Кейт не сразу нашлась с ответом:

– Я знаю только, что Лизетта сделает торт.

– Значит, десерт не нужен. Отлично. Я передам нашим дамам. И еще мой муж спрашивает: можно его небольшой оркестр поиграет на вечеринке кантри? В молодости Эби всегда приглашала ребят по выходным, и им очень хочется в последний раз сыграть для нее и гостей.

– Да, конечно, – ответила Кейт, хотя совсем не была в этом уверена. – Думаю, это будет неплохо.

– Муж очень обрадуется! Спасибо вам, простите, что отвлекла вас. Надеюсь, до встречи в субботу!

И Лара Ларкуорти из Женской лиги дала отбой.

Кейт повесила трубку и вернулась в столовую.

– Мне кажется, у нас проблема, – сообщила она.

– Кто звонил? – спросила Буладина.

– Какая-то женщина из города. Спрашивала, что принести к столу на прощальную вечеринку. Их там целая Женская лига. И еще интересовалась, можно ли привезти сюда оркестр ее мужа – поиграть напоследок. Мне кажется, гостей у нас будет гораздо больше, чем мы рассчитывали.

Лизетта немедленно что-то написала в блокнотике и показала Джеку.

– Лизетта говорит, ей нужен человек, чтобы еще раз съездить в магазин, – сказал Джек. – И еще нужен кто-нибудь, чтобы помочь с тортом, она собирается сделать его побольше.

– Я могу съездить в магазин, – предложила Кейт.

– А я могу помочь с тортом, – вызвался Джек.

Он даже встал, как солдат, готовый немедленно исполнить приказ.

– Я так и знала! – довольно захихикала Буладина и с такой силой шлепнула ладонью по столу, что тарелки подпрыгнули. – Стоит только подумать, что знаешь концовку, она бац! – и меняется.

Селма вытерла салфеткой губы, оставив на ней след от помады.

– Лучше подумай, не купить ли тебе лекарство, – буркнула она.

Буладина не обратила на нее никакого внимания.

– Почти сорок лет я преподавала литературу. Книги, которые я читала в двадцатилетнем возрасте, показались мне совсем другими, когда я прочла их в шестьдесят. А знаете почему? Потому что конец изменился. Закончишь читать книгу, а история все вертится у тебя в голове, раскручивается дальше. Начало изменить невозможно, но концовку – пожалуйста! Вот и здесь то же самое.

Никто не отозвался, все молчали. Буладина, кажется, даже расстроилась, что ее никто не понял.

– Кейт, – сказала она, – Эби совсем не занимается описью имущества, это правда?

Кейт потерла шею.

– Правда, – призналась она. – Не занимается.

– Эби не хочет уезжать отсюда. Мы все это знаем.

– Не думаю, что мы в силах остановить ее, – подал голос Джек. – Или вы не согласны?

– Нет, не согласна! – воскликнула Буладина. – Мы приезжаем сюда не один десяток лет, но хоть раз говорили Эби, как много для нас значит это место? Разве она знает, как мы все ее любим и ценим? Что мы для этого сделали? Просто отдыхали, бездельничали, словно ждали, когда же случится неизбежное и Эби в конце концов возьмет да и откажется нас обслуживать. И ничего больше! Клянусь, весь город съедется сюда, чтобы Эби поняла, как все ее любят. Весь город! И вечеринка у нас будет не прощальной. Она пройдет под лозунгом: «Эби, оставайся с нами!»

Встала Селма.

– Надень на козла фрак, он все равно останется козлом, – заявила она.

– А вот и нет, – возразила Буладина. – Если надеть на козла фрак, это будет совсем другой козел.

– Тебя сегодня что-то тянет на подвиги, – хмыкнула Селма и вышла.

– Еще как тянет. Это будет грандиозно. У нас прибавилась куча работы. Надо срочно составлять новый список.

Буладина принялась рыться в сумочке, что-то бормоча себе под нос.

Девин повернулась к матери.

– А разве на вечеринке будет козел? – смущенно поинтересовалась она.

Эби все утро провела в домике под номером два, который она всегда оставляла в резерве для юных мамочек, желающих немного отдохнуть от вечно орущих детей. Она прилегла на выцветший диван в гостиной и уснула, а когда проснулась, небо показалось ей низким и мрачным. Неужели она проспала до вечера? Эби посмотрела на ручные часы. Всего лишь час пополудни. Но она пропустила обед, и в животе у нее заурчало.

Эби медленно поднялась. В коленях захрустело, она потерла их и только потом выпрямилась, подошла к окну. Зонтики над столиками качались от ветра, который гнал по поляне опавшие листья. Они шустро летели наперегонки, будто торопясь спрятаться в безопасное место. Небо и впрямь налилось свинцом. Вспышка молнии осветила верхушки деревьев за озером. Сухие грозы – не редкость в этом районе. Без дождя, зато эффект потрясающий. Прошло несколько лет, пока Эби и ее близкие это поняли. Небо, бывало, потемнеет, поднимется ветер, и они носятся по лужайке, спасая от дождя вещи, убирая скатерти и еду. Не сразу до них дошло, что ничего страшного не случится. Если над «Потерянным озером» и шел когда-нибудь дождь, то реденький – будто старушка поливала цветочки из старой лейки. Он никогда не начинался внезапно, о его приближении можно было узнать заранее. Всегда спокойный, моросящий, почти бесшумный. Джордж, помнится, смеялся, мол, когда в грозу над «Потерянным озером» разразится ливень, тогда и придет время беспокоиться.

Эби вышла из домика и направилась на лужайку; ветер играл ее волосами, воздух наэлектризовался. Она вытянула руки вперед и подняла лицо к небу. Закрыла глаза и стала ждать. Сердце стучало часто, словно напоминало, что она жива. Пальцы покалывало, они накапливали энергию, в них будто формировалась некая твердая субстанция, которую она скатает в шар и зашвырнет подальше.

Она все ждала и ждала.

Прошло несколько минут, ветер стих, и небо просветлело. Гроза миновала, не уронив ни капли.

Эби опустила руки и открыла глаза.

Хорошо.

Значит, еще не время для беспокойства.

Она пошла к главному зданию. В столовой уже убрали после обеда, и она заглянула в кухню. Там Лизетта вынимала разные формы для выпекания торта и прочие замысловатые приспособления для выпечки. Может, ее отец и был знаменитым поваром, но что касается выпечки, тут Лизетта всему научилась сама и очень этим гордилась.

– Занималась описью и нечаянно уснула, обед пропустила, – сказала Эби, подходя к холодильнику и доставая гроздь винограда. – А где все?

«Скоро придет Джек. Поможет мне с тортом», – написала Лизетта.

– Джек? Придет в кухню, сюда? – Эби удивленно вскинула брови. – А что подумает Люк? – Эби показала рукой на пустой стул в углу.

Когда Эби заговаривала о Люке, Лизетте всегда становилось неловко.

Эби слишком хорошо знала: если на порог приходит горе, нельзя переступать некие границы. Отмахнешься, и горе уйдет, но потом нахлынет с новой силой, когда ждешь его меньше всего. Позволишь ему остаться, дашь постоянное место в своей жизни, горю станет в ней очень уютно, оно приживется и никогда больше не покинет тебя. Лучше всего относиться к горю как к гостю. Ты принимаешь и ублажаешь его, а потом провожаешь: пусть идет своей дорогой.

Лизетта слишком долго позволяла Люку оставаться рядом.

«Я с Люком не разговариваю», – написала она.

– Он согласен со мной, это правда? Насчет вас с Джеком.

«Вы с Люком все время пытаетесь сделать меня счастливой без тебя. А что толку? Разве я могу быть без тебя счастлива?»

Эби прочитала и помотала головой.

– Мало ли что может сделать тебя счастливой. Не только Люк или я. Готова поспорить, что Люк бы со мной согласился.

Лизетта подняла глаза к небу и написала: «Зачем мне вас слушать? Люк еще ребенок, а ты уже старая».

Эби не удержалась и рассмеялась:

– Это я старая? На себя посмотрите, мисс! Тоже мне, молодая.

Лизетта только руками взмахнула – так европейцы выражают свое раздражение даже спустя пятьдесят лет пребывания на американском Юге. Как Лизетта ни старалась, а она действительно старалась, ей не удавалось выглядеть как местные женщины. Чтобы понять это, вовсе не обязательно слышать голос или акцент.

– И где же все остальные? – повторила Эби вопрос, отрезая краюху ежевичного хлеба, пока Лизетта не убрала его.