С таким доказательством твоей красоты не нужно никакого зеркала, даже волшебного.

Раздался стук в дверь.

– Эби! – послышался голос Кейт.

Вздрогнув, Эби села на кровати. Она думала, никто не знает, где ее искать. Странно, она была уверена, что в этот чарующий летний день, которыми так славилось Потерянное озеро, Кейт, как и все остальные, падет жертвой традиционной сиесты.

Сначала Эби испугалась, но потом решила не вставать с кровати. Все равно ее уже застукали, прятаться больше не было смысла.

– Я здесь, – отозвалась она.

Кейт вошла. На ней были обрезанные, превращенные в шорты джинсы и весьма оригинальная серая футболка, на которой изображался огромный велосипед, чьи колеса одновременно являлись колесами обозрения крохотного старинного балагана. Под картинкой была надпись: «Ферис уилз[10], Атланта, Джорджия».

Эби поймала себя на том, что изучает лицо Кейт. Оно вызывало симпатию – на такое лицо приятно смотреть, в нем таится некая загадка, которую хочется разгадать. Лицо красивое, хотя и несимметричное – глаза широко расставлены, нос длинноват. Кейт худощава, но это и хорошо для такого сложения. У нее широкая кость, хорошая мускулатура. Женщины в их роду, как правило, ширококостны и крепки. Они рождены не для того, чтобы ломаться, но многие все-таки ломались, поваленные мощным ураганом под названием «любовь».

– На щите не хватало ключа номер девять, и я догадалась, что вы здесь, – сказала Кейт. – Я вспомнила, что вы собирались заняться описью имущества. Хочу вам помочь, пока мы не уехали.

– Спасибо, – отозвалась Эби.

Кейт подошла и села рядом.

– А что вы здесь обычно делаете? – спросила она, оглядывая помещение.

– Главным образом размышляю.

– О чем?

– О многом. Сегодня думала о Джордже. О том, что, купив этот пансионат, первый год мы занимались только ремонтом. Перед открытием Джордж разъезжал по стране, оставлял в магазинах, если разрешали хозяева, рекламные листовки. На первом плане – наша с ним фотография. Помню, первые гости оказались очень странными. Бездельники, вольнодумцы, хиппи… Похоже, это место показалось заманчивым всяким чудакам и оригиналам, а почему, мы и сами не знали. Только пойми меня правильно, нам с Джорджем это нравилось, даже очень. Я никогда не забуду то лето, когда явилась Буладина с мужем. Они прочитали нашу листовку и приехали. Она уверяла, что взглянула на нашу с Джорджем фотографию и подумала: «Надо же, белые вороны, как и я… Надо съездить, может, понравится».

Кейт рассмеялась:

– А что, она права. Белым воронам тоже нужно место для отдыха. Все время приспосабливаться к нормальному миру очень утомительно.

Эби пристально взглянула на внучатую племянницу. От улыбки лицо Кейт просияло, вокруг глаз заиграли лучики. Что она здесь делает, от кого прячется среди стариков и старух? Ей бы шагать и шагать по жизни вперед, исполняя свое предназначение. Все самое страшное уже позади. Счастье теперь неизбежно, если она сама не станет противиться.

– Ты говорила, вы должны переехать. Что-то ты не торопишься на новое место… Интересно почему? – спросила Эби.

Улыбка Кейт сразу увяла.

– Это сложно объяснить.

Эби ждала.

Кейт закинула ногу на ногу и принялась щипать бахрому на обрезанных джинсах:

– Понимаете, в доме, где мы жили с Мэттом, я чувствовала себя как парализованная. И свекровь помогла мне продать его. Я получила довольно много денег. Но не стала, как все нормальные люди, искать другой дом, а решила переехать к свекрови. Я позволила ей командовать собой, и это было неправильно. Теперь я это хорошо понимаю. Мне надо расставить все по своим местам.

Она глубоко вздохнула и посмотрела на Эби:

– Так что надо возвращаться. Но я не тороплюсь. Могу прожить у вас хоть все лето, если вы не против и если нужна моя помощь. Девин, думаю, тоже не станет возражать.

– Живите сколько хотите, – улыбнулась Эби.

– Девин сказала, что утром видела аллигатора. Я нашла ее на мостках, она была вся мокрая, в руке сжимала кривой корень. Говорит, аллигатор ей подарил. Если уж здесь аллигаторы дарят ей подарки, ее отсюда калачом не выманишь.

Эби сунула за спину подушку и откинулась на нее:

– Ты тоже устраивала матери сюрпризы. Исчезала на целый день, возвращалась вся пропахшая озерной водой, в одежде какие-то жуки, букашки. А то и лягушку притащите с Уэсом. Пару раз даже скорпионов ловили банкой. Твоя мать заставляла тебя спать в купальной шапочке, набив ее детской присыпкой, чтобы волосы тиной не пахли.

– Я об этом совсем забыла, – засмеялась Кейт.

Эби помолчала, не зная, стоит ли задавать следующий вопрос. Ей бы лучше этого не знать, потому что все равно уже ничего не поделаешь. Однако разрыв с матерью Кейт, когда та была еще ребенком, дался Эби слишком дорогой ценой…

– А Куинн? Я хочу спросить, как сложилась ее жизнь, хорошо?

– Она была счастлива с папой, – ответила Кейт. – А когда он умер, мама не могла оставаться одна, ей становилось очень плохо. Я была уже старшеклассницей, и мне приходилось почти все вечера сидеть дома, чтобы она не беспокоилась. В то время мама, пожалуй, была моей лучшей подругой. А потом, уже в колледже, я познакомилась с Мэттом, и когда забеременела, мы переехали жить к маме. Она любила возиться с внучкой. Мне кажется, после смерти папы это было для нее самое счастливое время.

– А дом, который ты продала, был кирпичным, розового цвета, на Дора-Коув-роуд?

– Да, он самый, – удивленно ответила Кейт. – Мамин дом. А я и не знала, что вы там были.

– Нет, не была. Этот дом мы с Джорджем купили для вашей бабушки, когда умер ее муж. Вашей маме тогда было еще года три, не больше.

– Этот дом купили вы?

– Да, – кивнула Эби, – как раз перед отъездом из Атланты. Мы купили моей сестре дом и машину. Оставили немного денег. Положили в банк на имя Куинн. Остальные деньги отдали в фонд благотворительной организации и уехали в «Потерянное озеро».

Кейт тоже пристроила под спину подушку, облако пыли окутало обеих и засверкало в воздухе.

– А почему вы отдали все свои деньги? Мама никогда об этом не рассказывала.

– Вряд ли она по-настоящему понимала это. Да и вообще, нас никто не понял. Родственники всегда мечтали разбогатеть. Мечтать-то мечтали, только денег у них никогда не водилось, они не умели ими распоряжаться. А вот Джордж вырос в безденежье и был счастлив. Когда кончился наш медовый месяц и мы вернулись домой, все вокруг перессорились. Все хотели от нас денег. Моя мать, моя сестра… От нас многого ждали. Но есть люди, которым, сколько ни дай, все будет мало. Мы с Джорджем быстро поняли, что можем обойтись без большого состояния, а пока оно есть, родственники не отстанут. Вот мы и отдали деньги тем, кто действительно в них нуждался. И мне этого не простили.

– Нет, мама, я думаю, простила, – сказала Кейт. – Ведь мы же приехали сюда, она, наверное, хотела помириться.

Эби помолчала, не решаясь продолжить.

– Знаешь, мне не хочется плохо говорить о твоей маме, – сказала она, ласково глядя на Кейт. – Я понимаю, ей в жизни пришлось нелегко, она росла без отца, а мать ее была слишком несчастна. И я знаю, что она любила тебя. Глядя на тебя тогда, я сразу увидела, что ты растешь, окруженная любовью. Мама давала тебе свободу, необходимую для самовыражения. Так и ты поступаешь с Девин.

– Ничего страшного, рассказывайте все как есть, – произнесла Кейт. – Я хочу знать.

– Куинн с детства слышала обо мне только плохое. Мне кажется, она надеялась увидеть, как я предаюсь горю, словно ее мать когда-то. И получить от этого удовольствие. – Эби сделала паузу, чтобы у Кейт была возможность возразить, но та молчала. – Когда умер Джордж, у меня на душе стало пусто. Но со мной была Лизетта, в пансионате жили гости, из города приезжали друзья. И все эти люди не дали мне утонуть в моем горе. У меня была мощная поддержка – именно этого всегда страшно не хватало влюбленной женщине в нашем роду. Она выходила замуж, и с ней не оставалось никого, кроме мужа. Но полагаться во всем на одного человека опасно. Пары рук маловато, чтобы поддержать, когда ты падаешь. Куинн не понравилось, что я отказалась продать «Потерянное озеро» и поделиться с ней деньгами. Ей не давала покоя мысль, что у меня все хорошо. Она этого не ожидала. Прибавился еще один повод на меня обижаться.