— О чем ты говоришь?
— Ты едва ли сказала мне хоть слово за все утро.
— Я бы предпочла думать, что тебе надоел мой голос после болтовни всю ночь напролет. — Я снова смотрела на Бенни, но не махала ему рукой, потому что он был бы недоволен, сделай я это. Вместо этого я отошла и подняла свою голову к яркому солнцу, поглощая солнечные лучи и тишину. Но это не длилось долго, так как «тишина» означала нечто другое в присутствии кого-то, как Вон, и я случайно бросила на него мимолетный взгляд. Я сожалела об этом, потому что он заставлял мой желудок таять. Я устала, и мне был нужен кофе. Он слегка задел мое плечо своим.
— О чем ты только что думала?
Мне нравилось то, что он находил способы дотронуться до меня. Я ненавидела, что люблю это, так как я была своим самым худшим врагом.
Использовать прямо сейчас отказ от ответа было бы удобно, но вместо этого я раскрыла ему одну из своих мыслей.
— Мне нужен кофе, и я буду признательна любому, кто сможет меня им обеспечить, и я действительно имею в виду кого угодно.
Вон прищурился, тщательно раздумывая над моим ответом, прежде чем ослабить тень своих мысленных сомнений и усмехнуться.
— Мне нравится, когда ты у меня в долгу, так что по рукам, дерзкая девчонка. — Он обнял меня и притянул к себе, прежде чем поцеловал в висок. — Пойдем, ворчунья, давай возьмем тебе этот кофе. Я знаю подходящее место.
Я знала, что говорила, будто испытывала необходимость держать его на расстоянии, чтобы уберечь от того, что предстояло ему узнать, однако он усложнял это и вопреки своему обещанию определенно с этим боролся.
Мы направлялись в кафе за углом в уютном безмолвии. Солнце светило на нас, а я немного смущалась от близости, в которой мы оказались. А затем я начала потеть. Я не хотела, чтобы капельки пота попали ему на руку, поэтому сделала небольшой шаг в сторону, позволяя его руке соскользнуть со своего плеча. Он посмотрел на меня, но промолчал, и это освободило меня от необходимости объяснять то, почему я отошла, потому как это могло ранить его чувства. Эйприл была хороша в этом, тоже. Конечно, она изображала из себя всеми брошенную, но она понимала, почему я так поступала, и оставляла меня в покое.
Он отодвинул для меня стул, и я не могла сдержаться от широкой улыбки, разрывающей мои проклятые щеки. Вон отражал меня саму, от чего находиться в его компании казалось естественным и приятным. Он сел напротив меня и откинулся на спинку стула, закидывая руки себе за голову. Теперь парень выглядел дерзким и задумчивым, и в этот раз я спросила.
— О чем ты сейчас думаешь?
Он захихикал.
— То, о чем мерзавец не знает, ха?
Я втянула свою губу и откинулась на спинку своего собственного стула, кивая головой.
— Туше.
Вон положил свои руки на стол и наклонился вперед. Думаю, он ожидал, что я сделала бы так же, когда приподнял бровь, глядя на меня так, что от его вида я снова едва сдерживала смех в нашей игре.
— Почему на самом деле ты не разбудила меня сегодня утром?
И снова я хотела отказаться от ответа, но пока тянула с этим. Мне была бы нужна эта возможность для важных моментов.
— Если честно... мне было страшно. Я боюсь пересечь с тобой границу, которая так легко размывается.
Он выглядел так, будто собирался что-то сказать, но затем сжал свои губы, кивнул и откинулся на спинку стула, так как подошла одетая во все черное официантка с небольшим блокнотом и ручкой наготове.
— Вон, — отрезала она, прежде чем обратить свой ледяной взгляд на меня. У них несомненно было прошлое, и я понимала, что собиралась использовать это как один из своих вопросов, как только девушка приняла бы наш заказ.
— Мэри, — ахая, выдохнул он ее имя, от чего мой желудок сжался. — Не могла бы ты принести сладкий чай, два бисквита с подливкой и ванильный латте, пожалуйста? Да, и кусочек сегодняшнего сладкого пирога.
Я не говорила ему, что хотела ванильный латте или поесть, но внезапно от одной мысли о сладком мягком кофеине и жирной пище во рту у меня потекли слюнки. Пирог, я бы не прикоснулась к нему так рано утром, но я подозревала, что он знал и об этом. Странно, насколько отличались здесь различные мелочи, если сравнивать с Сиэтлом. Я бы заказала рогалик и латте домой, здесь здоровая пища готовилась с нуля. Я думала, что это как раз и могло быть лучше всего, что касалось приезда сюда, где ни один человек тебя не беспокоил.
Мэри записала заказ и развернулась, поспешно направляясь к стойке без единого слова. Что произошло с вежливым обслуживанием клиентов?
— Давай, выкладывай, — серьезно сказал он, а я повернулась и снова заметила в его глазах грусть, которую обычно он так хорошо скрывал.
— Ну, если ты знаешь, о чем я собираюсь спросить, то почему просто не сказать, как есть? — Я понимала, что мне бы следовало быть мягче и позволить ему сделать паузу, когда он, казалось, изо всех сил старался справиться с тем, насчет чего, по его мнению, было нужно раскрыть тайну.
Он кивнул.
— Просто я не хочу, чтобы ты размышляла над тем, о чем думаешь, хоть это и есть как бы то, о чем ты думаешь. — Проворчал он и провел пальцами по своим волосам, а я выдала следующее.
— Я отказываюсь отвечать. — Я бы хотела, чтобы он знал, но не желала наблюдать за тем, как бы он боролся с самим собой по этому поводу. В конечном итоге, это не имело никакого значения. Он мог сожалеть, и я была уверена, что он сожалел о том, что бы ни случилось между ним и Мэри, но я могла точно сказать, что он был хорошим парнем. Он так не думал, но я — да, и я собиралась сделать своей миссией заставить его осознать это во время нашего общего с ним времени.
Вон протянул свою руку к моей, и я позволила ему взять ее, так как понимала, что ему это было нужно. Он сжал ее, и я сделала так же, когда дрожь от... чего? Страха? Опасения? Дрожь пробежала по всему телу, и я хоть и пыталась ее скрыть, это было бесполезно. Он видел все. Было так, словно я была обнаженной в его глазах, и я не могла ничего прикрыть. Он провел пальцами своей второй руки по моему плечу, наблюдая за тем, как появлялись мурашки.
— Она — сестра девушки, к которой у меня не было чувств, а я позволил ей верить, что были, но на одну ночь.
Угу, было очень похоже на то направление, которое, по моему мнению, все это приняло бы.
— Зачем ты так?
Его челюсть сжалась, и, не смотря на то, что по идее мы бы менялись ролями задавать вопросы, это было другое. Я хотела знать, но больше этого он хотел мне рассказать.
— Спроси меня про татуировку в виде дерева бонсай.
Что? Клянусь, у него не только было экстрасенсорное восприятие, парень также мог радикально менять тему. Я вспомнила именно то, что он имел в виду, и от воспоминания по всему телу растеклось тепло.
— Почему бонсай? — Еще я хотела спросить, почему оно было таким большим. Начиналось оно на его левом бедре, по диагонали расходилось по его ребрам и вдоль всей спины. Было оно замысловатым, прекрасным и необычным. Мне оно очень нравилось, даже без знания значения, которое стояло за ним.
— Моя мама раньше владела теплицей. Теперь ею владею я.
Он тяжело дышал, а взглядом наблюдал за движениями своего большого пальца по моему запястью. Я не понимала, зачем она передала ему теплицу в возрасте всего лишь семнадцати лет.
— Ее самым любимым растением в мире было дерево бонсай. Однажды она сказала мне, что бонсай было посажено там, где встречаются небо и земля.
О Господи. Моя свободная рука накрыла мой рот, потому что теперь я поняла. Поняла ту печаль, такую же я узнавала у моего отца, от этого в моей груди появилась боль, и я не хотела, чтобы он продолжал говорить. Я хотела держать его за руку и остановить слова, вылетающие из его рта, потому что они изменят все. Я хотела стереть слезу, скользящую вниз по его щеке, вместо того, чтобы позволить ему грубо сделать это собственным плечом, ведь он отказывался отпускать мою руку.
— Знаешь, она много мне рассказала о растениях, и это дерево — одно единственное, которое её зацепило. Она создала целое святилище сортов бонсай и других восточных растений, но я ни о чём таком в то время не думал. Было похоже, что она знала, что умирает, и не хотела мне говорить. Как будто не хотела это признавать, — он вздохнул. — Она устала задолго до этого, и я приписывал это многим вещам, которые ни черта не значили. Приписывал бывшему мужу-ублюдку, сыну-подростку, который не ценил её достаточно. — Я хотела перебить его и сказать, что она знала, что он любил ее, ценил ее, но я промолчала. Он нуждался в этом больше, чем сам понимал. — Приписывал работе в бизнесе, который не предполагал роскоши... Приписывал её наплевательскому отношению к самой себе, потому что меня она любила больше. Но, в конце концов, причиной был асбест, который и убил мою маму.