— Микки, не рыпайся, что ж ты такой… это так сложно? Ответить? А вы… может, скажете для начала, кто вы такие и зачем вам знать что-то о нас?
— Мышонок, я же говорил, бесполезно. У них на лице все написано, особенно у того, — короткий кивок в сторону Мика. — Не нужны они нам.
— У каждого должен быть шанс. Ты что не видишь, в каком они состоянии, Дэрил? Я сказала, мы их испытаем. А если ты против — возвращайся домой без меня.
Храбрая крошка. Йен даже присвистнул бы, вот только думает, что после этого стрела арбалета вонзится ему точнехонько между глаз. Уж очень нехорошо зыркает этот мужик… этот Дэрил. На самом деле, он ждет резкой отповеди, даже грубости, но тот лишь раздраженно дернет плечом и прикурит, не спуская глаз с двух парней.
— Скольких человек вы убили? Поверьте, это не прихоть. У нас есть место… убежище, и мы должны быть уверенными перед тем, как пригласить вас. Безопасность… мы не можем рисковать нашей семьей сейчас, когда люди становятся страшней монстров…
Она запинается на мгновение и, кажется, борется со слезами. Мужлан оказывается рядом, Йен и моргнуть не успевает, обхватывает ручищами хрупкие плечи и прижимает без слов, а она закрывает глаза.
— Меня зовут Бет. Я повторю вопрос…
— Не надо, я понял. Я — Йен Галлагер, а он — Микки. Мы из Чикаго, выбрались в последние минуты, когда военные закрыли город и начали бомбить. Нам пришлось стрелять по живым, иначе… там был настоящий ад, ходячие перли стеной. Я не считал, скольких убил, как и Мик. Как не считал и мертвых, которым пробивал головы. Блять, казалось, что преисподняя спустилась на землю, до ебаного счета ли было…
Он вдруг чувствует, как руки Микки стискивают со спины, как подбородок прижимается к плечу.
— Не надо. Нахуй все, Йен, не надо ничего никому объяснять. Мы выберемся и без них, раз уж смогли уйти оттуда живыми.
Закрыть глаза, расслабляясь. Это всего лишь секунда. Такая важная для двоих — снова понять, осознать, что есть друг у друга, что так будет всегда. До сраного последнего вздоха.
— Пойдемте, у нас фургон в соседнем квартале, а стадо почти добралось. Обработаю твои раны в машине. Если вы согласны, конечно.
Смотрит глазищами своими — огромными, голубыми и чистыми. Йен и не думал что такие еще в этом мире остались. Безгрешный, бесхитростный взгляд, как у ребенка.
— Мышонок…
— Дэрил, не начинай. Им нужна помощь, и я так решила. Если хочешь поспорить, потерпим до дома, окей? Давай поспешим, ты же тоже слышишь их.
Бегом, быстрей, ускоряясь — по обледеневшим замершим улицам. Как декорации к фильму ужасов, думает Йен, усмехаясь. Она и превратилась в фильм ужасов — их жизнь. Кто мог бы подумать, что их ждут проблемы посерьезней лечебницы, наркоты и тюряги…
— Хоть один протянет к ней лапы, все пальцы переломаю, а потом вырву к хуям, чтобы соблазна не оставалось. Понятно?
Дэрил Диксон все так же невозмутим, курит одну за одной и что-то делает с замком зажигания, пока Бет юркнула в кузов, чтобы аптечку достать.
— Скрутила тебя девчонка в бараний рог, — понятливо хмыкает Мик. Странно, это не кажется оскорблением, и Дэрил даже не пытается хмуриться, отзеркаливая усмешку.
— В этом мире мало осталось такого вот…
И обрывает себя, не закончив. И слово “совершенство” или, может быть, “идеал” тает на губах, рассеивается в воздухе холодным облачком пара. Или он имел ввиду “ангел”, да постеснялся сказать.
— Куда мы едем вообще? — спросит Микки, когда мрачный заскорузлый город из бетона и снега останется позади.
— Тюрьма в западной части штата Джорджия, блок С. Думаю, вам выделят шикарную двухместную камеру. Ну, как парни, это то, о чем вы мечтали?
Это самая длинная фраза, которую они слышали от Дэрила Диксона с начала знакомства. Но молчат, ошарашенные, они совсем не поэтому.
— Ладно вам, мальчики, отомрите. Зато там тепло и должны были уже нарядить елку. Уверена, Кэрол и Мэгги уже готовят рождественский ужин. Может быть, даже удастся сварить пунш. Не уверена насчет индейки, но нам удалось запасти кукурузы и зеленых бобов…
Она щебечет, как птичка на ветке под окном ранней весной. Рассказывает об их новом доме и людях, что обязательно станут семьей. О маленьком Карле — сынишке их главного, Рика, о младенце, что скоро должен родиться. О том, что тюрьму пришлось зачищать от толпы мертвецов, а сейчас удалось даже разбить огородик и крошечный садик…
Чуть позже Бет стянет шапку и, встряхнув белокурыми волосами, устроит голову на широком плече Диксона, закрывая глаза. Тот перехватит руль одной рукой, а второй приобнимет девчушку, словно оберегая.
От печки становится тепло, и пальцы отогреваются, и неудержимо хочется спать.
— Рождество в тюряге, мелкий. Вот это охуеть, не смел и мечтать, — проворчит Мик перед тем, как Йена окончательно смотрит сон. — Блять, у меня нет даже подарка, — донесется уже через дрему. И Йен потом, как проснется, обязательно скажет, что нахуй все подарки, мишуру, конфетти. Потому что живой Микки Миклович рядом — и нихера ему больше для счастья не надо. Совсем.
========== Глава 36. ==========
Комментарий к Глава 36.
https://vk.com/doc4586352_457019836?hash=5ea9d90db66904b4b5&dl=d8fac4f0270fde7740
— Вот и нахуй мы притащились сюда? Здесь ж если сдохнешь, через год найдут только, не раньше. И то, епта, если повезет очень.
Мик сейчас такой хмурый и одновременно нахохленно-настороженный, что Йену ржать хочется в голос. Но знает, нельзя, не сейчас, пока все так напряженно и шатко. Позволит себе лишь дернуть плечом, закусывая губу, чтобы не рассмеяться. Швырнет сумку в ближайшее кресло, разглядывая белую мглу за заиндевевшим окном.
— А ты предпочел бы потусить в Чикаго? Где твоя рожа на каждом столбе и, кажется, даже ищейки копов тебя, не напрягаясь узнают? Легко, можем хоть сейчас прокатиться. Вызвать такси?
И даже лезет в карман за телефоном, вбивает первые цифры, пока его не прерывает ворчание:
— Заебал, убери эту хуету с глаз моих, — и за руку дергает так, что телефон с глухим стуком падает на пол, отлетает в угол куда-то. Вскидывает глаза, печальные и больные. Мутные, как заплаканное небо хмурой промозглой осенью. Неверящие и тоскливые, как у пса, которого всю его жизнь шпыняли и крыли лишь матом. Пса, что ни разу не слышал доброго слова.
“Это то, что с людьми делает тюрьма? Но он был там и раньше… Или виновата Мексика — практически ссылка из дома… если таковым можно назвать Саус Сайд — прогнившее гетто, захламленные трущобы, где на каждом углу лишь использованные шприцы и гильзы, где блевотину уже не пытаются оттирать с порога каждого второго бара, где разговаривают только пушкой иль кулаками… такой вот дом. Можно по нему тосковать?” — Йен никогда не скажет этого вслух, не подумает даже. Йен… блять, Йен не будет заморачиваться этим дерьмом, потому что другой жизни они и не знали.
Сегодня — канун Рождества, и Йен молча тащит небольшое колючее деревце с улицы, достает с чердака коробку со стеклянными шарами, выуживает спутанные и запылившиеся провода с огоньками.
— Пиздец, Галлагер. Ты на полном серьезе? Не говори, что где-то у тебя припрятана псина в свитере и корзинка для пикника. Может быть, еще и белая булка для уток, которых похерачим кормить на пруду?
— Какой, нахуй, пруд. Ебун несусветный, снаружи даже яйца от мороза звенят. Не пизди и помоги лучше распутать…
Мик кажется малость /самую малость, ага/ охуевшим, но отчего-то берет спутанную гирлянду, не прекращая ворчать.
— Я охуею, если ты еще решишь испечь какой-нибудь поебени имбирной, как в тех фильмах, над которыми Мэнди раньше сопли распускала. А еще что? Подарки под елку в разноцветной шуршащей бумаге? Шампанское в тонких фужерах. Бля, я… внатуре щас блевану.
Это маленькая хижина в такой глухомани, что людей вокруг — на мили ни одного. Йен подготовился, несколько раз до Чикаго мотался, чтобы вначале отмыть это нежданно свалившееся от деда наследство, а потом все необходимое к праздникам запасти. В конце оставалось одно лишь последнее в году дело — пустяк. Метнуться через границу за одним долбоебом, которого последний раз видел с полгода назад в бабских шмотках с накрашенными губами.
