Изгибающееся тело на простынях. Кружевное белье, что тянут-рвут его руки. Язык, оставляющий на губах сладкий привкус марихуаны. Ноги, смыкающиеся на бедрах. И ногти, вспарывающие кожу на плечах, на спине. Рваные толчки, и оргазм, подобного которому не было никогда.
И больше не будет.
— Хэй, парень, ты где витаешь? — кто-то щелкает пальцами перед глазами, и взгляд фокусируется, возвращая в реальность, в темный, прокуренный бар где-то у черта на рогах. — У тебя телефон надрывается уже минут десять. Ответь или выруби, заебало.
Четырнадцать пропущенных. Йен.
Трубка смолкает, чтобы тут же завопить по новой. Морщится, от резкого звука.
— Хули надо?
— И тебе добрый вечер. Тебя где, сука, носит? Уже все собрались. Даже Дэбс с мелкой здесь, ждем только тебя.
Где-то на заднем фоне гремит посуда, ржет кто-то довольно, кажется, даже музыка играет. Они там ебанулись скопом и решили в семью поиграть? Большую, дружную, правильную.
— Без меня.
— Лип, — укоризненная пауза, вздох, затяжка, — ты не хуей. Фи и так переживает, что ты совсем проебался. Сегодня такой день, а тебя снова нет ни хуя. А ей важно, чтобы все мы были рядом.
— И че там у вас за херня? Снова поминки?
Едкий смешок, что смолой застревает в горле, когда Лип слышит ответ, роняющий на голову не потолок, небо, как минимум. Тяжелое, мертвое, ледяное:
— Помолвка вообще-то. Она не сказала?
========== Глава 28. ==========
Комментарий к Глава 28.
https://pp.userapi.com/c637823/v637823352/40edb/_-MApnsJ9Zw.jpg
— Тревор, бля… Я знаю, что прокосячил.
Йен мнется с ноги на ногу, будто в сортир хочется так нестерпимо, что еще немного, и сделает лужу прямо на этом вот месте. Он знает, что должен как-то объяснить, извиниться… Он столько должен всего. В конце концов, перед ним – его парень, с которым даже не удосужился объясниться прежде, чем скидать вещи в сумку и запрыгнуть в тачку к своему свалившему из тюряги бывшему. А Тревор волновался, наверное. Звонил. Семьдесят три пропущенных, ни на один из которых Йен не удосужился ответить. Да и что бы сказал?
«Прости, у меня тут Микки свалил из тюрьмы, и я без него, оказывается, нихуя не могу. Без него мне пиздец, понимаешь?»
Лучше никак, чем вот так.
Истинный Галлагер, хуле.
— Ты на меня не посмотришь? Тревор, пожалуйста.
Откладывает в сторону ручку, отодвигает бумаги. И неслышно выдыхает прежде, чем вскинуть на Йена уставшие воспаленные глаза. Вряд ли он спал нормально хоть раз за эти дни, думает Йен. Вот только даже совесть не шевелится где-то там, глубоко внутри. И он точно знает, если бы все повторилось — снова сорвался бы за своим пиздливым южным гопником. И ебись оно все.
— Ты что-то хотел? Говори. Йен, серьезно, я рад, что у тебя все в порядке. Но думал, что заслужил хотя бы смс. «Жив-здоров» и так далее.
Тревор не упрекает, но скрыть обиду не получается, и… Нет, нихуя. Все равно не стыдно нисколько.
— Я должен был позвонить…
Ага, блять, гениально. Позвонить или ответить на один из десятков звонков, сделать хоть что-то вместо того, чтобы самозабвенно трахаться на заднем сидении машины, в придорожных кустах, в заплеванных сортирах дешевых забегаловок. Какая разница, где и как, если Микки…
— Наверное, стоило просто сказать, что любишь его. Хотя я понял, наверное, все в тот вечер, когда он сбежал из тюрьмы, и копы пришли к вам домой. Ты же был с ним все это время?
Был. Был и шептал: «Я люблю», и прокусывал собственные губы, чтоб не кричать, и пил, пил его без остатка.
Только его и люблю.
— Думал, не вернешься, если твой парень в бегах…
Вот так просто – «твой парень». Вместо заламывания рук, упреков и пафосного: «Как же я, Йен? Как же, блять, я?». Твой парень. И ты должен быть рядом с ним. Но Микки пересек мексиканскую границу, а Йен остался в Штатах, потому что…
«Потому что ты мудло ссылкивое, Гаггагер», — хмыкнет в голове такой знакомый насмешливый голос с легким южным акцентом.
— Не все дела закончил, — бросит, пряча раздражение, уже мечтая свалить куда-то подальше. Нахера приперся вообще?
Почему-то совесть просыпается только сейчас, шкрябает изнутри нашкодившей псиной, обрубком хвоста по ногам хлещет, в лицо заглядывает огромными влажными глазищами. Пиздец.
— Так ты что-то хотел?
— Извиниться.
Телефон тренькает в кармане, и Йен выдыхает облегченно, потому что вот он — повод свалить и не показаться при этом трусом или психом отбитым.
«Вот только это все про тебя, рыжий. И трус, и отбитый, и псих. Мой, блять, псих».
Так и крышей двинуться несложно, думает Галлагер, в пятый, в восьмой раз перечитывая одно и то же сообщение от младшей сестры по кругу: «Йен Галлагер, тащи, блять, свою жопу домой. СЕЙЧАС». Не то, чтобы Дебби так не выражалась, но…
Но что-то тянет под ребрами, и в горле щекочет, когда он торопливо прощается с Тревором, выметается за дверь, кубарем скатывается по лестнице. До дома — что-то около семи-десяти кварталов, и, наверное, надо бы дождаться автобуса. Если бы Йен Галлагер мог ждать.
«Вот у тебя шило в жопе, епта», — ржет кто-то опять в его голове, но уже все равно. Так будет быстрее, быстрее, потому что…
Он и сам не понимает, чего или кого ждет, когда вваливается домой — растрепанный, запыхавшийся, как лошадь после скачек. Разве что не хрипит, и пена изо рта не идет.
— Наконец-то. Я сваливаю, а ты сам разбирайся с этим цирком, — непонятно фыркает Деббс и, махнув в сторону кухонного окна, пулей вылетает из дома, прижимая к себе мелкую Фрэнни.
А Йену больше всего хочется протереть кулаками глаза и проснуться… Что там за окном? Воздушные шары, яркие плакаты (вот только глаза так слезятся, что ни слова не может прочесть), куча детворы, сладкая вата. День рождения близняшек Кева и Ви? Очередной безумный проект папочки-Фрэнка? После подпольного цеха по производству убойного пива и организации ночлежки для бездомных всего Саус-Сайда, Йен, наверное, не удивится ничему. Почему бы не замутить парк развлечений с клоунами и аттракционами прямо на заднем дворе? Который и не их двор даже…
Жизнь Галлагеров давно превратилась в сплошной сюр. А потому, когда Йен выпрыгивает на лужайку с самодельным тиром из дротиков и воздушных шаров, и видит в гуще веселья Микки, не удивляется.
Нет и нет. Это либо очередной сон, либо галлюцинация после бессонной ночной смены, после с треском провалившейся попытки объясниться с Тревором, после странной смс Деббс…
— Хули встал там и мыргаешь? Соскучился что ли? Топай сюда, отвечаю, вкуснее торта ты в жизни не пробовал.
Сгребает с крайнего столика тарелку со всякой всячиной, пытается выбраться из толпы.
— Мик, что… что ты здесь, блять, делаешь? Как же копы и розыск и…
— Хули раскудахтался, как наседка? Все заебись, под контролем. Тебе вообще не похуй? На член новый еще не запрыгнул? Или к старому побежал?
Ковыряет ложкой в тарелке, размазывая содержимое в сплошную однородную массу, а потом просто швыряет в ближайшую урну и разворачивается на пятках, как то незаметно оказываясь так близко, что каждую крапинку на радужке можно разглядеть, каждую ресничку, каждую пору на коже.
Йен понимает, что пиздец залипает на этих губах, которых всегда будет мало, сколько ни пей, ни целуй. Шарит глазами по телу, уже прикидывая, как и куда. Наверное, Милкович умеет мысли читать, или за все эти годы Йен для него – все равно, что открытая книга. Хмыкает пренебрежительно, но довольно, и коротко кивает на приоткрытые двери дома. Там тихо сейчас и прохладно. Им даже кровать не нужна, лишь бы дорваться друг до друга, срывая одежду, гладить, целовать и кусать, всхлипывать, глотая стоны вместе с обещаниями и признаниями, которые ни один из них не повторит, будучи в трезвом рассудке.
— Галлагер, сука, как же я тебя…
— Я тоже, Мик. Тоже пиздец не могу.
========== Глава 29. ==========
Комментарий к Глава 29.
https://pp.userapi.com/c639825/v639825352/2d866/NA8W2fALYKw.jpg
