— Я может и сволочь, Рейчел, но не настолько, чтобы воспользоваться твоей слабостью этим вечером.

— Никакого использования, никакой слабости. Я в порядке, правда.

— Нет, это не так. Взгляни на себя. Взгляни на свое лицо, Рейчел. Если бы только ты видела то, что вижу я, то секс был бы последним, о чем бы ты подумала, — усмехнувшись и тихонько выругавшись, он обнимает меня, поворачивая меня так, чтобы я посмотрела на него. Наши носы соприкасаются, и я задыхаюсь от того, как близко находятся его губы.

— Сент, — шепчу я, ухватившись за его подбородок. — Прошу.

— Скажи, зачем ты сегодня пришла.

— Ты знаешь, зачем.

— Ради секса? — спрашивает он хрипло, поглаживая пальцем мою щеку.

Сглотнув, я прячу лицо у него на груди.

— Почему ты не сделал что-нибудь? — спрашиваю я, всхлипывая.

В его объятиях потрясающе хорошо.

— В этом городе ты подобен богу, — шепчу я. — Столько людей просыпаются однажды утром, чтобы узнать, что их жизни навсегда изменились, что отныне они будут жить, пытаясь заполнить эту пустоту... А в твоих руках такая власть — ты можешь что-то с этим сделать. Рассказать об этом. Привлечь к этому внимание общественности.

Сент молчит. Затем берет меня за руку.

— Иди сюда.

Мы проходим по коридору мимо множества дверей, после чего заходим в огромную современную спальню, отделанную в основном темным деревом и светлой тканью.

— Устраивайся поудобнее.

Он протягивает мне мужскую рубашку из шкафа и исчезает в ванной размером с целый спа-салон, захлопнув за собой большущую раздвижную дверь цвета красного дерева. Сердце сжимается, пока я держу в руках рубашку, импульсивно поднося ее к носу и вдыхая его запах. Я слышу звук воды в душе, хотелось бы мне быть смелее, чтобы раздеться догола и пойти туда, к нему.

Вместо этого, насладившись ароматом его рубашки, я снимаю платье, на минуту задумавшись, стоит ли мне снимать белье. Я решаю его оставить, чему несказанно рада уже секунду спустя, потому что ничто не могло меня подготовить к ощущению его рубашки на моем теле, от интимности которого замирает сердце и становятся мокрыми трусики.

Я ощущаю странное возбуждение. Я и понятия не имела, как сильно соскучилась за чертовой рубашкой. Часть меня все еще надеется, что я смогу его переубедить, я пытаюсь руками пригладить волосы, стереть слезы и принять красивую позу в кровати Сента. У него огромный матрас, чувство, будто лежишь на облаке в раю.

Когда Малкольм выходит из душа, все внутри у меня сжимается от жара и желания. Он в брюках, но голый по пояс, волосы влажные, а ноги босые. Он опускается и ложится на кровати рядом со мной. Я прижимаюсь к нему ближе. Аромат его мыла накрывает меня, когда он обнимает меня, чтобы притянуть еще ближе. У его кожи особый аромат, на который я уже подсела, поэтому прижимаюсь носом к его телу. Мне внезапно хочется, чтобы он жадно глотал воздух и стонал, хочется почувствовать его большое тело на себе, почувствовать, как он движется.

Мы в постели.

Боже, словно мечта стала явью. Все эти сны.

Я откидываюсь назад на подушку.

Сент молчаливо рассматривает меня, слегка ухмыляясь.

— Ливингстон, если бы ты могла читать мои мысли, тебе бы стало очень неловко рядом со мной.

Нет. Он не может знать, чего хочу я. Какой безумной я себя чувствую. Как сильно я хочу его. Как не могу перестать думать о нем. Но проницательность его взгляда завораживает меня, а воздух потрескивает от желания, так сложно просто лежать здесь и ничего не делать, кроме как смотреть на него, желать его, сходить по нему с ума. Он не подвигается ближе, но и не отодвигается, удерживая меня в лучших объятиях, которые были в моей жизни. Его губы здесь, так близко, в каких-то пяти сантиметрах от моего рта, и он изучает меня с выражением крайней решительности на лице.

— Итак, расскажи мне об этих твоих планах, — говорит Сент, и, хотя его голос низкий от возбуждения, я могу слышать искренность в его словах.

— Нам не обязательно разговаривать, мы можем заняться чем-то другим, — шепчу я. Но когда он лишь печально улыбается, я вздыхаю и уютно пристраиваюсь у него на груди. — Я никогда в жизни не чувствовала себя в безопасности. Но ты не боишься перемен, ты всегда в движении...

Тишина.

— Почему? — спрашиваю я задумчиво. — Почему ты всегда к чему-то стремишься?

Он смеется.

— Не знаю. Потому что хочу. Я хочу всего. — И женщин?

Сент не уклоняется от вопроса, отвечая нежным прикосновением губ к моему виску, отчего я таю.

— Иногда женщин.

Ревность пробирается внутрь меня, но я стараюсь не позволить ей там поселиться.

— Малкольм, ты всегда окружен столькими людьми. Я удивлена, что застала тебя одного этим вечером.

Он медлит. Вновь губами касается моего виска. Он сдвигается, так что теперь я почти распласталась верхом на нем, голой ногой обхватывая его, он все еще в брюках, и я ощущаю его ладонь на своей спине, на его же рубашке.

— Похоже, что компания, которая меня окружает, больше не приносит мне удовольствия, — шепчет он мне на ухо.

Если Сент продолжит купать меня в таком тепле, не уверена, что к утру я не растаю окончательно. Проводя губами по его маленькому коричневому соску, я шепчу:

— Зачем ты окружаешь себя всеми этими людьми?

— Из-за менингита. Помнишь, я говорил, что мой отец не мог смириться с тем, что я заболел? В пять лет я был ребенком, лежащим в больнице с менингитом. Моя мать заходила ко мне на час каждый день перед уроками тенниса. Дни тянулись так медленно. Так чертовски медленно, что я смотрел на часы, как проходила минута за минутой. Я ждал, когда закончится жидкость в моей капельнице, чтобы кто-нибудь зашел ее сменить.

Ему было одиноко. В частной палате. Одинокий. Изолированный.

Я смотрю на него, Сент большой и властный. Но все равно остается ощущение, что он одинок, несмотря на все окружение.

Зажмурившись, я лижу сосок на его груди, целую, посасываю, а когда чувствую, как он напрягается и поднимает руку к моим волосам, чтобы остановить меня, я отстраняюсь и смотрю на него, чувствуя жар внутри.

— В рамках нашей кампании «Конец насилию» я иногда навещаю членов семей жертв, некоторые из них так одиноки. Люди не понимают, что, даже если у них нет денег на пожертвования, многим из нас просто нужна компания.

Он все еще печально улыбается, но нет ничего печального в диком возбуждении, которое я вижу на его лице, пока он смотрит на меня.

— Иди сюда, Рейчел, — он прижимает меня к своей груди, нежно проводя рукой вниз по моим волосам и шепча рядом с моим виском: — Мне очень жаль твою соседку.

Мои мысли затуманены его близостью, уникальным мужским запахом и ароматом мыла, шампуня, одеколона и крема после бритья. Это настолько мощная комбинация, настоящий афродизиак для моих чувств. Я закрываю глаза и легонько провожу пальцами по его груди. Я не пытаюсь его окрутить, просто не могу перестать касаться его кожи и мускулов; я не могу унять учащенное сердцебиение, и ослабить узел, сжавшийся у меня внутри от его слов.

Хочу. 

Я хочу провести пальцами по щетине у него на подбородке. Я хочу прижаться губами к ямочке на его верхней губе и полному изгибу на нижней. Я хочу, хочу, хочу.

«Хочу» — такое короткое слово, а несет в себе такой безграничный смысл.

Сент — словно импульс. Движение. Он человек, который всегда движется вперед, влекомый желанием большего.

Он не успокоится, пока не завладеет всем миром, а я лишь хочу найти в нем свое место.

Я не могла бы ошибиться сильнее.

Он плейбой. Ни одной женщине не подвластно унять его жажду большего.

Любовь для романтиков, а я журналист.

И все же, впервые в жизни я лежу в постели мужчины и не могу перестать хотеть... хотя бы на одну ночь быть кем-то другим.