— Я не единственная, кто совершил преступление, — она смотрит на меня. Она

поворачивается и выходит из комнаты, ее каблуки стучат по полу.

— Извините, — говорит Президент Латтимер. Он следует за ней, и мы с Бишопом остаемся

одни. Я смотрю на свою тарелку. Свечи в центре стола мерцают и светятся, отбрасывая тени на

мои руки. Единственный звук — это тиканье старинных часов в коридоре.

— Мне жаль, — говорю я. И мне действительно жаль. Жаль, что не смогла сдержать рот на

замке. Жаль, что я не та девушка, в которой нуждаются моя сестра и отец.

— Не нужно извиняться, — говорит Бишоп. Я поворачиваюсь, чтобы посмотреть на него.

— Я говорил тебе, что хочу, чтобы ты была самой собой. И это подразумевает твое мнение. Каким

бы оно ни было.

Я киваю.

— Был один человек на нашей стороне города. Он жил за несколько домов от нас, — я

понятия не имею, зачем я говорю ему это. — Пару зим назад его сын заболел. И в больнице ему не

дали лекарство.

— В медицине есть протоколы, — говорит Бишоп. — Они не просто раздают лекарства, —

он говорит, как его отец. Я убираю руку со стола.

— Я знаю это. Но сыну этого человека было очень больно, он умирал. Но они все равно

вписали его имя в конец списка. Так что, мой сосед украл какое-то лекарство, спас жизнь своего

сына. И твой отец выгнал его за забор. Он замерз до смерти, — я пристально смотрю на Бишопа.

— Это — справедливость твоего отца. Такие поступки.

Бишоп смотрит на меня.

— Что ты хочешь, чтобы я сказал, Айви? — спрашивает он, наконец. — Что я согласен с

тем, что сделал мой отец? Какой ответ ты хочешь?

— Я не жду конкретного ответа, — говорю я. — Я хочу знать, что ты думаешь.

— Я думаю, — говорит Бишоп, — что мы можем любить наши семьи, не доверяя всему,

что они говорят нам, — он произносит эти слова, как ни в чем не бывало. — Я думаю, что иногда

все не так просто, как думают наши отцы.

Глава 7

На моей тумбочке куча новых книг, но ни одна из них не помогает мне отвлечься. Мне не

спится, и я ненавижу себя за это, потому что завтра у меня рабочий день. Наконец, я сдаюсь и

поднимаюсь с кровати. В прихожей и гостиной темно, и я на цыпочках прохожу на кухню и

наливаю стакан воды. Я пробираюсь в спальню, когда Бишоп садится на диване.

— Не спится? — спрашивает он.

— Нет, — говорю я. — И тебе?

В комнате темно, но свет луны помогает мне видеть его. Он кивает.

— Я просто захотела воды, — говорю я.

— Да, — он улыбается. — Я вижу это.

Он запускает руку в волосы. Его белая футболка светится в тусклом свете.

— Хочешь посидеть со мной, пока пьешь?

— Ладно, — говорю я, подходя к стулу, но он сгибает ноги в коленях, освобождая место

для меня на краю дивана. — Спасибо, — говорю я, садясь на диван, поджав ноги.

— Это странно, не так ли? — говорит Бишоп, нарушая тишину.

— Что?

Он обводит рукой комнату.

— Это. Мы. Пару недель назад мы были просто подростками, живущими с родителями, и

теперь мы здесь.

— Да, — говорю я. — Очень странно.

Я чувствую, что он смотрит на меня. Я поворачиваю голову и смотрю на него.

— Помнишь день, когда мы пошли ко мне домой, — говорит он, — и взяли книги из

библиотеки моего отца?

— Да. А что?

— Ты была права, Айви, — говорит он тихо. — Это беспокоит меня. Они не считаются с

нами.

Я боюсь дышать. Он доверяет мне, открылся именно так, как того хотели отец и Келли.

— Почему ты не сказал мне тогда?

Бишоп вздыхает.

— Я не… я не собираюсь быть парнем, которому плевать на все, что происходит. Это не я.

Я смирился, но мне не плевать.

— Ладно, — говорю я.

— Это не значит, что у меня нет чувств, — говорит он.

Я делаю глоток воды.

— Я не должна была говорить, что ты ничего не чувствуешь. Это не справедливо, —

извиняюсь я.

— Я понимаю, почему ты так думаешь, — говорит Бишоп. — Но это не правда, — он

делает паузу. — Я хочу большего. Я не хочу быть только твоим мужем.

— Например? — спрашиваю я.

— Ничего, что сейчас важно, — он отводит взгляд. — Это то, что у нас есть сейчас. Эта

жизнь. Мы. Этот дом, — он опускает руку вниз. — Этот диван.

Мое сердце уходит в пятки. Все это было прелюдией, чтобы затащить меня в постель? Я

начинаю корить себя за то, что села на этот дурацкий диван.

— Расслабься, Айви, — говорит он и улыбается. — Я ни на что не намекаю.

Но когда-нибудь это случится. Наши отношения не всегда будут такими, вряд ли он

захочет спать на диване всю жизнь. Я не уверена, что он будет спрашивать, хочу ли я этого. Но

это ради отца.

— Ну, я пойду спать. Утром на работу, — я встаю и ставлю стакан на журнальный столик.

Голос Бишопа останавливает меня прежде, чем я вышла в коридор.

— Ты сказала мне, что ты пытаешься, помнишь?

Я смотрю на него.

— Да, — говорю я осторожно.

— Я тоже.

— Я знаю, — говорю я, наблюдая за тем, как его глаза блестят в лунном свете. Я

поворачиваюсь и иду обратно в постель.

Я стараюсь не нервничать, когда Виктория ведет меня в подвал здания. Мне страшно. Но я

не отступлю, помня слова миссис Латтимер. Я ей докажу.

— Что мы будет делать? — спрашиваю Викторию, пытаясь догнать ее. Хотя я выше ее, она

ходит быстро.

— Здесь заключенные, которых уже осудили, — говорит она мне. —

Нам нужна окончательная информация от них. О их ближайших родственниках и тому

подобное. Их уже опрашивали, но мы должны дважды проверить, прежде чем…

— Прежде чем мы их выгонят, — говорю я.

— Да, — говорит она, косясь на меня. — Я знаю, что тебе трудно понять это, зная твоего

отца.

Она говорит это без злобы в голосе, но я настораживаюсь.

— Ну, он не любит выгонять людей, — говорю я, подбирая каждое слово с осторожностью.

Не секрет, что мой отец против способов наказания Вестфалла. Вся моя семья против. Но мой

отец осторожен. Он верен нашим убеждениям, но он ведет себя тихо.

Виктория открывает дверь в конце коридора.

— Но у него есть лучшее решение? — спрашивает она, поднимая брови. Она не дает мне

возможности ответить, проходя внутрь.

Мы в небольшом зале. Напротив есть дверь с окошком, а возле нее стоит охранник.

— Привет, Дэвид, — говорит Виктория. — Мы здесь, чтобы взять заключительное

интервью.

— Мы готовы, — говорит Дэвид. Он едва смотрит в мою сторону. — Они сказали мне, что

ты будешь с утра, так что я уже позвал первого. Лэйрд, Марк.

Виктория протягивает мне руку, и я перебираю стопку папок в руках, чтобы найти нужную.

Я привыкла к эффективности Виктории, которая иногда может граничить с хамством.

— Ладно, — говорит она мне. — В этот раз, смотри и учись. Ты будешь делать это сама

совсем скоро.

— Я буду здесь, — говорит Дэвид.

Виктория кивает и открывает дверь. Там маленькая комната, в которой едва хватает места

для трех складных стульев. Один прикручен к полу.

Я не могу сказать, чего я ожидала, но парень, сидящий на этом стуле выглядит ненамного

старше меня. Я бы предположила, что он младше Бишопа, но я смотрю в файл в руках Виктории и

вижу, что ему двадцать два.

Он улыбается нам и машет свободной рукой, другая была в наручниках.

— Привет. Я уж начал думать, что вы забыли обо мне.

У него светлые волосы и большие голубые глаза. Его щеки красные, как спелые яблоки. Он

напоминает мне куклу, с которыми мы с сестрой играли в детстве. Он привлекателен.

Виктория садится на стул напротив него, и я сажусь рядом.

— Марк, — говорит Виктория. — Полагаю, ты знаешь, почему ты здесь.