— Или, если так неудобно, поскольку отнимет много времени, я охотно застрелю ее в голову. При условии, что она будет знать, кто это сделает. Я осознаю, что мое желание бесполезно и не принесет совершенно ничего хорошего с учетом того, что она такое. Но мне так сильно хочется. Я мечтал об этом три тысячи лет.

Я не ответила.

— А, ты мне не доверяешь. Что ж, полагаю, я тоже не стал бы на твоем месте.

Тут в кают–компанию вошла переводчик Зейат.

— «Титанит»! Я все думала и думала, дай–ка я тебе покажу! Приветствую, капитан флота! Вам тоже понравится. — Она взяла со стойки поднос с кексами и поставила его посередине стола. — Это кексы.

— Так, — согласился «Титанит».

Переводчик посмотрела на меня, ожидая подтверждения, и я жестом показала, что согласна с этим.

— Все они! Все кексы! — Она была совершенно восхищена своей мыслью. Зейат смахнула кексы с подноса на стол и сделала из них две кучки. — Вот эти, — указала она на несколько большую горку кексов с финиками и корицей, — содержат в себе фрукты. А эти, — она ткнула в другую кучку, — нет. Понимаете? Прежде они были одинаковы, но теперь они — разные. И смотрите. Вы можете думать я знаю, я размышляла об этом, — что они разные из–за фруктов. И ли из–за не–фруктов, знаете, как может быть. Но смотрите на это! — Она размела кучки и уложила кексы как попало. — Теперь я провожу линию. Воображаемую! — Она наклонилась, положила руку посреди рядов кексов и отмела часть из них в сторону. — Вот эти, — указала она в одну сторону, — отличаются от тех. — Она махнула на другие. — Но некоторые из них содержат фрукты, а некоторые — нет. Прежде они были разными, но теперь они — одинаковые. И по другую сторону линии — так же. И теперь. — Она протянула руку и взяла шашку с игровой доски.

— Без жульничества, переводчик, — сказал «Титанит». Спокойный и милый.

— Я верну ее, — возразила переводчик Зейат и затем положила шашку между кексов. — Они были разные — вы признаете, не так ли, что они прежде были разные? — но теперь они одинаковые.

— Подозреваю, что шашка не так вкусна, как кексы, — заметил «Титанит».

— Зависит от точки зрения, — сказала переводчик Зейат чуть чопорно. — Потому что теперь это кекс. — Она нахмурилась. — Или теперь кексы — это шашки?

— Я так не думаю, переводчик, возразила я. — Ни то ни другое. — Я осторожно поднялась со своего стула.

— Ах, капитан флота, это потому, что вы не можете видеть мою воображаемую линию. Но она реальна. — Она постучала по своему лбу. — Она существует. — Она взяла один из финиковых кексов и водрузила его на игровую доску там, где была шашка. — Видишь, я же говорила тебе, что положу ее на место.

— Думаю, теперь моя очередь, — сказал «Титанит», взял кекс и откусил от него. — Вы правы, переводчик, этот на вкус так же хорош, как и остальные кексы.

— Сэр, — прошептала Калр Двенадцать, которая последовала вплотную за мной, когда я с опаской вышла в коридор. Она слушала весь разговор с нарастающим возмущением и ужасом. — Мне нужно сказать вам, сэр, что никто из нас никогда не назовет вас оно.

На следующий день Сеиварден нашла Экалу в одиночестве в кают–компании.

— Прошу прощения, Экалу, — обратилась она с поклоном, — я не хотел занимать время твоего перерыва, но корабль сказал, что у тебя может найтись минутка.

Экалу не встала.

— Да? Она отнюдь не была удивлена.

Корабль, разумеется, предупредил ее о приходе Сеиварден. Убедился в том, что это время будет для Экалу удобным.

— Я хочу кое–что сказать, — произнесла Сеиварден, по-прежнему стоя, взволнованно и неловко, прямо в дверном проеме. Я имею в виду… Некоторое время назад я извинялся за то, что вел себя с тобой очень плохо. Она сконфуженно вздохнула. — Я не понимал, что я сделал, я просто хотел, чтобы ты перестала на меня злиться. Я просто произнес то, что мне подсказал корабль. Я злился на тебя за то, что ты злилась на меня, но корабль отговорил меня от еще больших глупостей, чем я уже наделал. Но я об этом все время думал.

Экалу, сидя за столом, застыла на месте, лицо ее было непроницаемо, как у вспомогательного компонента.

Сеиварден знала, что это могло означать, но не ждала, пока Экалу что–нибудь скажет.

— Я об этом думал, и я так и не понимаю до сих нор, почему мои слова так тебя обидели. Но мне и не нужно. Тебя это обидело, и, когда ты сказала об этом, мне следовало извиниться и перестать говорить так. И может быть, потратить некоторое время, чтобы попытаться понять.

Вместо того чтобы настаивать на том, чтобы ты управлялась со своими чувствами, как мне удобно. И я хочу сказать, что мне очень жаль.

Сеиварден не могла видеть реакцию Экалу на свои слова, поскольку она сидела совершенно неподвижно. Но корабль — мог. И я могла.

Сеиварден произнесла:

— И еще я хочу сказать, что скучаю по тебе. И по тому, что у нас было. Но это моя собственная глупая ошибка.

Тишина длилась пять секунд, хотя я думала, что в любое мгновение Экалу может заговорить или встать. Или заплакать.

— А также, — продолжила тогда Сеиварден, я хочу сказать, что ты прекрасный офицер. Тебя бросили на эту должность неожиданно и почти без всякой подготовки, и мне хотелось бы быть таким спокойным и сильным в мои первые недели лейтенантства.

— Ну, тебе было тогда всего лишь семнадцать, — сказала Экалу.

— Лейтенант, — посоветовал корабль Экалу в ухо, — примите комплимент.

Вслух Экалу сказала:

— Но спасибо.

— Для меня честь служить с тобой, — сказала Сеиварден. — Благодарю за то, что нашла время меня выслушать. — Она поклонилась и вышла.

Экалу сложила руки на столе и опустила на них голову.

О, корабль! — произнесла она с отчаянием в голосе. — Ты сказал ей что–нибудь из этого?

— Я помог немного с формулировками, — ответил корабль. — Но это была не моя идея. Она на самом деле так думает.

— Тогда это была идея капитана флота.

— На самом деле нет.

— Она так красива, — сказала Экалу. — И так хороша в постели. Но она такая… — Замолкла, услышав шаги Этрепа Шесть в коридоре.

Этрепа Шесть заглянула в дверь кают–компании, увидела своего лейтенанта, опустившего голову на стол. Сопоставила это с возвращением Сеиварден по коридору. Вошла в кают-компанию и стала готовить чай.

Не поднимая головы, Экалу безмолвно сказала:

— Если бы я позвала ее, она бы пришла?

— О да, — ответил корабль. — Но на вашем месте я бы дал ей потомиться некоторое время.

Тайзэрвэт пришла ко мне повидаться за несколько часов до нашего выхода из шлюзового пространства в систему Атхоек.

— Сэр, — сказала она, стоя у двери в моей каюте, — я направляюсь к переходному шлюзу.

— Да. — Я стояла, чувствуя себе несколько увереннее на протезе, чем днем раньше. — Будете чаю?

Пять ушла с поручением, но чай уже был приготовлен в термосе на стойке.

— Нет, сэр. Я не уверена, что на это есть время. Я просто хотела… — Я ждала. Наконец она сказала: — Я не знаю, чего хотела. Нет. Подождите. Знаю. Если я не вернусь, вы… семье той, другой Тайзэрвэт… вы не скажете им, что с ней случилось, ведь нет?

Шансы на то, что у меня когда–нибудь появится возможность сказать что–нибудь семье Тайзэрвэт, были мизерны, практически отсутствовали.

— Конечно же нет.

Она с облегчением сделала глубокий вдох.

— Потому что они такого не заслуживают. Я знаю, что это звучит глупо. Я далее не знаю их. Не считая того, что я очень много знаю о них. Я просто…

— Это не глупо. А совершенно понятно.

— Да? — Опустив руки в перчатках по бокам, она сжала кулаки. Разжала их. — А вот если я вернусь. Если я вернусь, сэр, вы разрешить врачу изменить цвет моих глаз на более приемлемый?

Эти глупые сиреневые глаза, которые прежняя Тайзэрвэт купила для себя.

— Если вам хочется.

— Такой глупый цвет. И каждый раз, как я вижу себя, это напоминает мне о ней. — О той старой Тайзэрвэт, предположила я. — Они мне не подходят.