- Понял, - прошептал я-пятилетний, но мать, кажется, не услышала. Рядом стояла воспитательница - тогда я практически не обращал на неё внимания, а сейчас рассмотрел: бледная, косметика смазана, лицо всё ещё перепуганное. Да и сама не слишком чистая - тоже лазила в подвал. Разумеется, сделав потрясающее открытие, я незамедлительно поделился им с друзьями. О, у меня в детском саду были друзья - несколько парней и даже одна девочка, “самая нормальная” на мою тогдашнюю оценку. Разумеется, какой нормальный пятилетний ребёнок устоит против исследования Всегда Закрытого Темного Подвала, Куда Нельзя Заходить? Мне вот тоже было любопытно, но не так с‍и​льно: ​основной ​​кайф был найти лазейку, а вот пользоваться? Да ну‍, ещё заругают. И мама волноваться будет.

Отсутствие детей заметили не сразу. И не сразу связали с приоткрытой дверью в подвал, рядом с которой валялся замок: коробку-аммортизатор я дисциплинированно оттащил назад. Потому что мусорить плохо. Я вообще был на диво послушным и “правильным” ребёнком, оказывается. Ну а нахождение дыр в заборах и прочих интересных вещей вроде места для подкопа - это же не запрещённое действие, если возможностями не пользоваться. Зато можно похвастаться: я крутой! Нет, мне потом каждый раз попадало - в пять лет с конспирологией плохо, и нарушители обычно прекрасно помнили, кто им раскрыл глаза на возможность ещё одной очень весёлой шалости. Меня ругали - не особо сильно, я же как бы был не виноват в основном “преступлении”. И мать обычно становилась на мою сторону - нечего наговаривать на ребёнка, он-то никуда не влез. Я честно обещал “больше так не делать” - и не делал. Не повторялся, в смысле. Но в этот раз, похоже, перешёл некую черту.

Не знаю, что там произошло, в подвале, но, видимо, действительно что-то серьёзное, возможно опасное. Может, он был каким-то особо большим и соединялся через тепловой коллектор с соседними - я читал, так иногда делали. Или кого-то из отважных покорителей подземелий укусила крыса. Или ещё чего нехорошего произошло - в темноте и взрослый человек рискует на ровном месте упасть и расшибиться. Собственно, это был мой последний день в этом детском саду: родители поспешно увезли меня на дачу, а там я наткнулся на зеркало-ар‍т​ефакт.​ И всеми ​​силами попытался забыть жутчайший разнос, устроен‍ный родительницей - тем более, новых впечатлений хватало. И даже забыл - в том возрасте новые впечатления легко застилают старые. Не забыл только очередное данное обещание: не решать за других.

Родители по возвращении в Москву определили меня в “подготовительную дневную группу” - что-то вроде частного детсада для пяти-шестилеток, где “готовили к школе”. Реально, кстати, готовили - научили читать и немного считать. Вот научить лепить, рисовать и привить чувство ритма не смогли. Потом первый класс - и жизнь пошла по накатанной. По крайней мере, так казалось со стороны.

У меня больше не было друзей. Я искренне считал это собственным решением и не пытался ни с кем сблизиться. Зачем? Поговорить мне всегда хватало Ми, которая меня всегда понимала. Одноклассников можно было назвать приятелями разве что с огромным скрипом, хотя они, наверное, считали по-другому. Если бы не рефлекторный шарм суккуб, который я столь же рефлекторно переизлучал, быть мне отверженным и забитым “ботаном”, а так ко мне все хорошо относились, и ученики, и учителя. За других я больше никогда не решал - только за себя и за Ми, которая тоже почти-я. Необходимость в каких-то неформальных социальных связях кроме подруги-демонессы я осознал только в университете, в начале второго семестра. Но, как выяснилось, от полученного в детстве внушения так и не избавился.

Я открыл глаза и с удивлением провёл рукой по лбу, слегка дрожащей рукой стирая крупные капли пота. Вот это экскурс в глубины памяти, мать его. Или, скорее, мать мою. Удружила, мама, ничего не скажешь. И ведь от чистого сердца хотела, как лучше, а у меня комплекс на всю жизнь… И некого винить. Некого…

Я вдруг кристально ясно представил, что произошло в деревне юки-онн, когда туда вернулась на каникулы Куроцуки. Вот она “в древних традициях предков” заявляется к старейшинам или к своему наставнику - уж не знаю, как там принято у них, у шиноби. Ну а кто ещё додумается строить деревню “на самой границе вечных льдов”? Да и остальные занятия клана как бы намекают…

В общем, встаёт она такая на одно колено, упирается кулаком в пол и просит дальнейших распоряжений. Самая маленькая, самая хрупкая, самая лучшая, умная и прилежная ученица поколения. Которую, судя по всему, и отправили в школу к Кабуки для того, чтобы вытащить из смертельной лотереи для пушечного мяса - не верю я, что те, кто принимали решения, не знали, что делают. Это только в манге и романах ниндзя неубиваемые неуловимые тени, метающие ножи на километр на зависть снайперам с безумно дорогой сверхточной винтовкой. А попробуй выжить, расстреляв свою цель из “УЗИ” почти в упор, к чему Нанао в том числе явно готовили. Какое по счёту задание оказалось бы фактическим самоубийством во имя клана?

И вот выясняется, что Куро-тян намёк не поняла, и всё ещё горит желанием лечь на алтарь своего долга - наверное, тоже в детстве пообещала, прям как я. И когда её практически прямым текстом уже посылают “иди и живи, дура”… М-да. И объяснить некому. И хороший поступок от того, кто посылал на смерть ради наживы и готовил убийц, потому рискует пропасть втуне. А ещё…

Я потянулся разумом к Ми, и, не размениваясь на попытки что-то предварительно объяснить, вывалил всю мешанину эмоций, все воспоминания и мысли разом. Она поймёт. Не надо пытаться видеть в других только то, что укладывается в понятие “нормально”, потому что иначе “придётся решать за них”. Потому что всё равно придётся решать - ну или запереть себя в добровольной изоляции ото всех. Мы не будем пытаться помочь Куроцуки. Мы поможем. Так или иначе. Потому что она - хороший человек. Для нас.

16.

- Хорошо размялась! - громко сообщила Куроцуки подходящей к ней Мирен. - Пойдём, умоемся? Не хочу до коттеджа терпеть.

И, не дожидаясь ответа, двинулась к виднеющимся за ровным рядом деревьев хозяйственным постройкам стадиона. Ми ничего не оставалось, как двинуться следом.

- Тебе не показалось?.. - суккуба даже обернулась посмотреть, не было ли рядом кого, кому ещё могли предназначаться произнесённые “ненароком” слова.

- Ещё как. Вместо едва заметного молчаливого кивка аж три предложения, - я пр‍о​следил​ направле​​ние взгляда демонессы. - Ага.

Нанао для произнесен‍ия своей речи выбрала место не абы как, а чётко под осветительной мачтой. Той самой, на которой была закреплена площадка-зарядная станция квадрокоптера-“летающей камеры”, и висела ещё парочка обычных, постоянно закреплённых видеокамер наружного наблюдения. А возможно ещё и микрофоны - не зря же юки-онна так старалась?

Не сказать, чтобы камеры висели в академии на каждом столбе, но в целом всю учебную территорию они более-менее полно охватывали. Впрочем, на них практически не обращали внимания - висят себе и висят. Опять же, у меня в ВУЗе затемнённые полусферы торчали в потолке каждого коридора, а в фойе главного входа и в больших аудиториях и вовсе по три-четыре штуки. Студенческо-общажный телеграф в лице Алёны как-то принёс очередные “ценные сведения”, что де систему мониторинга установили не столько в рамках борьбы с возможным терроризмом, а против отдельных идиотов, обожающих рисовать и оставлять глубокомысленные изречения на стенах коридоров. Последней каплей стало, когда задержавшийся под вечер ректор вышел из своего кабинета и узрел написанное большими буквами толстым чёрным маркером поперёк светло-серого искусственного мрамора “сообщение” следующего содержания: