— Я рад, что нашел тебя, Микки, так быстро, что ты согласился… приехать.
— Ты мне как бы выбора не оставил. А у меня вообще-то типа планы имелись.
— Ну, да… Ебашиться в Dota, запивая злость скисающим пивом?
— А ты так уверен, что твоя жопа — сокровище уникальное что ли? Я вот не въеду никак…
— И не пытайся…
Ему хочется дать по ебалу, а потом целовать так, пока не лопнет губа, пока пол не закачается под ногами, а в голове не взвоют сирены. Его хочется нагнуть вот над этим диваном, штаны сдернуть одним движением, присунуть без подготовки… и трахать… долго, с оттяжкой, почти выходя до конца и вбиваясь с новой силой… Его хочется… его просто хочется рядом. До конца этой ебаной жизни. В печали и радости… сука…
Йен пробовал без него, нихуя же не вышло в итоге.
“Я без тебя, сука, не существую же даже. Я без тебя — какая-то пародия на попытку жить”.
— Давай мы с тобой поругаемся завтра, ты расскажешь, какой я мудлан и уебок, что бросил тебя на границе, не пошел до конца, что нихуя не имел права вот так возвращаться, переворачивая на уши уже привычную жизнь. Давай ты мне все выскажешь завтра? Хочешь, отпизди до разбитой рожи, до зубов на полу, поебать. Что хочешь, Микки, только сейчас… помолчи?..
— Из нас двоих — это ты пиздишь, не унять…
Стащить свитер через голову, почти разрывая растянутый ворот, прижаться губами к ямке на шее. Такой бесконечно любимой. Опустить ресницы, выпуская на волю стон наслаждения. Этот вкус — вкус его кожи, и запах… и позорно подгибаются колени…
— Распустил нюни, как баба, — буркнет Мик, подсечкой укладывая на кровать, торопливо стягивая такие лишние, такие тесные тряпки, навалится сверху, зажимая руки над головой. — …слушать противно, пиздец.
И захлебнется, оглаживая оголенную, пылающую под пальцами кожу.
“— Люблю… я люблю тебя, Микки…
— Тогда поедем со мной… навсегда.
— Не могу, я не могу пустить свою жизнь по пизде…”
— Ты не можешь…
— Совсем не могу без тебя.
— А как же…
— Срать на все и на всех. И… заткнись… Заткнись уже, Микки.
Снег за стенами сыплет все гуще. Возможно, к рассвету им придется откапываться, чтобы выйти из дома. Возможно, к рассвету им придется поговорить и подраться и, может быть, даже не раз. Возможно, к рассвету один из них встанет чуть раньше, чтобы до омерзения банально приготовить второму завтрак в постель.
Возможно… так много этих возможно, которые невозможно учесть…
Ведь кто мог подумать тогда — на границе, что еще возможно все это: и пряники, и снег в Рождество, и елка с шарами, и жаркий, срывающийся шепот во взмокшую шею: “Скучал… так сильно, блять… не пущу…”