Саша, ожидавший долгих сражений, изумленно воззрился на отца.

– С двумя условиями, – добавил Петр.

– Какими?

– Во-первых, ты не станешь посещать этого святого, пока не отправишься поступать в его монастырь. А это произойдет только после следующего сбора урожая, чтобы у тебя было время на размышления. Во-вторых, ты должен помнить, что если станешь монахом, то твоя доля наследства отойдет твоим братьям, так что жить тебе придется только на твои молитвы.

Саша судорожно сглотнул:

– Но, батюшка, если бы я только мог еще раз с ним увидеться…

– Нет! – отрезал Петр тоном, не допускающим возражений. – Ты можешь становиться монахом, если пожелаешь, но сделаешь это с открытыми глазами, а не зачарованный словами какого-то отшельника.

Саша неохотно кивнул.

– Хорошо, батюшка.

Петр, чуть более мрачный, чем обычно, повернулся, не говоря больше ни слова, и зашагал вниз, туда, где их уже ожидали кони, задремавшие в сумерках.

У Ивана Красного был всего один сын: маленький светловолосый постреленок Дмитрий Иванович. Алексию, митрополиту Московскому, верховному иерарху Руси, поставленному самим патриархом Константинопольским, было поручено обучать мальчика грамоте и управлению государством. Бывали дни, когда Алексию казалось, что это посильно только чудотворцу.

Мальчишки уже три часа корпели над берестой: Дмитрий и его старший двоюродный брат, Владимир Алексеевич, юный княжич Серпуховской. Они пихались, то и дело что-то роняли. «С тем же успехом, – думал Алексий, отчаиваясь, – можно было просить кошек сидеть и слушать».

– Батюшка! – закричал Дмитрий. – Батюшка!

Иван Иванович переступил через порог. Мальчишки тут же вскочили с лавки и поклонились, толкая друг друга.

– Ступайте отсюда, сыны, – сказал Иван. – Я желаю поговорить с Его Высокопреосвященством[4].

Мальчишки тут же исчезли. Алексий опустился в кресло у печи и щедро плеснул себе меда.

– Как мой сын? – спросил Иван, устраиваясь напротив него.

Великий князь и митрополит знали друг друга давно. Алексий был ему предан еще до того, как смерть Семена сделала Ивана правителем.

– Смелый, красивый и привлекательный, ветреный словно мотылек, – ответил Алексий. – Он станет хорошим князем, если доживет до этого момента. Почему вы ко мне пришли, Иван Иванович?

– Из-за Анны, – коротко ответил Иван.

Митрополит нахмурился:

– Ей стало хуже?

– Нет, но ей никогда не станет лучше. Она уже в таких годах, что ей не след бродить по терему и пугать людей.

Анна Ивановна была единственным ребенком от первого брака Ивана. Мать девицы умерла, а мачеха ее ненавидела. Встречаясь с княжной, люди что-то бормотали и спешно крестились.

– У нас монастырей хватает, – заметил Алексий. – Несложное дело.

– Только не московский монастырь, – сказал Иван. – Жена слышать о таком не желает. Она говорит, что если девица будет поблизости, это вызовет пересуды. Безумие – неслыханное дело для княжеской семьи. Ее следует отослать подальше.

– Я это устрою, если хотите, – проговорил Алексий устало. Ему уже очень многое приходилось улаживать по просьбе этого князя. – Она может отправиться на юг. Если дать настоятельнице достаточно золота, она примет Анну и к тому же скроет ее происхождение.

– Благодарю, отче, – сказал Иван, подливая в кубки.

– Однако как мне кажется, у вас есть и более серьезная проблема, – добавил Алексий.

– И не одна, – отозвался великий князь, опустошая свой кубок залпом. Он вытер губы тыльной стороной руки. – О которой говорили вы?

Митрополит коротко кивнул в сторону двери, через которую ушли юные княжичи.

– О юном Владимире Андреевиче, – сказал он, – княжиче Серпуховском. Его семья собирается его женить.

Ивана это не заинтересовало.

– До этого еще далеко: ему всего тринадцать.

Алексий покачал головой.

– Они думают о княжне Литовской, второй дочери правителя. Не забывайте: Владимир – тоже внук Ивана Калиты, и он старше Дмитрия. Если он удачно женится и повзрослеет, то у него будет больше прав на Москву, чем у вашего сына в случае вашей безвременной кончины.

Иван побелел от гнева.

– Не посмеют! Я – великий князь, а Дмитрий – мой сын!

– Ну и что? – бесстрастно отозвался Алексий. – Хан учитывает права князей только тогда, когда это ему на руку. Ярлык получает сильнейший из князей: именно так Орда обеспечивает мир на своих землях.

Иван задумался.

– И что тогда?

– Позаботьтесь, чтобы Владимир женился на другой женщине, – моментально ответил Алексий. – Не на княжне, но чтобы она не была особо незнатной, чтобы это можно было бы посчитать оскорблением. Если она красива, то парнишка достаточно юн, чтобы такое проглотить.

Иван задумался, попивая мед и кусая ногти.

– У Петра Владимировича обширные земли, – проговорил он наконец. – Его дочь – моя племянница, и за ней дадут богатое приданое. Она не может не быть красавицей. Моя сестра была прекрасна, а ее собственная мать настолько очаровала отца, что он на ней женился, хоть она и явилась в Москву нищенкой.

У Алексия загорелись глаза. Он дернул себя за каштановую бороду.

– Да! – подхватил он. – Я слышал, что Петр Владимирович приехал в Москву, чтобы к тому же найти себе жену.

– Да, – согласился Иван. – Он всех удивил. Со смерти моей сестры прошло семь лет. Никто не ожидал, что он снова женится.

– Ну вот, – сказал Алексий, – раз он ищет жену, то почему бы вам не отдать ему свою дочь?

Иван от неожиданности со стуком поставил кубок на стол.

– Анна будет спрятана далеко в северных лесах, – продолжил свою мысль Алексий, – а разве Владимир Андреевич сможет в этом случае отказаться от дочери Петра? От девушки, которая так крепко связана с троном? Это означало бы оскорбить вас!

Иван нахмурился:

– Анна совершенно определенно хотела поступить в монастырь.

Алексий пожал плечами.

– Ну и что? Петр Владимирович жестокостью не отличается. Она будет достаточно довольна. Подумайте о своем сыне, Иван Иванович!

Демоница сидела в углу за шитьем, но видела ее только она одна. Анна Ивановна сжала крест, висящий у нее на груди. Зажмурившись, она прошептала:

– Уходи! Уходи! Пожалуйста, уходи!

Она открыла глаза. Демоница по-прежнему оставалась на месте, но теперь две прислужницы уставились на Анну. Все остальные с неестественным интересом пялились на собственное рукоделие. Анна пыталась удержаться, чтобы снова не посмотреть в тот угол, но ничего не смогла с собой поделать. Демоница так и сидела на месте, не обращая ни на что внимания. Анна содрогнулась. Плотная льняная рубашка лежала у нее на коленях, словно мертвая тварь. Она сунула руки в ее складки, стараясь спрятать их дрожь.

Еще одна служанка скользнула в светелку. Анна поспешно схватилась за иглу – и была глубоко удивлена, когда стоптанные лапотки замерли перед ней.

– Анна Ивановна, вас требует к себе ваш батюшка.

Анна непонимающе уставилась на нее. Отец не вызывал ее к себе уже почти год. Мгновение княжна сидела в растерянности, а потом вскочила на ноги. Она быстро сменила некрашеный сарафан на ало-охряный, натянув нарядную одежду прямо на грязное тело, и постаралась не обращать внимания на вонь, исходившую от ее длинной каштановой косы.

На Руси любили чистоту. Зимой недели не проходило, чтобы ее единокровные сестры не посещали баню, но там обитал низенький толстобрюхий бес, который ухмылялся им сквозь пар. Анна пыталась на него указывать, но ее сестры ничего не видели. Сначала они принимали это за фантазии, потом – за дурость, а потом просто косо смотрели на нее и вообще ничего не говорили. Тогда Анна приучилась ничего не говорить про соглядатая в бане, как и не упоминать о лысой демонице, которая шила в углу. Однако время от времени она на них смотрела – ей не удавалось с собой справиться, – и, кроме того, она не ходила в баню, если только мачеха не волокла ее силой, или не принуждала, заставив стыдиться себя.