— И они намерены этой пешкой пожертвовать.

— Как знать. Если игра подходит к концу, тебя могут и повысить.

— Эуклидес передал: семья требует, чтобы я осталась в Бразилии. Мне запрещено возвращаться домой. Они запросто могут пустить двадцать лет моей работы псу под хвост. Разумеется, они не станут со мной церемониться. Выбросят как игрушку и ни капельки не пожалеют. На их великодушие и сочувствие рассчитывать не приходится. Нет, если я хочу выжить в этой игре, то должна действовать самостоятельно. Кроме того, остается другой вопрос.

— Авернус, — с ходу догадался Альдер.

После фиаско в Радужном Мосту Шри поклялась, что, если начнется война, а точнее, когда она разгорится, профессор потребует награды за свою преданность семье в виде единоличного доступа к Авернус и ее секретам. Этот приз предназначался исключительно ей. Лишь она была его достойна. Она, только она его заслуживала. Стоило представить, как кто–то из ее алчных глупых соперников копается в трудах Авернус, изучает и использует секреты гения генетики, как Шри охватывал нестерпимый гнев, гнев беспомощности.

— Уж лучше убить Авернус и уничтожить ее работы, чем позволить какому–нибудь мелкому дураку извратить их и всё разрушить.

Мать и сын продолжали идти в жарких сгущающихся сумерках. На лужайках, среди огромных цветочных клумб ожили поливальные машины: они щелкали и посылали высоко в воздух струи воды.

Прошло немного времени, и Альдер спросил:

— Это ведь не очередная проверка? Ты давно решила, как поступишь, и просто хочешь, чтобы я до всего дошел сам…

Мальчик уже на десять сантиметров перерос Шри. Хотя двигался он все еще по–детски неуклюже, в нем становились заметны черты красивого элегантного юноши. Как и Шри, одет он был во все черное. Черная рубашка с коротким рукавом, черные плиссированные брюки, черные ботинки с заостренными носами, окованными сталью. Золотистомедовые волосы были коротко стрижены, и только справа оставался длинный локон, спадающий на лоб и доходящий до острой скулы. Никто уже не назвал бы его мальчиком. Амбициозный молодой человек, подкованный в вопросах политики и власти, — вот каким стал Альдер. И он прекрасно знал, что необходимо для продвижения интересов его матери и защиты ее исследования.

Печаль и гордость охватили Шри. Она всегда поощряла сына, когда тот брал на себя дополнительную ответственность, но знала, что платой за это будет его невинность. Такую цену платил каждый, кто желал власти. Однако от этого не становилось легче.

— Мне не нужно, чтобы ты во всем разобрался. Меня волнует твоя безопасность, а потому ты не должен знать о моих планах. Хотя и твоя помощь мне потребуется. Я не сильна в политике, заговорах, обольщении. Да и потом, ты не меньше меня замешан в этом деле. Даже если мне удастся выжить, наши жизни кардинально переменятся. Стоит мне оступиться, ты и Берри в лучшем случае окажетесь сиротами без наследства.

Альдер рассмеялся, но тут же извинился за свое поведение:

— Прости, но речь прозвучала столь драматично.

— Как бы то ни было, это правда.

— Знаешь, мне кажется, я мог бы оказаться гораздо полезнее, доверься ты мне…

— Как ты мог подумать, будто я тебе не доверяю? Дело не в доверии. Я пытаюсь оградить тебя от беды, — заявила Шри. — Если ты узнаешь слишком много, то окажешься в опасности. Так что никогда больше не спрашивай меня о планах.

— Прости, — вновь извинился Альдер.

— Тебе придется уехать. Туда, где Эуклидес не сможет тебя достать, — сказала Шри.

— А как же Берри?

— Я присмотрю за ним. Тебе же придется самому позаботиться о себе, пока мне не потребуется твоя помощь.

— Конечно.

Шри остановилась. Альдер тоже замер, повернулся и посмотрел на нее, такой высокий и серьезный.

— Пообещай мне, — промолвила она.

— Клянусь.

Она встала на цыпочки и поцеловала его в губы.

— Хорошо. Мне потребуется год, может, больше. Но мы расстаемся не навсегда. Я свяжусь с тобой, когда опасность минует. Тогда мне понадобятся все твои знания дипломатии и умение вести переговоры. Просто не будет, но это наш единственный способ выжить.

— Ты всегда учила меня: важные победы легко не достаются, — сказал Альдер. — Пусть Эуклидес и его компания имеют над тобой власть, они даже не представляют, насколько ты сильна. Куда могущественнее, чем сама думаешь. Ты много сделала на благо клана. Ты — великий гений генетики. У Пейшоту нет и не было другого такого гениального ученого. А это чего–то да стоит.

— Будем надеяться.

Все опросы клан Джонс–Трукс–Бакалейникофф проводил в афинской манере — публично и открыто. Люди опускали в урну для голосования белый или черный стеклянный диск — победа или поражение определялись простым большинством. Ньютон Джонс голосовал почти последним за предложение поддержать Париж на Дионе. Он улыбнулся Мэси, схватил черный диск и положил в урну. Спустя десять минут объявили результаты — черные обошли белых незначительным большинством. Предложение было отвергнуто.

Покидая комнату, Юлдез Трукс обратился к Мэси:

— Полагаю, ты порадуешься, лишь когда здесь появятся бразильские отряды.

— Мы выиграли честно, больше чем одним голосом, — парировала Мэси. — Перестань валить всё на меня и смирись.

На следующее утро в гараже Мэси грузила в изотермический роллигон сумки с семенами и культурами микроорганизмов, колбы с нематодами и коллемболами, когда ей пришло сообщение от матери Ньюта, в котором та вызывала девушку к себе. Эбби Джонс жила в отдельно стоящей башне к западу от основного здания. Обтекаемая форма башни с чем–то вроде плавников напоминала космическую ракету. Подобный дизайн был в моде лет триста назад — дань нереализованной мечте. Верхний бесшовный слой фуллерена отполировали до блеска, так что окружающий сад отражался в нем темными фигурами. Клумбы с лилиями, пятачки пожухлой травы, декоративный чертополох с серебряной листвой ограждали подстриженные газоны. Вокруг беседки вились белые розы. Берег квадратного пруда со всех сторон был выложен каменными плитами, а под листьями кувшинок, разбросанными, словно монетки, по поверхности черной воды, плавали карпы кои.

Мэси уже несколько раз общалась с Эбби Джонс, но никогда ей не назначали встречу один на один. Ей еще не доводилось бывать в башне главы–матриарха. На входе девушку встретил маленький робот с тремя паучьими ногами и прозрачным пластиковым панцирем, обшарпанным за годы службы. Он отвел Мэси к лифту, который доставил ее в комнату с большими круглыми окнами на все стороны света — почти на самом верху башни. Возле одного из окон на подушке восседала Эбби Джонс и что–то читала на планшете. Бледная, стройная и высокая, как Ньют, Эбби была одета в простую тунику из небеленого хлопка и брюки из точно такого же материала. Длинные седые волосы женщина зачесала назад и собрала в сеточку, которая висела у правого плеча. Эбби Джонс отложила устройство и предложила Мэси присесть, а затем поинтересовалась, завтракала ли ее гостья.

— Да, мэм.

— Хорошо, а кофе вы любите?

Мэси кивнула и устроилась на подушке напротив пожилой женщины, а крохотный робот засеменил к лифту, клацая паучьими лапками. Комната была маленькой, но светлой и просторной. У стены между двумя окнами стоял книжный шкаф, напротив него — рамка ткацкого станка, с которой свисала длинная тяжелая ткань с узором из красных и черных полос, готовая пока лишь наполовину. Из окон открывался вид на сад с его зеленой травой и белыми цветами, на лоскутный ковер из полей, групп деревьев, лугов, тянущихся до самого края леса. Все это великолепие освещали фонари, а ввысь под крутым наклоном убегали стены купола.

Эбби Джонс заговорила:

— Надеюсь, я не оторвала вас от работы.

— Мои дела могут подождать.

— Вы трудитесь над созданием новой обители.

— Все верно, мэм. На равнине, в южной части Карфагенских линий. Сейчас там задействована команда роботов, которая застраивает несколько территорий.