- Даже не попрощаешься, Кэм?

Ноэль-мать-его-Фишер шагает навстречу, поднимая воротник пальто. И первая реакция - съебаться куда-нибудь в подворотню, лишь бы не тонуть больше в глазах, где растекается бледное, холодное небо, вытягивая душу.

- А есть смысл?

Монахэн вскидывает бровь и натягивает на лицо выражение а-ля “отъебись, чувак, кто ты вообще?”. Только Фишера не проведешь, потому что пять лет. Не только совместных сцен и безбашенных пьянок в трейлере кого-то из каста, походов по клубам и барам, закрытым вечеринкам и иже с ними.

…

Пять лет осторожных, почти трепетных прикосновений наедине, пока никто не видит. Робко - шаг за шагом, пробуя ногой дно прежде, чем наступить. Заглядывая в глаза прежде, чем решиться на что-то. И судорожный выдох прямо в губы, когда один из них делает это.

“Не надо”

Поцелуи на съемочной площадке, от которых рвет крышу и дымится в штанах. Сплетающиеся пальцы и ширинка (нечаянно или нарочно?), прижимающаяся к бедру.

А потом Ноэль рассказывает, что съемки “Черепашек” затягиваются, и контракт, большие неустойки, команда, которую он не может подвести. А Микки Милкович - всего лишь второстепенный персонаж, хули. Никто и не заметит отсутствия, если засадить его в тюрягу лет так на восемь. Или пятнадцать.

Продюсер понимающе кивает, а Кэмерон ржет в голос под озадаченные перешептывания ребят из каста.

- Да нахуй он сдался вообще? Йен себе другой хуй найдет, покрепче. Правда ведь, друг?

И подмигивает так обиженно и похабно одновременно, что Ноэль красными пятнами идет и лишь открывает-закрывает рот, не находя, что ответить.

…

- Это не из-за тебя, Кэм.

Ему херово и больно, а Кэмерону так смешно, что слезы собираются в уголках глаз и вот-вот покатятся по щекам.

- Мы ведь… друзья, как и прежде?

- О да! - Ухмыляется Монахэн, пытаясь вышвырнуть из головы воспоминание, как они дрочили друг другу в тесной кабинке туалета сразу после съемок той сцены в гей-клубе. - Лучше друзья, Ноэль.

- Останься, не уходи.

И морщится от жалобных ноток в собственном голосе.

- Пять лет, Ноэль, - горько улыбается Кэм, а потом хлопает по плечу (и это больше на удар похоже, чем на прощание). Он поддается вперед, будто бы хочет тронуть щеку губами, но отшатывается в последний момент и зачем-то трет щеку ладонью. - Ну, я погнал.

Шаги затихают в глубине аллеи. Ноэль Фишер толкает руки поглубже в карманы и ежится, будто его знобит. А потом возвращается в зал, полный алкоголя, улыбок и смеха. Зал, в котором так пусто и одиноко без рыжика.

========== Глава 9. ==========

Комментарий к Глава 9.

Лип/Мэнди, упоминаются Микки/Йен

https://pp.vk.me/c629506/v629506352/2f709/J98AJHUYapQ.jpg

- Ни хуя себе приход, - Лип зажимает окурок пальцами и щурится от разъедающего глаза сладковатого дыма. У него слизистую щиплет от кокса, который он нюхал совсем недавно, а еще втирал в десна. Но, блять, никогда еще от дозы не штырило вот так.

- Скучал по мне? - “Галлюцинация” улыбается как-то застенчиво (так, как умеет только Мэнди Милкович, когда они остаются наедине) и прикусывает губу. А потом нервно убирает за ухо прядь волос, и хочется послать нахуй здравый смысл и обнять ее, просто обнять. Ту, которую проебал так бездарно. Ту, которой так и не успел вовремя сказать все самое главное.

Она стягивает дешевую трикотажную кофточку через голову, выхватывает недокуренный косяк, затягивается и тут же насмешливо выдыхает прямо в приоткрытые губы.

- Ты чего там завис, будто призрак увидел?

Узкие брюки летят куда-то в заваленный всяким хламом угол, а она опускается на измятую кровать, застеленную далеко не свежим бельем, и тянет руки так призывно, выгибает спину.

- Иди сюда, обормот. Мы мальчик и девочка, которые любят тела друг друга.

- Ты же в Индиане сейчас. С этой своей бешеной макакой-переростком, - успевает выдохнуть Лип перед тем, как мягкие губы прижимаются к его рту, и в башку как гребаный разряд молнии шибает от так и не забытого вкуса - вишневый блеск, немного сигарет и мята. А кожа, кожа все так же пахнет ромашками. И крышу срывает окончательно, он падает сверху и целует-целует-целует, отрывается от губ, пробует на вкус точеные скулы, пощипывает кожу на шее, ключицах, обхватывает сосок, заставляя Мэнди прогнуться в спине, стискивая в кулаках простыни.

- Не уедешь, ты не уедешь больше от меня, не отпущу, - твердит, как в бреду, зная, что когда наркотический дурман рассеется, он вновь останется один в грязной комнате, где воняет спермой, табаком и прокисшим пивом.

Утром голова как херов мусоровоз, набитый отходами и дерьмом подзавязку. Перед глазами плывет и двоится, и… блять? Какого…? Трет глаза, пока их не начинает ломить, пока ярко-красно-оранжевые круги не заслоняют образ девушки - такой красивой, что не может быть реальной, такой родной, что, блять, выть хочется, вгрызаясь зубами в собственный кулак. Девушки, которую он вчера принял за глюк, мираж, видение, вызванное коксом.

Блять.

Мэнди Милкович курит, стряхивая пепел на пол. И не собирается исчезать.

- Завязывал бы ты с наркотой, Галлагер. Вылетишь из ЕМТ, глаза выцарапаю и яйца вырву. Не зря же я тебя пинками загоняла в этот притон для богатеньких деток.

- Мэнди, блять… - От неожиданности валится с кровати, путаясь в простыне, а она смеется заливисто и счастливо. У него голова пустая, как карманы наутро после попойки, а лицо, наверное, такое охуевшее, будто… будто… - А Кеньята?

- Нахуй этого мудилу. Ушла от него пару месяцев назад.

Говорит-говорит-говорит, а сама смотрит этими глазищами, изредка выдыхая колечки сизого дыма, что плывут по комнате, оседают на коже, на волосах.

- Мэнди… ты такая красивая, Мэнди. - И замолкает, споткнувшись о насмешку в ярко подведенных глазах.

- Что это? Старая песня, Лип. Расскажи лучше, какого хера утворил Микки, что снова загремел в тюрягу? Мне Йен позвонил испуганный до усрачки. Что за лажа про пятнадцать лет? А вы сидите на жопе, не шевелитесь даже.

“С Милковичами покончено”, - брякнул Кев в баре всего пару дней назад. Лип тогда в драку полез, а Йен лишь глянул тяжелым расфокусированным после колес взглядом и вышел, громко хлопнув дверью напоследок.

Лип морщится, забираясь назад на кровать.

- Он Сэмми чуть не убил с Дэбс напару. Начудили так, что пиздец. Что мы можем, Мэнди? Ни связей, ни бабла, ни…

И затыкается, вцепившись пальцами в взлохмаченные волосы. Сука, ну что за дебил?

- Стив-Джимми-Джек. Сука, как я забыл. Он же для Фи жопу на британский флаг порвет… И его папаша, помнишь, путался с Йеном, пока Мик срок мотал? Тут, конечно, пиздец, щекотливая тема…

- Даже если нахуй пошлет, попытка - не пытка. Не хочешь же ты, чтоб рыжий тут с тоски загнулся, пока Микки на нарах загорает?

Прижимает ее к себе рывком и целует жадно и глубоко, наматывая волосы на пальцы, оттягивая голову, чтобы добраться до впадинки на шее, скользнуть языком в аккуратное ушко.

- Мэнди Милкович, еб твою мать, где тебя носило так долго? И какого хера ты решила, что я смогу тут жить без тебя?

Она отвечает на поцелуи, отдает всю себя с той же беззаветной страстью, что и раньше, будто он не был мудаком, будто не заставлял захлебываться слезами и чувствовать себя ненужной дешевой шлюхой. Она сжимает его плечи, как за спасательный круг держится. Лип Галлагер знает, что больше не будет щелкать еблом. Больше не отдаст ее никаким кеньятам ни за какие заебы своего пропитанного кокаином сознания.

========== Глава 10. ==========

Комментарий к Глава 10.

https://pp.vk.me/c628722/v628722352/2f2c1/9hSIQuiIRlI.jpg

Это ебаное издевательство, не иначе. Персональный (его - Микки Милковича) ад. Сраная газовая камера, когда задыхаешься от нежности, скребешь грудь и горло ногтями, пытаясь выцарапать из-под кожи что-то теплое, клейкое, что превращает мозги в кисель и разъедает глаза.

Это, блять, хуже любой пытки, чувствовать, как пальцы рыжика сжимают его ладонь, поглаживают запястье. Как в сопливом любовном романе, которые Светлана раньше читала тайком, всхлипывая и матерясь по-русски. Это хуже нокаута - видеть краем глаза блуждающую и какую-то шальную, но такую, сука, умиротворенную улыбку, когда Йен с опаской сжимает крошечную ручку ребенка, которого он, Мик, держит на руках.