— А с девкой чего мнешься? — неожиданно переменил тему Бесноватый. Зачем таскаешь ее за собой, как игрушку. Любишь, так и скажи. А что? усмехнулся он, глядя как щеки Ольги окрасил румянец. — Сыграем свадебку? Да и куда спешить? Построим вам дом, нарожаете детей. Чем не жизнь?

— Давайте, давайте, — Фока даже смотрел в сторону, словно напрочь решил отмеживаться от подобных рассуждений. — Свадебку играйте, дома стройте. Видно, прав был Бруно. Язычник навсегда останется дикарем.

Рука Млыя непроизвольно дернулась к бедру, чтобы лечь на рукоятку меча, но вышло так, будто он просто растерянно хлопнул себя по боку. Впрочем, и опомнился он раньше, чем понял, что делает. Ссоры сейчас ни к чему. Сказал Бесноватый, пойдем в капище, значит, пойдем. Пусть советуется с идолами, если считает, что это необходимо. А свадьба? Что ж, потом можно будет подумать и об этом. Главное, что ответит Ольга, а она пока молчит.

— Пойдем, когда солнце укажет на юг, — сказал напоследок Бесноватый и вышел — за окном тут же раздался визг разбегающихся от крыльца ребятишек.

— Да здесь и слова сказать нельзя, чтобы не услышали, — Павел быстро подошел к двери и выглянул наружу, чтобы убедиться, не стоит ли кто около дома. — Что же нам теперь делать?

— Пусть готовятся, — Фока, мрачно сопя, полез во внутренний карман и вытащил пистолет. Вынул и вновь вогнал обойму, щелкнул предохранителем. Только со мной у них такой фокус не пройдет.

— Решил геройски умереть? — Млый походил по комнате, подошел и приобнял за плечи Ольгу. Та не противилась. — Сделаем так, как сказал Бесноватый. От нас не убудет. А вдруг все обернется в лучшую сторону? Тогда отправимся в путь немедленно.

— А если нет? — спросил Павел.

— Если — нет, будет время вернуться к прежнему решению. Хотя не хотелось бы.

К полудню Млый вывел своих людей на улицу сам. Наотрез отказался идти в капище один Архимед. Он демонстративно уселся за стол и начал чертить угольком на доске какую-то конструкцию, уверяя, что изобрел замечательные сани со сменными полозьями — на таких ничего не будет стоить перетащить сюда весь корабль, а не один генератор. Млый с сомнением рассмотрел чертеж и в конце концов заметил, что впрягать в такую чудовищную повозку понадобится по меньшей мере слона. Но тут же вспомнил о Семаргле и радостно объявил, что сумеет, наверное, договориться с псом. На вопросы, кто такой Семаргл, отвечать уже было некогда — пора собираться в капище.

Почему-то Млый думал, что в капище отправится чуть ли не вся деревня, и очень удивился, увидев на безлюдной площади лишь Бесноватого в сопровождении деревенского дурачка с перекинутой через плечо торбой. Отсутствовали даже старейшины, и Млый не знал, как истолковать это.

День выдался ясный. Зима постепенно отступала, из-под стрех крыш свисали большие искрящиеся сосульки, в воздухе ощутимо пахло весной.

Не говоря лишних слов, Бесноватый повернулся к Млыю спиной и медленно побрел к воротам. За деревней снег в ложбинах отливал синевой, к капищу уводила неширокая тропинка, постепенно забирая в гору.

Шли молча, как на прогулке, оглядываясь по сторонам. Квадратная спина Бесноватого, несмотря на холод, прикрытая лишь холщовой рубахой, маячила метрах в двадцати впереди. Дурачок то отставал от волхва, то, как собачонка, беспечно забегал вперед.

Частокол капища неровной стенкой чернел на склоне холма. Еще издали Млый заметил, что над изгородью поднимается легкий дымок — курился священный очаг.

Здесь, в степи, Млый мог бы попытаться связаться с Родом напрямую, не заглядывая в святилище. Но из какого-то мальчишеского упрямства словно зажимал себе рот рукой. Разве для этого он навсегда покинул родной для него когда-то дом, чтобы потом вернуться и жаловаться на собственное бессилие? Ничего, он справится. А что Бесноватому ответит Род, он догадывался и так.

Тропинка стала еще круче, предстояло преодолеть последний подъем, ведущий к воротам. Потом начался настил, сделанный из больших цельных бревен. Перед самыми воротами Бесноватый остановился, широко раскинув руки крестом, словно спрашивая разрешения ступить на священную землю.

Сразу за изгородью открылась уходящая вверх площадка. Она ограничивалась внутренним более низким частоколом, выгнутым в обратную сторону, за ним стоял длинный полукруглый дом. Между внутренней и внешней изгородью также полукругом располагались идолы. Млый без труда узнал каждого.

Вот стоит сам Род, сложив на груди руки. На плечи спадают длинные волосы, перехваченные на лбу тонким ремешком. Столб с его изображением самый высокий. Вот четырехголовый Свентовит с золотыми волосами и серебряными усами. Одной рукой он оперся на громадный меч, во второй держит копье. Конь под ним под стать великану. А вот и Мокоша в женском платье до пят, не поймешь сразу — мужчина это или женщина. Вот Велес, словно выросший из земли, с громадными руками, удерживающими корчагу.

— А что делать нам? — не удержалась от вопроса Ольга, тихонько потянув Млыя за рукав.

— Молчите! — приказал Бесноватый.

Не глядя в сторону дурачка, он протянул руку и взял торбу, Потом неторопливо извлек из нее лепешки и положил их в чаши, стоящие перед каждым идолом. В другие чаши поменьше влил из большого стеклянного штофа сваренный для веселья мед.

От огня, горящего в священном очаге внутри полукруглого дома, вдруг повалил густой белый дым, и Млый подумал было, что это случилось само собой, но увидел возвращающегося к ним из дома дурачка. Тот бережно нес перед собой большую чару, доверху заполненную водой.

По краям чары, Млый знал это, были выбиты черты и резы, изображающие календарь — двенадцать секторов каждый со своим знаком.

На этот раз Бесноватый обернулся — готовы ли — и, подойдя к чаре, плавно провел над ней руками. Необъяснимым образом вода неожиданно взбурлила, как кипяток на огне, но это было холодное кипение — так бурлит студеная вода в полынье. Ледяные брызги летели во все стороны. Бесноватый еще раз провел над чарой руками, и вода так же стремительно, как и закипела, успокоилась.

— Всесущий Род, Отец и Покровитель, несущий жизнь и смерть,

И Велес, брат его, земли степной хозяин,

И Свентовит бесстрашный с хранящим всех мечом…

Бесноватый не договорил.

Вспышка невероятной яркости полыхнула над степью так, что дневной свет после нее показался мраком. Потом до холма донесся рев сжигаемого в гигантской топке воздуха. Потом закачалась сама земля, и все инстинктивно попадали ниц, закрывая головы руками. А когда поднялись, то в стороне города над горизонтом стремительно рос, устремляясь в стратосферу, невиданный отвратительно-белый гриб, подкручиваясь по краям необъятной шляпки черной оторочкой.

— Вот и нет больше города!

— А мне кажется, там еще кое-что осталось.

— Что там может остаться, кроме руин. Прах и пепел.

— Остались Отшельники, а вот людям не повезло.

— Как жаль! Лучше бы случилось наоборот.

— Конечно. А теперь надо что-то немедленно делать — страшно подумать, что может начаться в степи, если Отшельники покинут город.

— Да-да, и я об этом. Как там Млый?

— Разве только о нем надо теперь беспокоиться? Лучше подумай, как нам справиться с этой бедой.

— Почему молчит Род?

— Уже не молчит. Разве ты не слышишь — вновь общий сбор!

— Где?

— В капище, около деревни.

— Летим!

Млый смотрел на гриб взрыва, не отрываясь, такого видеть ему еще не доводилось. Плоская вначале шляпка начала пухнуть, как перебродившее тесто, в центре ее образовался темный горб. Земля вновь вздрогнула, но уже слабее, а позже последовали более мелкие судороги — это валились поднятые вихрем громадные обломки зданий. Над далекой рекой начал подниматься пар, расползаясь по степи, словно упавшее с неба облако.

— Ты хотел получить ответ! — яростно крикнул Млый, повернувшись к Бесноватому. — Теперь доволен?