– Пойдёмте, – устало вздохнула Татьяна и первой зашагала к выходу.

В приёмнике пришлось сделать остановку – Марина побежала с номерком в гардероб, а Татьяна в раздевалку дежурантов, где оставила свою шубу. Застегнув её на груди, она посмотрела в зеркало – хотела поправить капюшон. И замерла, поразившись: лицо было бледным, на лбу и в углу рта залегли скорбные морщинки. Таня легко похлопала по щекам, чтобы они порозовели. Попыталась уговорить себя не принимать близко к сердцу слова заведующей. Но от мысли, что сейчас придется везти эту Марину домой, как королеву, на душе стало еще гаже. И ведь не высказать ей всё, ребенок рядом…

«Нет уж, не молчи! – сказала она себе. – Нужно, наконец, поставить ее на место!»

И от этого решения сразу стало легче. Потому что накопилось столько, что складывать некуда – как вещей в тех пакетах, собранных Татьяной для Марины из чувства сострадания.

Когда она подошла к двери приемного покоя, Фирзина с Павликом были уже одеты.

– Ну, Павлик, больше не болей! – пожелала Тамарочка, наклоняясь и целуя светлую макушку.

– Не буду, тётя Тамара! – пообещал он, подняв лукавую мордашку.

– Смотри, ты слово женщине дал, мужчина! – пожал ему руку Купченко.

– Спасибо за помощь, – раскланялась Марина. И Демидовой показалось, что это прозвучало фальшиво, будто с затаённой ненавистью. Она одёрнула себя: «Давай, всех чертей на нее повесь!» Но особого желания каяться не возникло.

Они втроем подошли к «лексусу» Демидовой, и Татьяна, открыв багажник, загрузила в него пакеты. Павлик вертелся рядом, восторженно ухал и тарахтел без умолку:

– Тётя Таня, какая у вас машина большая! А это иномарка, да? А можно посмотреть, как там внутри устроено?

– Можно, – чуть повеселев, улыбнулась она. – Мы же сейчас на ней домой поедем. Давай, запрыгивай, и пристегнись там!

Она открыла заднюю дверь, впуская мальчишку. Он мигом прошмыгнул внутрь и завертелся на сиденье, пытаясь рассмотреть и потрогать всё сразу. Марина ухватилась было за ручку передней дверцы, но Демидова остановила её.

– Не торопитесь, я хочу кое-что обсудить, – сухо попросила она.

Фирзина попыталась изобразить на лице удивление, но сквозь эту гримасу явственно читались паника и трусливое желание отпереться от всего, что предъявят. Впрочем, она послушно отошла от машины вслед за Таней.

– Скажите, вы действительно считаете меня виноватой в своих проблемах? – еле сдерживая злость, спросила Демидова.

– Я?.. В каких?.. – пролепетала Фирзина, отводя взгляд.

– Вы сказали Инессе Львовне, что это я заставила вас устроиться на две работы, и теперь вы не справляетесь из-за усталости. Это так?

– Да она неправильно поняла! – заюлила Фирзина. – Наоборот, вам спасибо! Теперь получка хорошая, и сыну вы вон сколько всего накупили! А с работой я справлюсь, вот освоюся…

– Но зачем врать, что я у вас ребенка отобрать хочу?

– Ну, вы же хотели! Мы даже поругались с вами! И я не знала, что вы мне помогать решите, – запричитала Марина.

– Но почему вы об этом сказали сегодня утром, и так, будто я до сих пор хочу забрать Павлика? – не унималась Демидова.

Фирзина помялась, а потом выпалила:

– Ну, простите, бес попутал! Вылетело по глупости!

И умоляюще глянула на Татьяну – искоса, с виной, как нашкодившая дворняга.

– Хорошо, извинения приняты, – через силу кивнула та. – Но, Марина, я хочу ещё раз подчеркнуть: вашу судьбу не я решаю. Моим делом было договориться о трудоустройстве, но если вы не будете делать свою работу, то я при всем желании не смогу удержать вас ни в больнице, ни в магазине.

– Но помогать-то нам вы не перестанете? – с беспокойством спросила Марина. – Мне ведь еще Павлика тянуть и тянуть, пока школу не окончит…

– Ну, знаете, и я не собираюсь тянуть его столько лет! – возмущённо сказала Татьяна, хотя настолько прикипела к мальчишке, что готова была помогать хоть всю жизнь. – Мальчику я всё, что нужно, купила. Он хочет в карате записаться – я готова оплачивать секцию. Но не ждите, что я буду полностью его обеспечивать. В конце концов, это ваш ребёнок и вам за него отвечать. Постарайтесь создать для него хорошие условия. Вот сейчас, к примеру – мы ведь едем к вам в барак, а могли бы в квартиру. Но я не вижу, чтобы вы её подыскивали.

– Так дорого же! И непонятно ещё, с работой-то! – Фирзина в сердцах пнула ногой ледышку. – В магазине-то этом испытательный срок. Если пройду – так сниму жилье, я же не отказываюсь! Самой, думаете, охота в этом гадюшнике кости морозить?

Это прозвучало искренне. Татьяна вздохнула.

– Ладно, пойдемте, отвезу вас, – сказала она.

Всю дорогу до дома Марина подавленно молчала, зато Павлик болтал за двоих: спрашивал, какая кнопка для чего, просил Таню включить то дворники, то магнитолу, то кондиционер. Но при виде родного дома мальчишка погрустнел, нахохлился, как замерзший воробышек. А Татьяна вдруг поняла – он боится. И без толку все разговоры о том, что его постараются защитить.

– Ну вот, приехали, – с нарочитой бодростью сказала она, заглушив двигатель. Из машины вышли молча, молча же открыли багажник и принялись выгружать пакеты. Поняв, что их слишком много, Демидова предложила:

– Давайте помогу занести в квартиру.

Марина почему-то оживилась:

– Давайте! А я вас чаем напою, у меня и пирог готов, с черникой! Летом вместе с Павлушей собирали!

– Нет, спасибо, я сыта, – ответила Демидова.

И уловила во взгляде Фирзиной обиду: мол, брезгует докторша-белоручка, за один стол с чернью садиться не желает…

– Я правда обедала недавно! – зачем-то попыталась оправдаться Таня, но Марина махнула рукой:

– Да ладно! Адвокат ваш тоже вчера не захотел.

– Юрий? – она не смогла сдержать удивленный возглас. – Он был у вас?

– Ну да, – растеряно ответила Марина. – Я думала, вы его попросили…

– Нет. А зачем он приходил? – пытаясь скрыть интерес, Татьяна взяла пакеты и направилась в сторону дома. Фирзина поплелась за ней, взяв остальные вещи. Павлик понуро брел следом.

– Да Славку пропесочить, – объяснила Марина, дыша почти в затылок Татьяне. – Говорит, мальчика выписывают, не бей его. И жену не трогай.

«Даже не сказал мне, что собирается, – подумала Таня, ощущая, как внутри разливается улыбчивое тепло. – Но постарался защитить мальчишку, как мог. Пусть даже для этого пришлось ехать чёрти куда, и разговаривать с уголовником. Хороший поступок… Мужской».

Дверь подъезда висела кособоко, на одной петле. Демидова опасливо обогнула её, пошла по коридору, стараясь не обращать внимания на удушливую вонь. Скользнула взглядом по хлипким деревянным стенам, подгнившему потолку – господи, как они тут живут-то? А Фирзина, обойдя её, уже открывала дверь квартиры.

Татьяна шагнула внутрь. Она, в общем-то, ожидала увидеть нищету, беспорядок и грязь – и предчувствия почти не обманули. У двери было натоптано, старая тумбочка в прихожей завалена мусором: старыми газетами, платёжками и смятыми целлофановыми пакетами. Зеркало над ним было покрыто слоем пыли; лишь в центре чья-то рука небрежно проделала небольшое окошко – аккурат, чтобы отразилось лицо. Потуги тусклой лампочки, силившейся осветить хоть что-то, делали обстановку ещё более уродливой. Даже воздух, пропитанный кислым следом табачного дыма, казался грязным.

– Вот так и живем, – жалобно развела руками Марина. – Но вы зайдите к Павлику, у него получше! Заодно посмотрите, как я диван поставила!

Скинув сапоги, Татьяна прошла за ней, всё еще таща в туках пакеты. Остановилась на пороге, глядя, как мальчишка прыгает на новом диване и кричит:

– Круто, мама! Спасибо! У меня теперь так круто!

И острое предчувствие беды вновь затопило её.

В гостиной Татьяниного дома было уютно: потрескивал камин, бордовые шторы ниспадали с высоких карнизов мягкими складками. Вокруг широкого приземистого стола вольготно расположились диван и кресла – тоже тёмно-бордовые, мягкие, с горой подушек. Над столом, плотно заставленным тарелками с угощением – нарезка, фаршированные помидоры, студень, салаты разных видов и поджаристая курица ногами кверху – витал запах праздника. И люстра горела ярко – включили, несмотря на то, что солнце еще не село.