— Не обращай на него внимание, — сказала она внятно. Впервые она не бормотала, а я поглаживал ее по волосам и успокаивал. — Мне жаль. — Она сжала маленький кулачок рядом со мной и моей рубашкой, казалось, что она просто начинала плакать. Ад замерз бы прежде, чем ее слезы перестали бы меня убивать.

— Блу. — Я погладил ее по голове и вытер мокрые глаза, в то время как она издала хныкающий звук, который вызвал жгучую боль у меня в груди. — Харпер, детка, проснись.

Она зарылась лицом в мою грудь, так что я больше не мог ее видеть, но мог сказать, что она просыпалась. Она отстранилась, чтобы сесть, и я сделал так же, поглаживая ее влажную щеку, пока она вытирала вторую. Блу не была удивлена, она выглядела смущенной. Я конечно не самый умный, но ее реакция указывала мне, что чаще всего происходило так, а не иначе.

— Это один и тот же ночной кошмар, или каждый раз другой? — спросил я, и снова она не выглядела удивленной.

— Я снова разговаривала во сне, да?

Кивая, я потянулся к ней, но она покачала головой, а я почувствовал неловкость от того, что хотел ей помочь, но не мог. Я не выносил этого чувства, ненавидел его чертовски сильно. Я презирал свою неспособность помочь маме, и это же чувство было ненавистно мне сейчас.

— Что я сказала? — спросила она, не глядя на меня, а я осознал, что ненавидел ее неприязнь даже больше, чем свою беспомощность.

— Не делай так, ладно? Если ты хочешь поговорить со мной, спросить меня о чем-то, то не прячься от меня. В этом нет ничего такого, из-за чего стоит смущаться или расстраиваться. У тебя был ночной кошмар и ты плакала. Я делал так много раз. Рыдал, как чертов младенец, правда. Так что нет ничего плохого в том, что ты плачешь из-за ночного кошмара про Бена. Мне нравится то, как ты защищаешь его и как заботишься о нем. Я все не возьму в толк, что происходит с вашим отцом. Вы, ребята, нуждаетесь в нем. Так что для тебя естественно хотеть компенсировать недостаток родительской заботы от него.

— Это все, что я сказала? — Она хмурилась, что раздражало меня, но также и давало понять, что она окольными путями пыталась выяснить, не выдала ли мне свою большую страшную тайну. Я скатился с другой стороны кровати, подошел к стерео и ударил по кнопке питания, погрузив нас в тишину. Единственным звуком в комнате стало наше напряженное дыхание.

— Проклятье, Харпер. Я не тот, кто скрывает что-то. Если я говорю, что это касалось Бенни, значит, так и есть. И ничего больше. Никаких скрытых замыслов.

Она поднялась, ее лицо исказила гримаса, когда она взглянула на меня. Казалось, она собиралась что-то сказать, но затем промолчала. Ее рот открылся, но потом снова захлопнулся.

— К черту все, Блу. Просто скажи это.

Вместо этого она направилась к двери, открыла ее и вышла, оставляя меня в своей темной бесшумной комнате. Я сделал прерывистый вдох и вышел из ее комнаты, спустился вниз по коридору и нашел ее у входной двери ее же дома, которую она держала открытой. И снова она не смотрела на меня, а я был слишком рассержен и слишком уставшим, чтобы взывать к ее разуму именно в тот момент. Если бы мы продолжили, то могли сказать то, о чем бы сожалели, а мне бы очень не хотелось ее потерять. Поэтому я остановился у двери, приподнял ее подбородок так, чтобы она посмотрела на меня. В ее взгляде больше не было гнева, но были смирение и печаль, а я так сильно хотел ее поцеловать. Но, тем не менее, не сделал этого.

— Мы можем поговорить. Все, что тебе нужно сделать, просто сказать это. Все, что нужно: просто закрыть дверь и довериться мне, — сказал я нежно, надеясь, что она так и сделает. Она стала покусывать свою губу, не отрывая от меня своего взгляда, так что у меня даже появилась надежда. Но вместо того, чтобы нарушить свое молчание, она посмотрела в темное небо, а я двинулся к своему грузовику.

Я бы боролся за нее, я бы сражался со всем миром ради нее. Так или иначе, несмотря на все трудности моей жизни, я серьезно влюбился в нее, но не мог бороться с ней. Все это совершенно другое и полностью вышло из-под контроля. Я нутром чувствовал, что хотел удержать ее и как слабак умолять не бросать меня, но вместо этого оставался сильным, добрался до своего грузовика и направился домой.

Глава 7

:

Ни

единого слова

«Был бы я похожим на тебя, тогда б отверг я сам себя».

Уильям Шекспир

Харпер

Какого черта со мной было не так? Из моей груди, самых ее глубин, вырвался крик. Я скомкала простыни, пытаясь сдержать новое всхлипывание, которое так просто не прекратилось бы. Никогда не плакала. То есть у меня никогда не было такой необходимости, но сейчас слезы навернулись так легко, что я не в силах их контролировать. А вчера со мной что-то произошло. Пребывание вместе с Воном щелкнуло во мне включатель, который не было возможности отключить, тогда как все, что мне было нужно, это только гребаная пауза.

И плакала я не от того, что моя мама не имела ни малейшего понятия о том, что я была жива или что вообще родилась, что могло бы стать причиной слезам. Я плакала не от того, что мой отец закрылся от всего и всех, кто мог бы его покинуть. Я плакала не потому, что оставляю испуганного маленького мальчика, который не мог сам о себе позаботиться, несмотря на все то, что успела предпринять, дабы помочь ему. Хотя должна была бы, но всё же плакала не из-за специалистов, которые считали, что я не доживу до своего восемнадцатого дня рождения.

Причина соленой влаги, выходившей из моего тела и стекавшей по моему лицу и щекам, как вода от ураганного ливня, заключалась лишь в том, что я только что прогнала прочь то единственно хорошее, что вообще было в моей жизни. Я выгнала Вона прочь, будто выбросила мусор. Я сделала ему больно, но у меня был шанс не поступать так. Ага! У меня было много возможностей не поступать так до этого момента, и все же я сделала это, потому что была эгоистичной коровой.

Теперь я расплачивалась, что было чертовски больно. Болело так сильно, что я начинала чувствовать дурноту. Если и после лечения я бы чувствовала себя так же, не уверена, что в конечном итоге хотела бы довести дело до конца, потому что, опять же, я была эгоистичной коровой.

Я мучила саму себя и плакала, пока горло не начало жечь от переутомления и, наконец, провалилась в сон, где реальность расплывчата, а мои страхи под контролем. В конечном счете меня снова выбросило бы в мир правды, где я бы снова столкнулась с тем, что натворила при свете дня, от которого не могла скрыться. Мои глаза были настолько воспалены, что не было возможности открыть их. Ко мне пришло осознание того, что как только этот отвратительный солнечный свет достигнет зрачков, то они будут окончательно уничтожены, поэтому я положила подушку на голову и осталась в таком положении. Но, так как я находилась в глубине своей никчемности, мой разум предавал меня и начинал заново проигрывать день, проведенный с Воном. Когда же я попыталась выкинуть это из головы, в моем горле встал ком, боль от которого напоминала режущие лезвия. Прежде чем чертовы слезы полились снова, я отбросила подушку на пол и села, жмуря глаза в попытке избавиться от вспышек головокружения.

На часах было три минуты седьмого, и в моей комнате уже стояла невыносимая жара. Я выбралась из кровати, чтобы открыть окно и поймать утренний ветерок и тут же замерла как вкопанная, уставившись на записку, приклеенную к наружной раме окна.

Мое сердце билось очень медленно, а в горле образовалось острое чувство жжения, как только я заставила себя двигаться и прочесть слова.

« Никто не может изменить человека, но человек может стать причиной чьих-то изменений . Губка Боб Квадратные Штаны , м не очень жаль. Я буду у тебя в семь, чтобы забрать тебя. Будь готова или ты " Губка Боб "» .