собирал металлолом
а хорошие манеры
за обеденным столом
проявлял не слишком бурно
то сморкался то ронял
ложки вилки чашки дурно
воспитали так меня
комсомол моей натуры
школьных лет не распознал
я курил пил политуру
маргиналом маргинал
и позднее в институте
лекциям предпочитал
спекулировать валютой
есть ли у меня мечта
есть конечно похмелиться
потому что тяжело
это ж надо так случиться
все наличное бабло
проиграл вот перед вами
депутат единорос
как на исповеди в храме
впрочем бабки не вопрос
на лазурный берег вскоре
улечу не плачь жена
штурмовать далеко море
посылает нас страна
Фея
был вечер жаркий
из пыли с ленью
и дворник шаркал
цвели растенья
букет похожий
на лысый веник
поднес прохожий
знакомой фее
и тут цветочки
преобразились
и лепесточки
в миг распустились
поскольку фея
на то и фея
что все умеет
и всех имеет
Завершение эпистолярного романа
Вы мне писали. Я вам тоже.
Вы исписались, как и я.
Я вам набью при встрече рожу,
устав от нашего вранья.
Но может статься, вы сильнее,
тогда к чему весь этот вздор?
Молчание, оно вернее
дурацких писем наших гор…
«Как стал я членом клуба…»
как стал я членом клуба
ночного одного
и как слегка подумав
я вышел из него
вступил поскольку пьян был
и не соображал
что изъяснялся ямбом
в припадке куража
а выхода причина
банальная друзья
туда зашли мужчины
такие же как я
И о погоде
то пьешь с ворами то бомонд
раскрыть готов тебе объятья
то в грязь лицом швырнет омон
а говорят что люди братья
и сестры или мать и дочь
отец и сын племянник с дядей
но почему и день и ночь
они ведут себя как бляди
как будто все им по плечу
забыв иные части тела
я вот себя спросить хочу
а ты-то что на свете делал
ну пусть родился дураком
пусть конституцию нарушил
хотя с законом был знаком
зато не убивал старушек
не брал в заложники детей
не писал мимо унитаза
не обижал своих гостей
и женщин бил всего два раза
достаточно и одного
чтоб стать безнравственным уродом
но бил рукой а не ногой
давайте лучше о погоде
пасмурно 10–12 градусов тепла
временами небольшие осадки
Бенефис
Начало отношений интересней
развития их – чертова тоска —
мы рождены, чтоб Кафку сделать песней,
а не свистеть как пули у виска.
Вчера похоронили сто марксистов,
тела не одевали кумачом,
один из них был графом Монте-Кристо,
другие, оказалось, ни при чем —
недурно для завязки бенефиса?
Но далее (я вас предупреждал)
сходите покурить, в буфет, пописать… —
достанет эта нудная вражда.
А в шаге за углом библиотека,
там тишина и книги – для кого? —
Читатели – такие человеки —
куда-то скрылись все до одного.
Неприязнь
Который раз на те же грабли
нога ступила: я ж соседа
и не убил, и не ограбил,
а завязал лишь с ним беседу.
Ну да, не так миролюбиво,
как бы того ему хотелось,
а он мою бутылку пива
разбил зубами – это дело?
Выходит – дело, потому что
решил так суд преображенский,
мне моментально стало душно,
как раньше, в детстве, в бане женской.
Меня тогда водила в баню
за ручку няня. Как-то в осень
я был забыт в парной. Где няня?!
Я перегрелся, но не очень.
Пар никому костей не ломит,
как злые судьи и законы,
и я сказал в последнем слове:
«Не перейти мне Рубикона,
прошу простить…» Нахмурив брови,
свою вину признал частично, —
хоть сердце требовало крови,
я все же вел себя прилично.
Диарея
Мгновения подталкивали в спину…
Успел! Глаза вернулись на орбиты.
Как хороши, как свежи были вина,
а я бледнел и выглядел разбитым.
Сознание вернулось в туалете:
припомнил закусон до чая с тортом —
ну, заднице помог я вряд ли этим,
но вычислил причину дискомфорта.
И руки не тянул к спиртным напиткам,
сортир покинув чуть не со слезами,
иначе стул и дальше мог быть жидким,
а так хотелось выдержать экзамен
на выживание (промыть желудок,
мезима горсть и прыгнуть на диету) —
и выдержал! Нет, хвастаться не буду,
но фору дам любому терапевту.
Не так страшна бывает диарея,
заставшая нас дома или в поле,
а если в Третьяковской галерее,
театре на Таганке, в Метрополе…
Станция Пизда
Стучат колеса. Поезда
идут до станции Пизда,
где круглый год поют дрозды,
чтоб орнитологам труды
писать с натуры. Соловей,
тревожа чуткий сон солдата,
свистит тут. Водку не разлей —
о чем я говорил?.. Когда-то,
давным-давно, зажглась звезда
над этой станцией веселой,
и вот представь себе, тогда
и устремились новоселы
со всех концов страны в Пизду,
под одинокую звезду,
на свет ее как мошкара —
настал и мой черед – пора,
забыв обиды и долги
(кому был я и мне кто должен),
сказать: завидуйте враги,
я и до той минуты дожил,
когда сошла печаль с лица,
и открывается такое,
что и не снилось мудрецам,
а мне до таинства рукою
достать, что плюнуть на ходу
по ветру, но имей в виду:
плевать на родину свою
непозволительно – побьют
и будут правы – да, да, да,
будь благодарен, местный житель,
отечеству, ну а когда
у нас здесь спросят: подскажите,
который час, а, пиздюки? —
мы чужестранцам не ответим —
счастливые – и не с руки
нам наблюдать часы на свете,
избавленном от суеты.
Сегодня – я, а завтра – ты
очнешься под забором к ночи,
а знал бы прикуп – жил бы в Сочи.
Разговор с женой перед разводом
Если убита женщина, первым подозревают
ее мужа – вот вам вся правда насчет брака.
Дж. Оруэлл
– Сними носки, – мне говорит жена, —
и выстирай, воняет как в сортире.
– А знаешь ты, чем дышит вся страна, —
ответил я, – и что творится в мире?
Один ассенизатор Иванов,
хоть и не срал открыто людям в души,
откачивая жидкое говно,
фекалии на мир мечтал обрушить.
Он видел в снах осадки из мочи,
споткнувшихся людей в зловонных лужах,
а дома дикий номер отмочил,
посетовав, что дурно пахнет ужин.
Здесь параллель не может быть прямой,
но трудно жить, основ не замечая,
протри глаза свои – кругом дерьмо,
и вдруг – носки! Налей-ка лучше чая.
Харитон Устиныч Йорк
на асфальте на заборе