Не удержался, спросил. Ожидал, что Вольский сошлется на многочисленные воспоминания своих фронтовых товарищей — ведь долго служил в авиации. Или знает с той поры, когда сам занимался поисками погибших в небе Молдавии летчиков. А может, просто дело случая — услышал нечаянно, запомнил. И вдруг Вольский, наклонив немного голову, чтобы видеть гостя поверх очков, спокойно сказал:
— Так я ведь в этом полку начальником штаба был.
За время своей работы в Республиканском штабе походов Евгений Иванович привык уже к самому подчас неправдоподобному стечению обстоятельств, к таким неожиданностям, которых, как принято говорить, и нарочно не придумаешь. Когда в кругу друзей или знакомых заходила речь о давно прожитом и пережитом и кто-то, азартно горячась, принимался доказывать, что так не бывает, что совпадения вымышлены и объяснить их можно только чересчур разыгравшейся фантазией рассказчика, — Евгений Иванович только улыбался. Ему ли не знать, как невероятно сплетаются порой обстоятельства, какие неожиданные сюрпризы преподносит столь щедрая на выдумки действительность и какими удивительно узкими оказывались иногда фронтовые пути-дороги.
Да взять хотя бы его самого. Более тридцати лет минуло с того декабрьского дня, когда он, обмороженный, не оправившийся еще от только что перенесен-. ной операции, оборванный, в гражданском платье с чужого плеча, выбрался из окружения и предстал перед работником особого отдела 40-й армии в районе Старого Оскола. Конечно, само событие из памяти не вычеркнешь, засело крепко, прочно, на всю жизнь. Ну, а детали — обстановку в комнатушке, лицо человека, который задавал вопросы, и сами вопросы, многочисленные и подозрительно-пристрастные? Оказывается, все-все запомнил! Спустя много лет увидел вдруг в Кишиневе чем-то отдаленно похожего человека, тихо спросил:
— В особом отделе 40-й армии в сорок первом не служил?
— А ты кто? Постой, постой, кажется, припоминаю…
Такие вот встречи.
И все-таки, понимая, что сомневаться не приходится, переспросил:
— Начальником штаба 267-го истребительного авиаполка?
— Так точно.
— Может, документы какие о Кулькиной сохранились?
— Нет, документов никаких.
Вольский несколько минут просидел молча, не шевелясь. Наконец сказал:
— Да, вот еще, если это поможет делу. Командиром эскадрильи у нее был Антипов Юрий Тихонович. И базировались мы тогда у хутора Михайловского, неподалеку от станции Затишье. Номер ее истребителя был не то 37, не то 47, точно не помню. На задания наши летчики обычно вылетали с задачей обеспечивать передвижение наземных войск, поддерживать их с воздуха. Район действий — Дубоссары и дальше на юг, до Бендер…
— Ты-то сам ездил на то место, где самолет упал?
— Не довелось. Неотложных дел было невпроворот. Сам знаешь, что такое начальник штаба. А вот как Антипов вернулся из полета — хорошо помню. Они ведь тогда вместе вылетали — он ведущим, она ведомой. Показался растерянным таким, будто даже сгорбившимся. Только и сказал: Маша погибла! Он, по-моему, и сейчас жив, до конца войны летал…
— Ну, что ж, спасибо, Владимир Прохорович. Кое-что прояснилось…
Наверное, следовало еще продолжать расспросы, попытаться выведать еще какие-то подробности, которыми никак не следует пренебрегать в таком деле, на слишком уже переполнен был Красовский ощущением первой серьезной удачи, чтобы терпеливо дожидаться окончания разговора. Ехать, скорее ехать на запомнившееся Вольскому место!
…И снова дорога. На этот раз хмурым, пасмурным днем.
С утра моросило, и похоже было, что это надолго. Солнце укрылось за плотной серой пеленой, и только в том месте, где оно безуспешно пыталось пробиться сквозь сплошную низкую облачность, было чуть светлее.
Приехали без геофизиков. Может, щупом удастся что-нибудь обнаружить. Настелили доски, чтобы трясина не засасывала, прихватили из колхозной кузницы толстый металлический прут. Медленно, шаг за шагом стали продвигаться вдоль лесной опушки, глубоко втыкая прут в мягкую, податливую почву.
В одном месте на глубине полуметра щуп наткнулся на что-то твердое. Неужели? Принесли лопаты, стали копать — лихорадочно, нетерпеливо. Нет, обычный кусок насквозь проржавленного железа.
Кто-то в сердцах выругался.
— Не тут ищем. Каменная подошва здесь…
Наверное, коллективный поиск более перспективен. Где один не усмотрит, собьется — другой увидит, что одному не под силу — несколько человек одолеют. Но вот когда не заладится, когда разгадка подолгу не дается в руки, а то и вовсе ускользает — тут лучше одному. Чтобы не ощущать на себе чьих-то сочувственных или укоризненных взглядов. Чтобы не хвататься то и дело за лопату, за щуп, не затягиваться жадно удушливым дымом сигареты, от которого потом кружится голова и тошнота подступает к горлу.
Евгений Иванович — убежденный сторонник поиска коллективного. Не потому, что сообща легче, вовсе нет. Просто ему очень хочется, чтобы как можно больше людей, особенно молодых, вовлекалось в орбиту поиска, проникалось к нему жгучей заинтересованностью, от которой рукой подать до вызревания в человеке ответственности за наследие, доставшееся от отцов-матерей, до духовного, нравственного мужания.
Но в такие вот минуты, когда не ладится, и ему трудно. Снова и снова перебирает варианты, строит новые догадки, прикидывает, сопоставляет…
Вечером Красовский пришел в редакцию газеты «Молодежь Молдавии».
Дружба с газетой у Евгения Ивановича старая и надежная. За несколько лет до этого вместе разрабатывали операцию «Голубой десант» — полуторатысячекилометровый поход на военных машинах-амфибиях по маршрутам боевых соединений, прославившихся при форсировании Днестра. Чуть позднее «Зеленый десант» вместе снаряжали — поход ветеранов и молодежи по местам сражений Первого Молдавского партизанского соединения.
И вот он снова здесь. Куда еще обращаться? Кого еще поднимать на поиск?
Редакция послала запрос в Центральный архив Министерства обороны. Есть ли какие-нибудь сведения о Марии Кулькиной? Известно ли что о командире эскадрильи капитане Юрии Антипове?
Ну, а пока надо продолжать. Ценное само по себе, сообщение Вольского не проливало тем не менее никакого дополнительного света, не давало ответа на главный вопрос — где именно, в каком месте искать. От чего же теперь оттолкнуться?
Кроме исписанных вдоль и поперек, истрепанных блокнотов, есть у Евгения Ивановича одна любопытная тетрадка. Завел он ее много лет назад, и не раз приходила она ему на выручку в самых сложных ситуациях. Составленная по данным военкоматов, разных архивов, воспоминаниям очевидцев, тетрадка содержит достаточно полные цифровые сведения о воинах, павших в боях за освобождение молдавской земли. Номер воинской части, название населенного пункта, месяц, число, количество погибших. Может, и на этот раз тетрадь подскажет выход?
Сапронов, помнится, говорил, будто 149-й полк, в котором он служил, оборонял тогда село Погребы. Полк занимал по фронту полосу километров в пять. Где же могли быть его тылы, в которых находились раненые, и куда направлялся Сапронов в тот памятный день? Помечены ли в тетради убитые из этого полка?
Евгений Иванович долго и внимательно вчитывался в скупые строки. Постепенно убеждался: не все сходится. К примеру, село Дороцкое, упомянутое Сапроновым, — это район обороны вовсе не 149-го полка, следовательно, попасть туда он никак не мог. Зато относительно 149-го полка в тетрадке оказались такие записи: «Лунга-7/5-2» и «Кошница-5/25-1». Это означало, что у с. Лунга 5 июля погибло 2 человека, у Кошницы 25 мая — один. Вот, оказывается, где располагался 149-й!
Он показал свои заметки Сапронову.
— Наверное, самолет упал правее, километрах в пяти?
— Знаешь, я уж и сам об этом подумывал. Подвела меня память. Надо бы выехать, на месте легче сориентироваться.
Не счесть этих неожиданных поворотов на поисковых тропах, а Красовский все никак не может привыкнуть. Едва лишь забрезжит вдали чуть приметный лучик надежды — и сердце начинает неистово колотиться, сообщая всем действиям и мыслям учащенный ритм. Успеть бы, не остановиться на половине пути!
