее, все тревоги и страх исчезли, и он чувствовал безграничное спокойствие. Вдруг он заметил, что свет в помещении стал ярче, а у постели сидит человек. Когда мужчина спросил, узнает ли его Дейв, парень окончательно пришел в себя.

— Да, сэр. Вы полковник Аррес. Один из преподавателей. Вы вели у нас психологию.

— А еще я имел несчастье разрабатывать программу ваших тренировок, — продолжил полковник Аррес. — То, как вас воспитывали и учили, пока ситуация не… изменилась.

Дейв-8 осмелился спросить, наказан ли он, на что полковник улыбнулся и покачал головой. Дородный лысеющий мужчина с добрым лицом — странно было видеть его вживую, а не только парящим в визоре аватара.

Он сказал:

— Ты все думаешь о том, что случилось с беднягой отцом Соломоном. Но ты не должен винить себя за это. И ты, и отец Соломон стали жертвами борьбы за власть, в ходе которой одна сторона стремится перехватить у другой право управлять проектом. Только совершенно не важно, кто стоит во главе, ведь результат останется прежним. Сейчас начинается завершающий этап твоей подготовки. С этой минуты ты будешь тренироваться один, потому что в конечном счете работать тебе придется самостоятельно. Скоро тебе поручат выполнение настоящей миссии, и поэтому нам пришлось изменить твое лицо. Мы же не можем послать шпионов, которые выглядят одинаково. Кстати, как ты себя чувствуешь?

— Я в порядке, сэр.

— Ты скоро встанешь на ноги. Тебе хирургическим путем сломали нос, изменили форму скул и челюсти. Ничего особенного. Немного пластической хирургии — рутинная работа. Отныне ты больше не зовешься Номером Восемь, Номер Восемь. Теперь ты — Кен Шинтаро. Тебе ясно?

— Так точно, сэр. Я — Кен Шинтаро.

— Это твоя легенда, — пояснил полковник Аррес. — Кен Шинтаро из Радужного Моста, что на Каллисто. На последней стадии обучения ты узнаешь про него всё. Научишься жить, как он. Но, куда важнее, тебя обучат всему, что потребуется для выполнения работы, которую мы тебе поручим. Твое дело, твоя миссия вот что определяет тебя. Никогда не забывай об этом, хорошо?

— Так точно, сэр.

На мгновение Дейв-8 задумался, как выглядит его новое лицо. Хотя это не имело значения. Важно было лишь то, что все обнаруженные отцом Соломоном недостатки отныне спрятаны под маской, которую они для него создали.

— Знаю, ты нас не подведешь, — подытожил полковник Аррес.

Аррес поднялся и сказал Дейву, что придется потрудиться, прежде чем Дейв окажется готов, а пока он должен отдыхать и приходить в себя. Уже у самых дверей полковник остановился и добавил:

— Думаю, ты хочешь узнать, куда направишься.

— Я Кен Шинтаро из Радужного Моста, Каллисто.

— Все верно. Но полетишь ты в Париж. Париж на Дионе.

Инженеры, готовившие два однопилотника к полету, разразились шквалом аплодисментов, когда в ангар в сопровождении толпы медиков и офицеров, проводивших инструктаж, вошли пилоты — мужчина и женщина, одетые в облегающие противоперегрузочные костюмы. Один за другим прозвучали гимны Великой Бразилии и Европейского союза — все, как могли в отсутствие гравитации, встали по стойке смирно. В аватаре появилось лицо президента Великой Бразилии, который обратился к ним с заранее записанной речью — в ней говорилось о великих открытиях, об ищущем неукротимом духе человека. Командующий Габриель Вадува в присутствии всех участников операции «Глубокое зондирование» пожал пилотам руки, а инженеры и техники снова зааплодировали, раздались возгласы, боевые кличи, кто–то засвистел. Пусть их реакция была постановочной — всё для выпусков новостей, — энтузиазм они испытывали подлинный. Затем сотрудник службы безопасности объявил, что камеры выключены, и инженеры возобновили свою работу, а медики и техники сгрудились вокруг пилотов, чтобы провести последнюю предполетную проверку.

Гладкие, черные, подобные кинжалам однопилотнпки J-2 лежали друг за другом в пусковой люльке. Вокруг них, словно муравьи, чистящие свои крылья перед полетом, роились инженеры — они мониторили и вносили корректировки, загружали в отсеки вооружения комплекты для тайной операции. Двигатели однопилотников были включены — корабли вибрировали, наполняли холодный воздух запахом озона и исполняли собственную песню. Кэш Бейкер мог слышать, как в его голове, подобно ангельскому хору, звучит знакомая мелодия его звездолета. Сложная гармония, разрешавшаяся в ноту чуть выше ми бемоль, сплеталась из звуков, издаваемых сервомоторами, маховиками, турбинами и мощными токами в суперпроводящих магнитах тороидальной камеры.