Я заметил, что в таком случае это должно быть опасно путешествовать через Забайкалье, будучи человеком с деньгами.

– Вы правы, но не более опасно, чем путешествовать, будучи красивой женщиной.

– Но, полковник, я не понимаю, как им всё это сходит с рук. Всё это настолько чудовищно, что трудно представить.

– А кто может остановить их? Вокруг революция, не так ли? Ни одна из сторон не имеет достаточно военной силы, чтобы прийти и вычистить эту грязь отсюда. Но терпение, дорогой капитан, терпение. Придет время, и мы вернемся сюда: вы, я и еще тысячи истинно русских людей, которые смогут победить всю ту нечисть, что пожирает отечество.

В голосе полковника было столько тоски и отчаяния, что я понял: я задел больное место. Крушение Российской Империи и бегство армии со всё еще действующего фронта серьезно ранили чувства гордости и патриотизма старика. Внезапно я осознал, что только в крови, в реках крови люди вроде этого полковника будут искать облегчение от душевных мук. Слишком многого они лишились с приходом революции – и хотели бы, чтобы кто-то дорого заплатил за горечь всех их разочарований.

День близился к концу, и красные отблески заката наполнили наше купе зловещим светом. Офицер сидел в углу, откинувшись на подушки. Невидящим взглядом он смотрел на сизый дымок сигареты, и было легко догадаться, как далеко он зашел в своих горьких мыслях. Его лицо, руки и форма стали ярко красными в лучах заката. «Реки крови», – снова мелькнуло у меня в голове, и по спине пробежал холодок.

Последний вагон Международного Экспресса покинул Сибирь и въехал на территорию Маньчжурии. Я вздохнул с облегчением, осознав, что бушующий пожар русской революции остался теперь позади. И я не был исключением: остальные пассажиры открыто, как малые дети, выражали свою радость. Без церемоний поздравляли они друг друга с большой удачей и счастливым избавлением. Множество новых знакомств было скреплено шумными тостами, и множество встреч назначено по прибытии, чтобы подобающим образом отметить столь значимое событие.

Поезд продолжал двигаться вглубь просторов древнего и загадочного плоскогорья Барги, сотню верст которого мы пересекли еще по территории России. Однако теперь что-то новое и неуловимое появилось в этой мягкой, холмистой степи, покрытой тонким слоем раннего снега. Больше не было видно уродливых военных казарм, как не было и самих войск. Если бы не стада коров, овец и табуны лошадей, всё еще пасшихся в местах, где ветер сметал снег, земля выглядела бы совсем пустынной. Далеко вдали караван верблюдов двигался к небольшой станции, напоминая декорации пролога к давно забытой восточной сказке.

Я относительно мало знал об этой отрезанной от мира стране, так как моё обучение в юности касалось исключительно Китая. И, чтобы убить за разговором время нашего долгого путешествия, я обратился к своему более опытному попутчику за сведениями. Поправив подушку под локтем, он начал медленно и задумчиво:

– Да, это хорошая страна. Здесь началась моя жизнь, здесь прошли мои лучшие годы, годы молодости. Здесь я начал свою службу в Аргунском полку. Мы ходили вверх по реке Аргунь до озера Далай-нор, в которое впадает река Керулен. Там мы покупали лошадей и скот. Сколько ночей прошло под звёздным монгольским небом, сколько историй о древних временах рассказано у костра. Да, да… но всё это было в другой, счастливой жизни. Всё осталось в прошлом, умерло. Я переродился в другое существо, обреченное влачить ужасное существование, как гласит учение Будды.

Прервав рассказ, полковник со своей обычной язвительной улыбкой достал из кармана увесистый серебряный портсигар, зажег папиросу и, глядя на сизый табачный дым, медленно поднимающийся к потолку, продолжил:

– Здесь была колыбель империи Чингис-хана. Отсюда он распространил ее до Тихого океана и Дуная, до Индии и Арктики. Когда-то Барга с ее плодородными пастбищами породила одну из мощнейших его армий. Фридрих II Германский, Генрих III Английский и даже сам Папа Римский склонялись перед «Правителем Мира» в смертельном страхе, что монголы сотрут их с лица земли. К счастью для них, Запад с его горами представлял для кочевников мало интереса в сравнении с обширными равнинами Восточной Европы, пригодными для больших масс скота и лошадей, которых азиаты привели с собой. И они осели в России… как саранча. Но от всех этих грозных орд, которых великий хан отправил на запад, сегодня остались лишь жалкие торговцы и неплохие повара.

Полковник лениво повернулся и посмотрел в окно.

– Видите тот караван? Прошлой ночью он был на Далай-норе, озере, где птицы закрывают небо, как облака, и где рыбы так много, что она скачет по спинам друг друга. А две или три ночи назад эти кочевники стояли лагерем на Буир-норе, еще большем озере. Там они могли видеть хорошо сохранившиеся ванны, куда тысячу лет назад китайские мандарины и монгольские ханы приезжали лечить болезни в минеральной воде. Эта земля богата легендами прошлого. Одни говорят, что Чингис-хан родился здесь, другие – там. Мы знаем только, что это было где-то между реками Онон и Керулен, текущими к юго-востоку от Байкала. Однако бурятские легенды утверждают, что Правитель Всех Людей родился в восточных отрогах Байкальских гор в Сибири. Когда он умер, земля содрогнулась и поглотила его тело. Множество минеральных источников заполнили впадину, и так образовался Байкал.

Интерес и энергия полковника иссякли так же внезапно, как и появились. Он поправил свое сиденье, подложил еще одну подушку под локоть и вернулся к чтению журнал.

Поезд приближался к станции. Пестрая и шумная людская масса заполняла платформу. Синие, худые фигуры китайцев смешивались с дородными широкоскулыми монголами в красных и желтых одеждах. Русские в высоких сапогах и коротких рубахах деловито разговаривали с группками азиатов, привезших свои товары на обмен. Многочисленный скот был собран в загонах; сотни верблюдов лежали на земле, давая возможность своим хозяевам развьючить их ношу, а худые, лохматые пони с высокими седлами плелись за своими хозяевами по улицам, как преданные собачонки. Пара автомобилей, припаркованных возле наиболее представительных деловых зданий, подчеркивала своим видом дикость окружающей восточной обстановки.

Это была маленькая станция, и, как только обменяли почту, поезд снова тронулся в путь. Через полчаса мы проехали Чжалайнор, богатый, но плохо развитый угольный район, и начали постепенный подъем по западному склону хребта Большого Хингана. Эта холмистая местность была редко заселена кочевниками, здесь и там виднелся скот и овцы, пасущиеся в укромных впадинах среди сопок.

Вскоре поезд прибыл на более крупную станцию Хайлар, перевалочный пункт на большом караванном пути из столицы Монголии Урги в Маньчжурию. Еще через сотню верст мы достигли перевала Хингана и начали спуск зигзагами, петлями и почти полными кругами в огромную долину, где между древним городом Цицикаром и Харбином на реке Сунгари раскинулся сельскохозяйственный центр Маньчжурии.

Мы прошли в вагон-ресторан и заняли свободный столик. Пока готовился наш заказ, мы разглядывали толпу на платформе станции, где остановился поезд. Это была Бухэду, известная лучшими охотничьими угодьями в Маньчжурии, благодаря путям миграции перелетных птиц, проходящим через множество мелких озер в низких окрестных сопках. В сезон здесь собиралось множество спортсменов для охоты кто на уток, гусей и фазанов, кто на оленей, кабанов и даже тигров. Но сейчас сезон был почти закрыт, и охотников было мало. Их легко было различить в толпе новых пассажиров, вошедших в поезд. В тяжелых плащах, с внушительными патронташами на плечах они следили за размещением своих собак в багажных вагонах. За некоторыми шли носильщики, неся гусей и уток в рефрижераторный вагон и багаж в купе.

Станционный колокол пробил три раза – сигнал, означающий в России отправление поезда. Паровоз издал хриплый свист, подхваченный горным эхом, и состав медленно тронулся. Исчезли станционные постройки, и маленький городок растворился в темноте окружавших его равнин. За окном осталась только тишина, бездонная и необъятная, как и прежде.