Павла Петровна весьма сердечно поздоровалась с Федором и предложила ему чашку чая, а затем сказала, что муж поручил ей поговорить с гостем. Она внимательно выслушала Лаврецкого и узнала о причине его визита.

- Я не столь суровая мать, какой считает меня Лиза, – заметила Павла Петровна, – и все еще помню себя в двадцать лет.

Поначалу Федор стушевался, но постепенно смущение и растерянность уступили место доверию. Павла Петровна говорила так естественно и искренне, что молодой человек прямиком угодил в уготованный ему капкан.

- Вы, должно быть, считали меня своим врагом, но это не так. Когда дочь открыла мне свое сердце, я повздорила с ее папá. К слову сказать, полковник – замечательный человек, самый лучший на земле, но, порою, бывает резким и суровым. Я пообещала Лизе поговорить с Вами. Как бы то ни было, я – ее мать.

- Сударыня, Вы не представляете, как лестно мне слушать Ваши слова… Я ошибался, осуждая Вас, и прошу простить меня.

- Я знаю, что Вы – достойный человек, Федор Михайлович, – Павла Петровна улыбнулась и продолжала говорить все тем же ровным голосом. – Полковник очень ценит Вас и уважает. Я, со своей стороны, хотела бы, чтобы Вы женились на Лизе, но… здесь есть одно “но”. Дело не в том, что Вы бедны, ведь, зачастую, деньги не означают честь…

Несчастный поручик никак не мог взять в толк, к чему она клонит, и Павла Петровна, уверенная в том, что подходящий момент настал, закончила свою мысль, изобразив смятение:

- Дело в том, что Лиза – бесприданница. Все это так болезненно и мучительно, поручик. Я уверена в Вашем благородстве и чести дворянина, и смею надеяться, что Вы никому не расскажете о нашем разговоре, даже моей дочери… Она еще ничего не знает… но мы совершенно разорены. Глядя на Лизу, можно подумать, что бедняжка презирает деньги, но это не так, просто она не понимает, как они нужны.

- Конечно, я небогат, но у меня есть кое-какие земли в Малороссии, и я сделаю все необходимое, чтобы сделать Лизу счастливой и избавить ее от бедности, – попытался защититься Федор.

- Не обещайте того, что не можете исполнить, – сказала Павла Петровна. – Возможно, Вы просто не понимаете, к какой жизни привыкла Лиза.

- Я сделаю даже невозможное, сударыня… Я так ее люблю!

- А что Вы называете невозможным?

- Я не отвечу Вам прямо сейчас, я не знаю… – смутившись, пробормотал Федор. – Все это так неожиданно… Но, поверьте, что я приложу все силы, чтобы выполнить свое обещание. Ради Лизы я пойду на любые жертвы.

- Это именно то, что я жду от Вас – жертвы. Благородной жертвы честного и порядочного человека. Оставьте Лизу, держитесь от нее, как можно дальше… постарайтесь убить в сердце дочери любовь, которую она тоже питает к Вам.

Федор с ужасом взирал на Павлу Петровну, которая все тем же бесцветным голосом и с той же непреклонностью продолжала говорить, с каждой секундой повергая молодого человека в еще большее смущение.

- От брака Лизы с каким-нибудь довольно состоятельным человеком целиком и полностью зависит наше спасение и честь ее папá, в том числе. Подобное замужество дочери решило бы наши проблемы. Вы – прекрасный, благородный, прямой и честный человек, поэтому я и говорю Вам это… я доверяю вам семейную тайну. Лиза не смогла бы жить, терзаясь угрызениями совести, что она является причиной смерти папá… Если сейчас она уступит слабости своего сердца, то впоследствии сама с ужасом отвергнет Вас. Уходите, умоляю Вас, но уходите, не повидавшись с ней и не поговорив. Подумайте хорошенько о том, что я Вам только что сказала, и дайте слово, что не подойдете к Лизе и не станете писать ей, по крайней мере, три дня.

- Сударыня… Вы просите у меня слишком многого!

- Если по истечении трех дней Ваша совесть не укажет Вам тот же путь, что и я, возвращайтесь в этот дом, и, клянусь Вам – ни я, ни мой муж не станем противиться вашей свадьбе. Если пожелаете, мы позволим Вам сделать Лизу несчастной… потому что в этом случае она на самом деле была бы бесконечно несчастна.

Долгое время Федор стоял, не шелохнувшись, с низко опущенной головой. Он отчаянно боролся с самим собой, а Павла Петровна смотрела на него страдальческим взглядом, патетически заламывая руки, но вот в глазах поручика внезапно вспыхнула искра недоверия.

- Почему я не должен говорить с Лизой? – спросил он.

- Почему? А разве так не будет лучше для вас обоих? Мы с мужем не хотим, чтобы она узнала о том, что честь семьи находится под угрозой. Лиза – наша дочь, мы любим ее, и, что бы ни случилось, речь идет только о том, чтобы избавить ее от боли и страданий.

- А нельзя ли мне поговорить с полковником?

- Я уже сказала, что говорю от его имени. Полковник очень уважает Вас, а споры с дочерью сильно его огорчают. В разорении нашей семьи он винит себя, и, как мне думается, этот разговор с Вами может пробудить в нем не самые лучшие мысли, поэтому я и согласилась побеседовать с Вами вместо него.

Федор лишь рассеянно кивнул головой.

- Я еще раз прошу Вас все хорошо обдумать. Возможно, Вы поймете, что Лиза не смогла бы простить человека, по вине которого ее отцу пришлось решиться на крайние меры. В Вашем случае наивысшее доказательство благородства и любви заключается в том, чтобы мы ничего более о Вас не знали… А теперь, с Вашего позволения, я Вас оставлю. Доброго дня, поручик.

Шатаясь как пьяный, обезумев от горя, Федор вышел из библиотеки, самозабвенно ища повсюду Лизу, но девушки нигде не было видно. Лаврецкий долго бродил по огромному парку, но когда Дмитрий и Лиза вернулись с прогулки, в нем уже никого не было.

Девушка опрометью бросилась в кабинет отца: ей хотелось побыстрее убедить его, что бедность не играет для нее никакой роли, и более того, она уверена, что Федор был счастлив узнать, что она – бесприданница. Полковник с недоумением посмотрел на дочь, когда Лиза спросила его о своем женихе.

- Папá, Федор приходил? – нетерпеливо спросила Лиза, и полковник посмотрел на дочь с недоумением. – Неужели он не пришел поговорить с Вами обо мне? – недоверчиво переспросила она, услышав ответ.

- Нет, доченька, не приходил, – печально потвердил Керлов, – вероятно, он забыл о встрече.

Иван Петрович не был столь наивным, чтобы не понимать, что происходило между поручиком Лаврецким и его дочерью, но не настаивал, чтобы Лиза открыла ему свой секрет. Он боялся, что молодой человек уже узнал о его разорении, и это отдалило его от Лизы, но ни за что на свете полковник не хотел бы сообщить дочери подобную новость. Еле сдерживая слезы, девушка выбежала из кабинета и заметила Карелина, стоящего на парадной лестнице у входа. Боль Лизы тут же смешалась с гневом, но впервые в жизни Керлов был не согласен с дочерью.

- Князь – очень достойный человек, Лиза… Я не понимаю, почему он так неприятен тебе.

- Он не только неприятен, он мне ненавистен. Я иду к себе.

- Мне нечего сказать. Сегодня моя голова занята другими вещами, и у твоей маман тоже.

- У маман? – ошеломленно спросила Лиза. – Разве она здесь?

- Она опоздала на Петербургский поезд, и ей пришлось вернуться. Борис передал мне, что у нее разыгралась мигрень, так что попозже я загляну к ней.

Лиза ушла к себе, а Карелин был представлен Дмитрию. Керлов встретил князя со своей обычной приветливостью и поблагодарил гостя за оказанную честь.

Мужчины расселись по местам, и Карелин, не любивший терять время зря, заговорил о своем намерении купить часть керловских земель. Полковник отвечал ему с искренностью, продиктованной отчаянием. Он не скрывал, что разорен, что земли были заложены, а у него не было средств выкупить их обратно. Керлов был глубоко симпатичен Карелину, но у того было слишком мало времени, чтобы оценить полковника по достоинству. Не афишируя свое превосходство, Карелин сказал:

- Я заключу с Вами любую сделку, полковник. Меня интересуют земли у реки.

- Послезавтра придет мой нотариус, господин Карелин… Он сможет дать Вам все необходимые разъяснения.