Теперь Иван уже сам не занимался мелочевкой – на него работали другие, он же неплохо себя чувствовал в кресле директора фирмы «Блажь», которая официально торговала газовым оборудованием, втихую же занималась доставлением мелких неприятностей конкурентам по бизнесу заказчиков. В неафишируемых услугах, оказываемых сотрудниками фирмы, значились поджоги, аварии, проблемы с таможней или налоговой, да хоть с той же СЭС – на выбор. Была и пехота – куда ж без них, родимых: бабки с должника отжать или просто зашугать, бойцам все было в охотку.

В силу разносторонности коммерческих интересов подпольной деятельности фирмы, Иван имел множество осведомителей, вольных и поднаемных, потому ему не составляло никакого труда отслеживать все Машины перемещения, будь на то его желание. А оно его посещало частенько. Он следил за девушкой, пытаясь объяснить самому себе это не нелепой мечтой возродить отношения, к коим возврата – по прошествии стольких лет – и быть не может, а желанием иметь возможность оказаться рядом с нею в трудную минуту. Эта самая минута представлялась слишком умозрительной, учитывая отеческое к падчерице отношение Кирюши. Кирюшины отморозки несколько раз сталкивались лбами с Ивановыми, и Иван ощущал себя словно на разделочной доске лежащим, когда Кирюша смотрел на него своими свиными глазками и интересовался, не пора ли пронырливому пацанчику укоротить нос в самом прямом смысле. Знай своё место, гундосил Кирюша, и Иван ощущал, как волосы шевелятся на затылке от одной только мысли, что будет, если жирный ублюдок догадается, что Иван если и пересек ему дорогу, то не коммерческим интересом влекомый, а лишь для того, чтоб к Машеньке поближе оказаться, хоть в информационном плане. Странно, но, будучи представлен Машей отчиму как жених, Иван ожидал, что Кирюша запомнит его на всю жизнь, а вот – стоило алкоголю немного поработать над Ивановым лицом да переживаниям – тронуть виски сединой, и Кирюша не узнал его, или старательно делал вид. Жир, покрывающий мимические мышцы Кирюши, делал выражение его рожи стабильно отекшим вниз в выражении брезгливости.

Услышав рассказ очередного Машиного соглядатая, Иван привычно расплачивался, скидывал фотки с телефона или фотоаппарата на жесткий диск компьютера, выпроваживал сексота и, закрывшись в кабинете, принимался составлять коллажи. Если раньше они представляли собою мозаику разновеликих, наслаивающихся друг на друга портретов в массе ракурсов, то теперь больше походили на попытки из обрывков, клочков, собрать образ, целостность которого ускользала. Это злило. Он чувствовал себя опоздавшим на поезд пассажиром – стоит на перроне с чемоданом, полным старыми шмотками воспоминаний и глядит в проносящиеся всполохи окон чужой жизни.

Маша не может просто так выкинуть его из памяти. Он не позволит. Вот и сегодня – позвонил на радио. Не веря в удачу, слушал какое-то время Лизу, потом спохватился, поняв, что зачарован ее голосом и будто плывет, мыслями отдаляясь от темы, ради которой позвонил. Его каждый год терзали сомнения насчет даты: Машин день рождения приходился на пятнадцатое, её матери – на восемнадцатое, или наоборот. Разумеется, наводил справки, а что толку-то: Маша с Ларисой Васильевной так долго говорили о путанице и несоответствиях истинного документальному, что заморочили его совершенно, и он бы, разумеется, разобрался со всем потом. Вот только «потом» ничего не было.

Эх, Машенька… Он вздохнул, покосился на трубку в руке. Чего-то Гарики не вызваниваются с докладом. В руке зазудело, и он поморщился: Гарик - вспыхнул дисплей телефона.

— Аллэ, Иван? — Гарик-младший, с этим своим акцентом.

— Ну, а кто ещё, по-твоему? Что там у вас?

— Аны нас чут нэ ухадокалы! – возбужденно и, как показалось, радостно, прокричал Гарик в трубу, и Иван сморщился, надавливая на кнопку уменьшения громкости динамика.

— В смысле? — Что, Машка со своим педрилой заметили этих дебилов? Да не – голос Гарика не был бы таким жизнерадостным.

— Машка твой в фуру чшут нэ заехала. Уф. Пронэсло. Я с сапрафкы сфону, с Кусмынок, понал?

— Нет. И хорош стебаться, нормально говори! — Иван вцепился рукой в собственное колено так, словно это была маленькая тупая башка Гарика. — Из Кузьминок? В машине есть еще кто, кроме неё и этого…

— Вроде есть, а вроде – нет, — сказал Гарик практически без акцента, но оттого не более понятно.

— Вы чего там, опять с братаном обкурились, твою мать?

— Мать не трожь, — сказал Гарик так, что Иван едва язык себе не откусил. — Ну, голова, вроде, еще одна видна, сзади, или подголовник – стекла темные, не видно. Понял?

— Да что ты заладил: «понял» да «понял»… Давайте, дуйте за ними до самого места, с меня причитается, Понял?.. Тьфу, ты…

— Понал! — включил акцент Гарик. — Только жип заправым.

— Не «жип», а джип, понал? — поправил Иван автоматически и нажал кнопку разрыва соединения.

Ага, значит, Машка поздравление услышала, решил Иван. Ну, пора бы о себе и лично напомнить. Нервишки потрепать, да самому встряхнуться – порка эмоциями здорово прочищает мозги.

Вещи собрал спозаранку, так что оставалось только забрать со стоянки тачку и – в путь. У входной двери он открыл шкафчик, скрывавший электрощиток и пару полок под ним, вытащил небольшую сумку с документами и ключами. Выудил те, что от замка зажигания и блокиратора, сунул в передний карман джинсов. Пересчитал деньги. Тридцать «штук» с мелочью, должно хватить. Не удержался, пересчитал еще раз. А потом еще. Стянул пачку резинкой и опустил во внутренний карман спортивной куртки. Ощупал кобуру с газовой «пукалкой» под мышкой, будто тяжесть, оттягивающая плечо, не достаточно явственно свидетельствовала, что пистолет он взял. Не Бог весть, что, однако ж не таскать за собой карабин. Иван прошел в спальню, расстегнул молнию «найковской» сумки, лежащей на неубранной постели, вытащил из-под пакетов с бельем две коробки патронов, переложил их наверх. Ну, вроде, все. Всё – так всё, прекрати, в таком случае, их пересчитывать, сказал он сам себе – пальцы ощупывали содержимое одной из коробок. Швырнув коробку обратно, он прикрыл патроны парой блоков сигарет. И едва удержался от того, чтобы сдвинуть блоки в сторону и убедиться, что коробки всё же положил. И рывком застегнул молнию.

Телефон всё не звонил. Он понимал, что Гарики сообщат новости еще нескоро, но, мучимый сомнениями, а вскоре уже почти уверенный, что может и не услышать звонок, настроил громкость мелодии на всю, проверил режим вибрации. Сдуру начал набирать свой номер, чтоб проверить. Плюнул. Походил по квартире, выпил пару чашек кофе, включил телек, выключил, перебрав все каналы; решил послушать музыку и тут же убавил громкость; съел остатки клубничного рулета, опять кофе; взял в руки книжку и, рухнув в кресло, прочитал страниц пятнадцать, пока не отложил чтиво в сторону, озадачившись вопросом, о чем там, собственно, шла речь. Телефон молчал.

Схватив сумочку с документами, выскочил из квартиры. Помялся с полминуты у соседской двери, потом нажал на оплавленную кнопку звонка, будучи абсолютно уверен, что дома никого не окажется – хоть был будний день, что в принципе безработным соседям было по барабану, всё ж у них могли быть дела. И изрядно удивился, когда дверь открылась и явила взору полуодетого, помятого Васю, вслед за которым на площадку выползла пропитавшая их с Надюхой жилище вонь дешевых сигарет и тел, вонючих, словно порами уже не пот, а сивуху выделявших. Судорожно сглотнув – в горле запершило, - Иван протянул Васе ключи:

— Васёк, я за машиной по-быстрому смотаюсь, ага? Посиди у меня пока – может, на домашний кто позвонит. Покарауль, лады?

— Слышь, сосед, у тебя это самое…

— В холодильнике возьмешь, пиво, ну, или водку, там… Только давай без фанатизма. И Надюху не тащи – заблюет опять всё.

— А то! — взгляд Васи немного прояснился. — Я ее, суку, видеть не могу. Уже и из подвала достала. Пришлось домой тащиться, чтоб там хоть кайф мне не ломала. Дам денег, а как нажрется – свалю опять к себе. У нас там, под землицей, спокойней.