Джастин машет руками с другого конца зала, кричит что-то призывно, и Йен… стоп, какой Йен??? Кэм убирает руку, отступая на полшага назад. Его глаза отсвечивают серебром и смеются, когда Ноэль шепчет одними губами:

- Я… я не гей, Кэм… - И краснеет, как свежесваренный рак.

- Да, я знаю, я тоже. - И уходит, еще раз подмигнув напоследок.

========== Глава 5. ==========

Комментарий к Глава 5.

https://pp.vk.me/c621820/v621820352/381e2/5VMxW-Y50Tw.jpg

- Твой брат - херов мудак, Йен Галлагер. Какого, блять, черта мне так не повезло, и единственный нормальный парень в моей жизни оказался геем?

Мэнди ноет минут двадцать, то и дело пихая его в бок кулаком. У Йена плечи затекли и слезятся глаза, но он вглядывается в толпу, лениво текущую мимо, будто ждет кого-то.

- Ты так и не сказал, нахера мы приперлись сюда?

“Заткнись, Мэнди, просто заткнись!”, - стучит в голове, но Йен никогда не скажет этих слов единственному в его жизни человеку, который любит его - таким, какой он есть. Мэнди Милкович - лучший друг из всех, кого он мог бы пожелать или придумать.

- Йен Галлагер?! - Краснощекая ушастая голова высовывается из-за дверей и мигает поросячьими глазками, сканируя толпу в коридоре.

- Я! - Он шагает вперед и тут же скрывается в кабинете, оставив Мэнди хлопать глазами в недоумении.

***

Йен возвращается минут через сорок. Потный от волнения и с глазами, сияющими, как фальшивые камни в кричащих бусах Ви. Он все еще мнет кепку в ладонях, когда Мэнди прыгает на него разъяренной кошкой и вцепляется длинными ногтями в лицо, вспарывая кожу. И это, сука, охуеть как больно. Так, что искры сыплются из глаз гребаным рождественским фейерверком.

- Мэнди… Блять, да что с тобой?

Пытается перехватить руки, все еще хлещущие по лицу, размазывающие кровь по усыпанным веснушкам щекам. Будто узоры для Хэллоуина наносит.

- Армия, да?! Армия?!? Ты в конец ебанулся, Йен Галлагер! Он не стоит того! Микки и мизинца твоего не стоит, уебок ты тупорогий!

Слезы хлещут из густо накрашенных глаз, и краска стекает по бледной коже черно-бардовыми потеками.

“Ну и видок у нас щас”, - хочется в голос заржать, да только ее руки лупят уже почти что вслепую, а еще волосы лезут в рот и глаза, и Йен отплевывается, жмурясь. А потом хватает девчонку за талию, отдирает от себя и прижимает к стене, сдавливая хрупкие плечи так крепко, что факт останутся синяки. Похуй, она его вон как разукрасила.

- Нас копы щас загребут, если не угомонишься, - заглядывает в зареванное лицо и за пестрой маской из размазанной косметики и ярко-пунцовых мадежей видит прежнюю Мэнди - хрупкую, нежную, … раздавленную.

- Ты не должен идти в армию, идиот. Не из-за моего брата. Этот мудила… Ты так любишь его, да? А что он сделал, Йен? Что он сделал для тебя? Только брал постоянно. Или у него жопа такая охуенная, что забыть не можешь?

И осекается, ударяясь головой о стену, когда Йен, размахнувшись, наотмашь бьет по лицу.

- Так, значит, да?

Зажимает ладошками рот, давя рвущиеся нарушу всхлипы и истерический смех. Она похожа на бухую потаскушку, которую вот-вот вывернет дешевым пойлом прямо ему на ботинки.

- Мэнди, черт… Мэнди, прости, я не хотел. Микки… не говори о нем, ладно?

Он где-то меж ребер застрял, Микки Милкович, в поры впитался, растекся по венам отравой… И это не больно, нет. Пусто и холодно, будто он снова - тот маленький мальчик, которого Фрэнк и Моника забыли на парковке перед Рождеством.

- Знаешь, как я любила бы тебя, идиот? Самый счастливый бы был… Придурок… ненавижу… Армия, да? И из-за кого?

Мэнди воет, сползая по стене, потому что руки Галлагера больше не удерживают, висят вдоль тела, как плети. И глаза распахнуты так широко, что в них вниз головой ебнуться можно, не удержавшись.

- Мэнди… ты что?

- А ты не знал, да?

Шмыгает носом и то реветь принимается, то ржать, как малолетняя наркоманка.

- Я же люблю тебя, рыжий дурак. Все это время. И Лип твой… даже Лип для того, чтобы ближе быть… А ты и не знал…

Он стоит перед ней охуевший, ресницами хлопает и определенно не знает, что делать. На них косятся, перешептываются. Явно приняли за пару торчков, и странно, что копы еще не здесь с дубинками наперевес. Или санитары с носилками.

Опускается перед ней на корточки и обхватывает, крепко прижимая к груди. Целует волосы, что пахнут цветочным шампунем и тропическими фруктами.

- Иди сюда, дурочка. Просто иди сюда.

Укачивает, как маленькую, шепчет что-то бессвязно-ласковое, и Мэнди начинает затихать. Он все еще гладит ее по голове, думая, что волосы ее на ощупь точно, как у Мика.

========== Глава 6. ==========

Комментарий к Глава 6.

Кэмерон/Ноэль

https://pp.vk.me/c629503/v629503352/15318/xYBDeFjHaFU.jpg

- Это ничего не значит, - выдыхает Кэмерон, когда впервые вламывается в гримерку Фишера и буквально вытряхивает того из кресла, сжимая ладонями лацканы пиджака.

Ноэль даже моргнуть не успевает, как рыжий впечатывает его в стену, сминает губы губами, толкается в рот языком и ухмыляется криво, когда его отталкивают обеими руками.

- Кэм, ты ебанулся? Что это было сейчас?!

Ноэль трет губы рукавом, пытаясь избавиться от привкуса арахиса и капучино. А Монахэн запускает пятерню в свою шевелюру, как-то нервно взбивает, будто в чувство себя пытается привести. Дышит тяжело, хватая ртом воздух, как астматик. И в глазах то ли безумие растекается по радужке блестящей пленкой, то ли это просто отсвечивает зарница, вспыхивающая за окном у самого горизонта.

- По крайней мере, язык не грозишься вырвать.

У него веснушки такие яркие, что больше похожи на брызги оранжевой краски. А кожа белая, как тонкий фарфор. И весь он как изящная коллекционная статуэтка, которую и в руки-то взять опасаешься, вдруг разобьется.

Фишер правда не знает, что сказать – в голове ни одной связной мысли. Лишь часто-часто моргает, как Микки, только что услышавший, что Галлагер сваливает в армию на четыре года. И это жалко-скулящее «Don’t» срывается с языка прежде, чем Ноэль успевает откусить его к чертовой матери.

Пауза затягивается, и Кэмерон хлопает коллегу по плечу, подмигивает.

- Да ты расслабься, меня Сейди заждалась там, наверное.

И закрывает за собой дверь так осторожно, будто она сделана из хрусталя.

- Кэмерон, блять…

Почти сползает по стенке, слушая, как сердце пытается выломать ребра, чтобы рвануть за рыжиком следом.

***

Они снимают сцену в гей-клубе, и Ноэль чувствует себя полным придурком, когда Монахэн идет по залу в одних золотистых шортах, и этот неоновый свет обтекает его тело, что переливается серебристым. Глаза режет и щиплет, будто свет этот выжигает роговицу. А еще у Кэма брызги смеха во взгляде, и это раздражает сильнее, чем две недели демонстративного игнора.

- Двадцать пять баксов за танец, - хрипло выдает Монахэн, устраиваясь у него на коленях.

- Что, блять? – Ему не надо стараться выглядеть охуевшим, потому что Кэм так нарочито-выскомерен, что хочется двинуть кулаком в челюсть, чтоб хоть каких-то эмоций дождаться.

- Не нужен танец, уходи.

И пожимает плечами, а глаза душу пытаются вытащить через зрачки и будто кричат: «Я ведь ушел тогда, ушел!».

- Ладно, окей. Двадцать пять баксов, за твою жопу, да? Никогда за эту хрень раньше не платил.

Это игра света или Кэмерон действительно подмигивает едва заметно перед тем, как опуститься к нему на колени? Он пахнет, как чертов парфюмерный салон, и у Ноэля голова идет кругом, а по затылку словно шарахнули чем-то тяжелым. Он не слышит реплик режиссера, не слышит, о чем там переругиваются осветители и шепчутся коллеги. Потому что Кэм трется ягодицами о его пах, извивается всем телом… И вроде бы все по сценарию, но Фишер едва сдерживается, чтобы не обхватить пацана руками поперек груди, не коснуться губами шеи… Просто перегнуть через один из этих блестящих крутящихся стульев и трахать, пока не ослабнет этот звон в ушах, пока воздух не начнет поступать в легкие.