«Скоро, любимая. Скоро… – мысленно пообещал он, нажимая на газ. – Я  заработал почти столько, сколько нужно. А если добью дело с обналичкой, денег будет достаточно. Главное, чтобы Василенко не слился: очкует, гад, что из-за развода Танька меня прижмет, и денежки «хорошего человека» зависнут на её счету».

А сколько нужно, чтобы им с Алёной хватило на безбедную жизнь? Макс хмыкнул: с её-то способностью тратить, не считая, нужно Уолл-Стрит ограбить, а не Таньку. Вчера он пробежался по самарским сайтам недвижимости, подбирал дом. Коттедж на берегу Волги (солидный, с хорошим ремонтом – именно такой понравится Алёне) стоил одиннадцать миллионов. Нормально, он потянет. И на вторую машину денег хватит. На жизнь, с учётом процента от Василенко, останется еще миллионов пять… Ещё понадобятся подъемные, чтобы открыть новый бизнес. Эх, если бы у него в запасе было еще несколько месяцев…

«Как некстати сейчас Танька развод затеяла», – эта мысль возникала снова и снова. А вместе с ней – страх. Ведь если раньше он спокойно жил при ней, планомерно работал, потихоньку отжимая деньги, и, в общем-то, как сыр в масле катался – то сейчас ситуация сложилась так, что вскоре придётся всё это бросить. И уехать к Алёне, которая… Примет ли его? Да, перед деньгами она не устоит – это единственное, что он знал точно. Об остальном старался не думать. «А надо было, – укорил он себя. – Надо. Потому что люди меняются. И я уже не тот красавчик, что раньше – да и она могла забыть меня напрочь, стереть из своей жизни, как стирают сор со стола. Но всё-таки надежда есть. Да и то, что между нами было, не так просто выбросить из памяти – по себе знаю».

Он припарковался у торгового центра, быстро поднялся на второй этаж – в отдел «Медведь», где продавались лучшие в городе мужские шмотки. Тонконогая продавщица в серебристом платье помогла ему выбрать пару итальянских сорочек в тон костюму. Переодевшись и повязав галстук, Демидов вышел на улицу. И только в машине понял, что опять забыл купить пену для бритья. Чертыхнувшись, он заглушил двигатель. два открыл дверь, как из телефона задребезжал пасадобль: звонила Танюха. Макс схватил трубку – спешно, будто надеялся услышать что-то, способное изменить этот день.

Но оказалось, что Танька опять носится со своей дурацкой идеей.

– Максим, я узнала, что документы на усыновление можно оформлять на одного из супругов! – в голосе жены не было привычной сухости. Она будто радостью с ним делилась. Демидов слушал ее с брезгливым удивлением, не понимая, чем тут восторгаться. А Татьяна продолжала объяснять:

– То есть я могу собирать их уже сейчас, до развода. А от тебя потребуется лишь согласие – как отец, ты в документы вписан не будешь. И я тебя прошу: давай вместе сходим в опеку, узнаем все точно, и ты подпишешь бумаги. А дальше я сама.

Макс озадаченно помолчал.

– Тебе, наверное, неприятно, что я прошу о чем-то сейчас – после того, как решила подать на развод. – Татьяна говорила по-доброму, даже с сожалением – будто прощения просила. – Но ты пойми меня, пожалуйста. У нас с тобой разные представления о счастливой семье. Жаль, что я поздно это осознала.

Демидов снова ощутил сожаление, даже колебался с минуту – может, ну его пока, этот развод? Уговорить её… Время выиграть… И только потом – в Самару.

– Танюш, а ты точно решила? Может, я подумаю про ребёнка. В конце концов, да хрен с ним, пусть будет…

– Нет, Максим, извини.

По тому, как изменился её голос, он понял: сморозил что-то не то. «Да и плевать! – вновь разозлился он. – Сама толкает меня к Алёне, дура!» И сухо уточнил:

– Я правильно понял: даже если ты возьмешь его до развода, я потом не буду должен платить алименты?

– Да. Официально ты будешь ему никем, – заверила Татьяна. Её голос стал просительным: – Макс, пожалуйста, помоги с документами. Ну что тебе стоит?

– Ладно, – сдался он. – И, Тань… Чтоб ты знала. Я не такое животное, каким кажусь. Мне не всё равно на детей. Только мне свои нужны, понимаешь?

– Понимаю, Максим. Но я между детьми вообще никакой разницы не делаю. Может, из-за своей профессии. А может, устроена так.

«Да, устроена она по-другому, – думал он, повесив трубку. – Вроде спокойная, послушная, даже кажется – своего мнения нет. Не если что в голову взбредет – беги, спасайся. Добьётся своего во что бы то ни стало. Эту бы её энергию, да в другое русло… И жили бы нормально».

И снова накатило сожаление: хорошая ведь баба, точнее – человек хороший. Да и своя, родная задница под боком, привык уже за пять лет. «Но люблю-то я другую, – напомнил он себе. – А вот это уже козырь, который бьет все Танькины карты». Эта мысль успокоила, и Демидов поехал на работу. Заскочив по дороге в пиццерию, взял «Маргариту» и пару бутылок «Будвайзера»: подходило время обеда. Входя в офис, думал, что никого не застанет. Но главбух Малёва сидела на своем месте, как приросшая.

– Галина Алексеевна, пиццу будете? – спросил Макс, снимая куртку и вешая ее в шкаф.

– Ой, я на диете, – покраснела бухгалтерша. – Максим Вячеславович, спросить вас хотела: вы рекламу, что ли, дали? Прибыль за прошлый месяц на шесть миллионов выросла!

– Да, листовки по ящикам раскидали, – кивнул он. Листовки действительно были, но так, для отвода глаз – уж он-то понимал, что от этой макулатуры толку мало. А деньги в кассы пропихивал через прикормленных продавщиц – была такая в каждой аптеке. Уже половину той суммы, о которой договаривались с Василенко, удалось забросить на счет.

– Хорошо-то как! – Малёва радовалась, будто это её зарплату на шесть миллионов подняли. – А всё говорят: кризис, кризис!

– Вы деньги поставщикам перевели? – спросил Демидов. Василенко ждать не любит, и, если не увидит на своем счету бабло, которое сам же и принес Максу в виде налички, начнет дёргаться, неудобные вопросы задавать.

– Конечно! – закивала Малёва.

– Ну, значит, заслужили отдых, – сладко улыбнулся Демидов. – Можете идти домой, на сегодня ваш рабочий день закончен.

Ему не терпелось остаться в кабинете одному.

Бухгалтерша удивилась, но отказываться не стала – видимо, доброта начальника показалась ей заслуженной наградой за труд. Напялив на себя пальто болотного цвета и бежевый берет, блином лёгший на голову, она почтительно расшаркалась и вышла из офиса. А Макс, погрузившись в свое кресло, нажал на кнопку компьютера. И, дёргая за кольцо на пивной бутылке, почувствовал, как нервно дрогнула рука.

– Не ссы! – громко сказал он. – Ты мужик, или говно? Бабе написать не можешь!

И зашел в соцсеть, на страничку Алёны.

Когда он сделал это в первый раз – давно, года три назад – было ощущение, будто в чужой дом попал: фотки на стенах знакомые, а вот как идёт жизнь в том доме, можно только догадываться. Сейчас, не видя особых перемен – картинки «С Восьмым марта!», которыми заляпали стену Алёны какие-то бабы, не считались – Макс почувствовал привычное облегчение. Тем более что поздравлений от мужчин не было.

Он глянул в правый верхний угол: там горел синий значок «Online».

– Ждёшь меня? – нервно хмыкнул он – больше для того, чтобы подбодрить себя. Открыл окно сообщения и, уже не колеблясь, написал давно заготовленную фразу: «Привет, Алёнка. Я поднялся, не сдох)) Возвращаюсь в Самару. Примешь?»

Его рука зависла над клавишей отправки. Всё бы сейчас отдал, чтобы стать смелее! Но глаза Алёны смотрели с фотографии равнодушно и чуть насмешливо, и он вновь показался себе жалким слюнтяем-неудачником с парой грошей в кармане… Отхлебнул пива, будто воды – таким оно было безвкусным. Но пожар внутри разрастался, пламя текло по венам – тут хоть упейся, не затушить.

Он прижался лбом к запотевшему стеклу бутылки. И ткнул пальцем в кнопку – как с обрыва шагнул.

Страх снова сжал горло. Что она подумает, когда увидит сообщение с незнакомого аккаунта – от человека с ником Бизон? Поймёт ли, кто это? Сможет ли вспомнить, как писала в той, брошенной среди объедков, записке: «Поднимешься – приезжай. Упадёшь – сдохни»?