Штурман решил усугубить низведение гордости американской армии.
– Hey, fellows, are you the faggots? Solve our dispute, please… [Эй, ребята, а вы не педики? Разрешите наш спор, пожалуйста – англ.] Пехотинцы задохнулись от ярости.
– Развлекаемся? – на мостик вошел капитан в сопровождении двоих американцев.
– Так скучно же молча стоять, – нашелся вахтенный. – Эти по-русски ни бум-бум, вот и приходится друг с дружкой базарить.
– Машина остановлена?
– Да, – посерьезнел штурман.
– Малый назад.
– Есть малый назад, – штурман передвинул рукоять управления на себя.
– Что происходит, Андрей Кузьмич?
– Подозрения на транспортировку иракской нефти. Утром будут брать пробы из танков.
– А чего не сейчас?
– Спроси чего полегче…
Американцы стояли спокойно и в разговор не вмешивались.
Напряжение постепенно спадало.
Русский капитан прекрасно говорил по-английски и только пожал плечами на приказ капитана морской пехоты США остановить судно для проверки. Надо так надо. Американский флот наглухо запирал Персидский залив и высаживал досмотровые группы на каждое пятое судно.
В случае с «Волго-нефтью» это был, конечно же, идиотизм. Местоположение танкера, оборудованного новейшей английской навигационной спутниковой системой, можно было определить с точностью до четверти мили и заранее получить информацию, что он ни в какой иракский порт не заходил. И даже не приближался к иракским территориальным водам. Но американцам было мало просто блокады, им требовались еще ежедневные, вернее – еженощные, демонстрации собственного превосходства. Что обходилось казне Соединенных Штатов в круглую сумму, регулярно выплачиваемую за задержки рейсов наливных судов.
Но престиж дороже.
– Сообщите пилотам, чтобы отвели вертолеты подальше, – капитан повернулся к старшему у американцев. – Инерция у нас большая, корпус может повести в сторону, а ваши машины висят почти вплотную к бортам.
– Roger [Понял – англ., армейский сленг], – кивнул пехотинец. – Надеюсь, осложнений не будет?
– Мне кажется, что оружие у вас, а не у меня, – проворчал капитан, не испытывающий никакого пиетета перед «морскими котиками». – И скажите вашим людям, чтобы к экипажу по пустякам не лезли. Во избежание недоразумений. Иначе я буду вынужден подать докладную записку вашему начальству.
Бюрократия в США развита еще больше, чем в России, и капитан танкера знал, что говорит. Командиру группы спецназовцев будет довольно тяжело оправдаться, если окажется, что он или его люди применили неоправданную силу к гражданскому экипажу. Особенно неприятно будет в том случае, если история попадет в газеты. А судя по злому лицу русского моряка, он свое обещание сдержит. В случае конфликта будут и официальное письмо, и интервью, и ноты протеста, и обращение в международный суд.
– Мы же не пираты, – американец попытался разрядить обстановку. – С вашим экипажем будут обращаться достойно и никак не ограничивать его свободу. Единственное, что я обязан сделать, так это запереть радиорубку.
– Когда у меня будет возможность связаться с российским посольством?
– Мы направим вашему послу извещение сегодня же утром, – пехотинец посмотрел на здоровенный хронометр, – через два с половиной часа. Сразу после забора проб мы разблокируем связь.
– Хорошо, – криво усмехнулся капитан. И мысленно задал себе вопрос: как эксперты определят точное происхождение «черного золота», если и Иран, откуда шел танкер, и Ирак качают ее из одного и того же нефтеносного пласта? Бессмыслица получается…
***
– Михаил Сергеевич, это не ответ! – Президент Беларуси положил тяжелые ладони на две стопки документов. – Что значит: трудно уследить? Таможенный союз с Россией – это вам не скобяная лавочка! Кто конкретно проворонил эти эшелоны с металлом?
– Александр Григорьевич! – взмолился премьер-министр. – По документам-то все в порядке. Платежи в бюджет прошли, у меня и сомнений-то не было…
Глава Государства насупился.
– Хорошо. Допустим… Но шесть тысяч тонн меди и никеля! Три состава!
– Я думал, они идут на МАЗ…
– А зачем МАЗу столько цветного металла, вы не подумали?
Снегирь опустил голову.
В прекрасно налаженную схему контрабанды «лома» из России в страны Балтии вмешался его величество случай. На железнодорожном узле сцепщики перепутали номера вагонов и по ошибке оставили два контейнера с медью на разгрузочной платформе, где ими заинтересовалась транспортная милиция.
Подняли документы, обнаружили, что металл, заявленный для нужд республики, пошел транзитом, и возбудили уголовное дело.
К расследованию подключился КГБ, ибо речь шла о контрабанде в особо крупных размерах. И о случившемся доложили Батьке.
Премьер-министр, замглавы администрации и пресс-секретарь Президента, курировавшие этот нелегальный канал вывоза цветного металла, потеряли хороший источник дохода. На их счастье, все бизнесмены-фигуранты проживали в других государствах и доказать причастность чиновников к афере было практически невозможно.
Литовцы просто не станут разговаривать с «подручными нелегитимного диктатора», с российской стороны тоже все достаточно прикрыто, ибо одним из контрагентов Снегиря выступал начальник хозяйственного управления Генеральной прокуратуры Харпсихоров.
– Не опускайте глаза! – разозлился Батька. – Почему вы ведете себя как нашкодивший первоклашка? Я что, из вас ответы клещами должен вытаскивать?
– Я думаю, что можно предпринять, – нашелся премьер.
– Раньше надо было думать. Теперь вот еще что: почему половина таможенных платежей проходит через «Парекс-банк»?
– Он уполномочен на обмен валюты Эстонии, Литвы и Латвии.
– Вам известно, что запрещено проводить бюджетные средства через иностранные банки?
– Известно…
– А раз известно, то какого черта это происходит? – Лукашенко был в ярости.
***
– У нас с ними договор с девяносто третьего года. Истекает только в январе двухтысячного. В случае разрыва соглашения по нашей инициативе мы обязаны выплатить огромную неустойку, почти двенадцать миллионов долларов, – Снегирь стер со щеки выступивший от страха пот. – Я не могу взять на себя такую ответственность. Вы же сами, Александр Григорьевич, с меня за это спросите.
Батька немного успокоился и задумчиво побарабанил пальцами по столу. Наследие вороватого Шушкевича имело обыкновение всплывать в самое неподходящее время, как фекалии в засорившемся бассейне.
– А как вы объясните, Михаил Сергеевич, проект постановления правительства по продлению взаимоотношений с «Парекс-банком»?
– Нам же надо менять прибалтийскую валюту, – премьер был готов к такому повороту в разговоре. – Как вы могли отметить, там не проставлено пока никаких процентов. Это проект, и он будет еще дорабатываться. Времени навалом…
– А мы никак не можем отказаться от сотрудничества именно с этим банком?
Снегирь почувствовал, что Президенту что-то известно, и решил изобразить полнейшее непонимание проблемы. В конце концов, все неформальные связи премьера с руководством банка никак не были оформлены, и денежки за посредничество переводились на номерной счет главы правительства Беларуси в Австрию. Доказать причастность Снегиря к обкрутке бюджетных денег было невозможно.
– Можем. Только так или иначе уполномоченные банки выйдут на «Парекс». И мы вместо прямого канала обмена прибалтийской валюты создадим дополнительные звенья прохода денег. У «Парекса», по крайней мере, есть лицензия…
– Если мне не изменяет память, лицензию им продлевала Винникова?
– Она же тогда была председателем Центробанка, – Снегирь развел руками и мысленно улыбнулся.
Батька со всего маху сел в лужу. Назначение столь высоких персон, как Винникова, было исключительно в его компетенции. И предъявлять претензии он мог только самому себе. К тому же Винникова сбежала из-под домашнего ареста не без участия офицеров КГБ, также подчинявшихся не премьеру, а лично Президенту. В вопросе с проворовавшейся председательницей белорусского Центрального Банка Снегирь был чист, как первый снег.
