— Они и были счастливы. Мы все были. — Я ничего не сказала о сейчас, потому что он и так знал. Он мог почувствовать все из моих слов.
Он поставил рамку и взял мою книгу. Я почти смутилась, когда его бровь поползла вверх и он посмотрел на меня.
— «Дневники вампира»? В самом деле? — От его тона я рассмеялась.
— Не критикуй. Это священная книга для меня, — сказала я, поднимаясь с кровати, и протянула ему его содовую, одновременно выхватив у него книгу. — Мне нравится, что кино и книги так отличаются. Братья Сальваторе — мои мужья, и они надерут тебе задницу, если ты не будешь мил со мной.
— Не могу поверить, что ревную к персонажам из телевизора.
— Ладно, тогда ты определенно придешь в ярость, когда увидишь, как я пускаю слюни на Дина Винчестера. Боже. Мой. Этот парень так сложён. Возможно, я даже помечтаю о нем сегодня вечером.
Вон прикрыл глаза, оставив кончик языка в уголке губ достаточно заметно, чтобы я могла его видеть. Он поставил свой напиток на прикроватную тумбочку, и у меня бешено заколотилось сердце. Взяв у меня стакан с содовой, он поставил его рядом со своим. В тот момент я, как перепуганный от ярких фар олень, замерла и сильно растерялась от резких изменений в поведении Вона. Это было опасно, соблазнительно, и мне нравилось, как на меня все это действовало. Я почувствовала возбуждение, хорошо осознавая отсутствие пространства между нами.
Прошлой ночью мы спали в объятиях друг друга. Это было интимно, приятно и невинно. Однако теперь все стало очень напряженным и очень... он сделал шаг ближе ко мне, и я едва не упала на кровать. Что было очень плохой идеей, но, к счастью, он поймал меня. Его руки на моих плечах были горячее любого лета.
— Дыши, — прошептал он. Я даже не осознавала, что задержала дыхание, пока не сделала вдох, наполняя легкие воздухом. — Блу, я могу пройти через все это, оставаясь твоим другом. Я могу позволить тебе называть тех братьев своими выдуманными мужьями. А вот с чем, я думаю, не в силах справиться, так это то, что твои мечты будут посвящены другому парню. Я хочу быть этим парнем. Это наименьшее, чего бы мне хотелось, если я не могу надеяться на что-то другое.
Я пыталась сосредоточиться на дыхании, но когда он говорил так интимно, по-настоящему и откровенно, как сейчас, все мое тело так сильно желало погибнуть там, под ним, как никогда раньше. Никогда прежде я не чувствовала подобного, но с ним было именно так, и это беспокоило.
— Дыши.
— Я так и делаю, — прошептала я на выдохе.
— Я в растерянности, Харпер. Я знаю, чего хочу, чего желаешь ты. Я знаю, чего мы оба заслуживаем в этом проклятом существовании, в котором живем так давно. Ты спасла меня, Блу, и если ты позволишь, то и я спасу тебя.
Я хотела, чтобы он это сделал. Я так сильно этого хотела, что практически кричала об этом. И тогда я приподнялась на цыпочки и поцелуем стерла остатки той черты, которую проводила между нами, чтобы положить конец всем дальнейшим поцелуям.
Тогда я запустила пальцы в его волосы, а он — в мои. Он обвел языком контур моих губ, и мне не оставалось ничего больше, как позволить ему проникнуть внутрь, что, черт побери, заставило меня пылать в огне. Я целовалась раньше, но никогда раньше не испытывала подобных чувств. Вон то и дело разрушал мои «никогда», и с такой скоростью, что я бы не упустила ни одного из них прежде, чем умру.
Именно эта мысль стала тем самым ушатом холодной воды, в котором я нуждалась и в тоже время ненавидела, потому что хотела продолжать целовать этого парня, пока бы я не надоела ему. Но я умирала. Пока я целовала его — я умирала. Пока я думала о смерти — я умирала, и это не было просто страхом за парня, который уже пережил такого рода утрату. Я отстранилась от его губ и села на краю кровати, прикрывая свой рот рукой.
— Блу, не делай этого. — Он встал на колени передо мной, положил свои руки мне на бедра и посмотрел на меня своими печальными карими глазами. Я покачала головой. Я не хотела его видеть. — Не отнимай у нас этого. Что бы это ни было, о чем ты не готова мне рассказать, мы справимся с этим со временем. Просто позволь нам провести сегодняшнюю ночь и принимать каждый последующий день по мере его наступления.
Но у нас не было такой роскоши как время. У нас было лишь тиканье часов и неоспоримая потребность друг в друге, что было так непостижимо и так несправедливо. Я закрыла глаза, неспособная больше смотреть на него. Это было слишком больно и я почувствовала, что дрожу.
— Харпер, я по жизни нес такой тяжкий груз, мне это нужно. Я обещаю, что если наступит такой момент, когда ты почувствуешь, что мы не готовы это сделать, то я отступлю. Без боя, без мольбы. Я уступлю тебе, если захочешь, но прямо сейчас, подари нам сегодняшнюю ночь, чтобы у нас осталась одна ночь, один день, один час, одна минута... каждая секунда.
Я бы хотела быть сильнее. Достаточно сильной, чтобы удержать эту надежду и быть с Воном. Я ощущала, как это чувство росло внутри меня. Я надеялась, что с нами все будет хорошо, что я выживу, и мы сможем сделать это вместе, и в секунду этой веры, облегчающей мои страдания, я сказала то, что он хотел услышать:
— Хорошо.
— Хорошо? — Он крепче сжал в объятиях, и я услышала бурную радость в его голосе, и от понимания того, что я могла оказывать такое влияние на определенного человека, мне буквально до смерти стало страшно. — Открой глаза, Блу. Я хочу видеть, что ты уверена.
Я открыла глаза и поразилась тому, что будучи глубоко погруженной в свои мрачные мысли, я все же была уверена, что меня будет терзать постоянное чувство вины за ту боль и предательство, которые он испытает, когда мне придется все ему рассказать. Тем не менее, видя его надежду и сияющую улыбку, я знала, что он простит меня.
— Я уверена. — Он вскочил на мою кровать, и мне было плевать, что он бы испачкал ее. Он притянул меня к себе так, что моя голова оказалась у него на груди, и с каждым быстрым ударом его умиротворенного сердца я обещала самой себе, что расскажу ему. После завтрашней прогулки на пруду я ему расскажу.
Вон
Долгое время я переживал тяжелый период своей жизни и впервые почувствовал облегчение. Как только она меня поцеловала, я почувствовал свет и сейчас наслаждался теплом, исходящим от него.
Возможно, я никогда не узнаю, почему Харпер Кеннеди оказывала такое влияние на меня, да и мне было все равно. Единственное, что я знал, так это то, что я не хотел возвращаться к прежней жизни. Всего лишь за какие-то двадцать четыре часа моя жизнь изменилась навсегда из-за одной девушки.
Я поглаживал рукой ее длинные прекрасные волосы и вдыхал запах медового шампуня. Я знал, что мое сердце исполняло трюки из каратэ внутри моей груди, и понимал, что она это слышала. Однако мне было плевать на эту чушь. Мне хотелось, чтобы она знала о том, что я чувствовал, потому как считал, что ей было необходимо это знание.
У нее был большой секрет и меня до чертиков пугало, что она не хотела, чтобы я о нем узнал. За эти несколько часов мы уже прилично обменялись суровой правдой, однако, в чем бы ни заключался этот секрет, — это и было причиной, из-за которой она отталкивала меня.
Я не хотел ее терять. Подобное не должно было меня волновать спустя такой короткий промежуток времени, но, черт возьми, так и было. Мысль о том, что мог потерять ее, не только до смерти меня пугала, но и вызывала тошноту. Я просто должен был показать ей, что следует довериться шестому чувству, которое она, несомненно, испытывала.
Ей нужно было верить в себя, в меня и в нас.
— О чем ты думаешь? — мягким голосом спросила меня Блу. Я не хотел напугать ее правдой, поэтому сказал то, о чем подумал, когда только вошел к ней в комнату. Ну, кроме того, что я хотел сотворить с ней на этой кровати.
— Я думал о том, что встретил либо самого нудного человека на земле, или же ты просто не успела раскрыться.
Я почувствовал, как она вся напряглась, а затем медленно выдохнула. Как же мне хотелось, чтобы она просто рассказала мне, в чем дело. Мне хотелось ей помочь, но так как она не стала делиться со мной своими демонами, я попробовал кое-что другое. Оттолкнул ее от себя, встал с кровати и направился к коробкам в углу ее комнаты. Черт, обрывать контакт было чертовски тяжело, но я был ей нужен. Я чувствовал это своей проклятой душой. Блу было нужно, чтобы я был сильным, поэтому, не обращая внимания на ее робкий писк, я открыл первую же коробку, стоящую в углу, и обнаружил в ней сложенные плакаты. Вытащил свернутый плакат, на углах которого до сих пор был пластилин. Плакат легко проскользнул в моей руке, и пока я это делал, то украдкой бросал на нее взгляд. Она покусывала свою губу, а я еле сдержал улыбку, когда полностью развернул плакат.