Соседями Щекотихина и Швецовой по купе оказались двое молодых людей. Один – невысокий и худощавый, второй – гора мышц с лицом, будто бы побывавшим в бетономешалке.

Швецовой от одного взгляда на верзилу захотелось выйти из вагона.

– Денис, – представился невысокий, – Рыбаков.

– Миша, – буркнул озабоченный чем-то громила, – Ортопед… [Денис Рыбаков и Михаил Грызлов по кличке «Ортопед» – персонажи криминального романа Д.Черкасова «Шансон для братвы», вышедшего в серии «Криминальных дел мастер»] И тут же получил тычок локтем в бок от приятеля.

– Юрий Васильевич… – Щекотихин с интересом посмотрел на совершенно не похожего на врача бритоголового субъекта.

– Лилия Борисовна… – на самом деле отчество Швецовой звучало как «Боруховна», но она старалась сие не афишировать, заранее предполагая в любом собеседнике ярого антисемита.

– А я вас знаю! – обрадовался невысокий Денис. – По телевизору сколько раз видел!

– Да, нас часто показывают, – высокомерно ответила Швецова…

В дороге разговоры завязываются сами собой.

Все началось с того, что Щекотихин попытался узнать политическую ориентацию попутчиков и с удовлетворением услышал, что те стоят на жестких, крайне правых рыночных позициях. Особенно громила-доктор. Сути работы Михаила Юрик не уловил, но депутату подробности были ни к чему. Достаточно того, что Миша – большой либерал.

Швецовой болтовня Щекотихина с Денисом и Мишей была неинтересна, и она углубилась в роман Барбары Картленд.

Поговорили о политической импотенции Президента, тупости и продажности чиновников, вопиющем беззаконии, творящемся в МВД и прокуратуре. Как-то сама собой беседа перешла на тему холокоста. И тут оказалось, что мнение Дениса разительно отличается от общепринятого.

– Все это ерунда, – жестко заявил Рыбаков. – Холокост в настоящее время – огромное коммерческое предприятие, имеющее совершенно конкретные цели по извлечению прибылей. Путем фальсификации данных времен Второй мировой войны и выбивания репараций.

– Вы сомневаетесь в п-преступлениях Гитлера? – вскинулся зайка-Щекотихин.

– Не подменяйте понятия. Гитлер – тема отдельного разговора. Сейчас речь не об этом. Мы говорим о холокосте как о явлении.

– Но были же концлагеря и г-газовые камеры!

– Концлагеря были, газовые камеры – нет.

– Как это нет? – язвительно спросил депутат.

– А так. Экспериментальные данные не подтверждают наличия каких бы то ни было газовых камер или аналогичных помещений на территории концлагерей.

– Вы, молодой ч-человек, идете против свидетельств миллионов очевидцев! – с пафосом заявил Щекотихин, многократно гревший руки на теме холокоста.

– Вы химию знаете?

– В пределах школьной п-программы, – честно признался Юрий.

– Этого достаточно. Слушайте внимательно. По так называемым «свидетельствам» фашисты использовали в стационарных газовых камерах синильную кислоту. Проще говоря – пары цианида. Так?

– Ну, допустим…

– Цианид действует на человеческий организм в течение минуты. Смерть гарантирована. Так?

– Естественно, – Щекотихин не мог понять, куда клонит его непочтительный собеседник.

– А если так, то как вы объясните многочисленные свидетельства «чудом выживших»? Причем не тех, кто в камеру по разным причинам не попал, а якобы не умерших вместе с остальными. Нет ответа? Идем дальше. Синильная кислота – штука крайне активная, ее следы остаются на поверхности любого вещества, кроме металлов платиновой группы, многие годы. Концлагеря были неоднократно обследованы группами химиков из разных стран. И вы знаете, что они обнаружили на стенах газовых камер?

– Что?

– Ничего. Ни единого признака цианида. Ни одной молекулы.

– Вероятно, фашисты использовали какое-то другое вещество, – нашелся депутат.

– Тогда что делать с материалами свидетелей, однозначно указывающих именно на синильную кислоту и приводящих в качестве доказательств копии документов из рейхсканцелярии? Я обращаю особое внимание на слово «копии». Подлинников пока никто не видел… И это еще не все. Входящие в состав исследовательских групп специалисты по строительству также дали негативное заключение по возможности использования помещений в качестве газовых камер. Они не только не приспособлены для распыления любого химического соединения, ибо просто негерметичны, но еще и слишком малы. Как показывают «очевидцы», в совершенно конкретную газовую камеру одновременно загоняли пятьсот человек. Смотрим на площадь этой самой камеры, – Рыбаков поднял указательный палец. – Семь на семь с потолком три метра. Итого – сорок девять квадратных метров. Если туда умудриться набить полтыщи заключенных, то не нужен никакой цианид. Людей просто спрессует до смерти.

– Вот в-видите! Вы сами и ответили!

– Это как? – не понял Денис.

– Нашли способ, которым г-гитлеровцы убивали евреев.

– Не получается, – Рыбаков мотнул головой. – Чисто физически пятьсот человек в подобную камеру не запихнуть. Их надо уминать бульдозером, дабы все влезли. Или класть штабелями, предварительно пропустив тела под гидравлическим прессом. Ни того, ни другого не происходило. Иначе мы бы знали…

– Ну, ошибки могут б-быть. Перепутали количество входивших в камеру заключенных. Вы не забывайте, что узники содержались в нечеловеческих условиях. Голод, пытки, массовые казни… Память может подвести.

– В ваших словах есть резон, – неожиданно легко согласился Денис, – однако это не объясняет противоречия между словами свидетелей и опытными данными. Молекулы синильной кислоты не могли подчиниться приказу какого-нибудь штурмбанфюрера и стройными рядами двинуться исключительно в легкие узников, не осаждаясь на стенах. Такого не бывает.

Щекотихин решил уйти от обсуждения скользкой темы практической химии.

– Но п-пытки ведь были!

– Как на любой войне, – вздохнул Рыбаков, – в любой стране мира.

– Но м-масштабы!

– Я не уверен, что они разительно отличаются от тех, что были в ГУЛАГе или имеют место в настоящее время в Чечне.

– Есть же д-документы!

– Какие? Опять свидетельства очевидцев? Знаю, читал… Меня особенно поразил один описанный способ. В Освенциме. Там заключенного привязывали к столбу и выпускали специально обученного сенбернара. Тот выгрызал несчастному половые органы, после чего уходил. Затем якобы появлялся медведь, который драл еще живого человека. А в финале кости казненного расклевывали ручные вороны. Вы себе этот бред можете представить? А ведь его тиражируют во многих книгах. И находится масса свидетелей этого, с позволения сказать, действа…

– Ужас… – Юрик притворно всхлипнул.

– Что ужас?

– Кошмарная с-смерть…

– Да бред это, а не ужас! – разозлился Денис. – Больное воображение плохого журналиста! Какие сенбернары? Зачем, если заключенного можно просто расстрелять? К тому же сенбернара крайне сложно натренировать так, чтобы он напал на человека. У них природой это не предусмотрено. Сенбернар – собака-спасатель, А медведи с воронами! Они что, были в чинах шарфюреров? Как вы представляете все вышеописанное в реальном исполнении?

– Мне достаточно того, что Гитлер уничтожил шесть м-миллионов евреев. Способы меня не интересуют, – Щекотихин откинулся спиной на перегородку купе.

– Ну-у, с количеством вы сильно ошиблись.

– А вы знаете, Денис, что в Европе за ваши слова в-вы давно бы уже сидели в тюрьме?

– Так то в Европе, – беспечно отреагировал Рыбаков. – У нас, слава Богу, до такого идиотизма еще не дошли.

– Есть такое понятие – политкорректность… – поучающим тоном заявил депутат.

– Ага! А вы знаете историю Симоны Вейль? [Реальное лицо и реальная история, как и все, о чем говорит Денис]

– Она, по-моему, б-была одно время председателем Европарламента…

– Верно. И одновременно с этим – покойницей.

– Как так?

– Элементарно, Ватсон. Мадам Вейль была занесена в списки зверски замученных в одном из фашистских концлагерей. Не помню в каком, но это и не принципиально. Ее семья на протяжении многих лет получала солидную компенсацию от немецкого правительства. За «убитую» родственницу. И заметьте, семья от денежек не отказывалась! А в это время несравненная Симона благополучно трудилась на ниве европейского парламентаризма. Когда эта история выплыла наружу, скандал быстро замяли. И знаете почему?