— Почему?

— Потому. Обычно люди селятся вокруг поместий. Планеты в Антарес крупные, а население небольшое в среднем.

— И какое у тебя поместье?

— Пионовый Закат. Сам увидишь потом. Через полчаса сядем на окраине столицы, возьмём трассер и двинем прямо в поместье. Оно в северо-восточной части Скорпио на побережье.

— Э-э-э… — Хань порылся в скудных познаниях об Антарес, но толком ничего не вспомнил. — Какой материк?

Чонин впервые за всё время посмотрел на него — окинул изумлённым взглядом и вновь отвернулся.

— На Скорпио нет материков, — наконец соизволил заметить он. — Есть только архипелаги. Скорпио была последней планетой, на которой запустили генератор атмосферы. Считалось, что генератор не справится. Справился, хотя сложности были. Частично из-за этого на Скорпио образовались только архипелаги. Соотношение моря и суши — восемьдесят к двадцати. Население — десять миллионов. Это планета с самым маленьким населением в Империи. Моё поместье находится на крупнейшем острове северо-восточного архипелага Тодд. Весь архипелаг принадлежит мне, если что. На островах архипелага живут мои слуги и их семьи, есть несколько семей арендаторов. Арендаторы в основном занимаются рыболовством и содержат морские фермы. Марикультура. Ну и они платят арендную плату и налоги в мою казну.

— Хорошо устроился, — буркнул слегка пришибленный объяснениями Чонина Хань.

— Почему? Это в норме. Они платят мне, а я плачу имперский налог и за себя, и за них всех. Так положено по закону.

— В таких условиях демократия выглядит привлекательно.

— Демократия — это всего лишь слово. И недостижимый идеал. Подлинной демократии никогда не существовало. И вряд ли когда-нибудь… Неважно. В Империи ты сам выбираешь своё положение. Чем ты выше, тем выше твоя ответственность. Любой из моих арендаторов или слуг при желании может подать прошение Императору и изъявить желание перейти в класс аристократов. Это вполне возможно. Но это и повлечёт за собой ряд последствий, к которым нужно быть готовым. Если же человек этого не хочет, он остаётся на своём месте. Вот и всё.

— Всё равно дикость, — упёрся Хань. — И как они к тебе обращаются? Величают милордом или ещё как?

— Светлый князь в моём случае походит на насмешку, так что они привыкли обходиться вашим высочеством. Какая разница? Ты ведь не подданный Антарес, так что можешь называть меня так, как пожелаешь. Всё равно никто тебя не поймёт. На Скорпио говорят по-корейски и по-немецки. Другие языки не в ходу.

— И даже общий? — удивился на том самом «общем языке» Хань.

— И даже общий, — невозмутимо подтвердил Чонин.

— Погоди, это что же… выходит, я ни с кем и поговорить не смогу? Только с тобой?

— А ты с кем-то разговаривать собрался? Не волнуйся, на трассе во время тренировок наболтаешься. И через неделю приедет Бэкхён — он любит поговорить. К тому же, некоторые общие слова все знают, так что без кофе не останешься.

— Я и не волновался, просто ты… не слишком разговорчивый. И, помнится, после открывающей гонки ты сказал… сказал… — Хань умолк. Вспоминать о словах Чонина в тот день ему не хотелось, пусть Чонин и был сто раз прав, назвав победу Ханя украденной.

— Победа есть победа, забудь. И мне было просто интересно, насколько эта победа устраивала тебя. Если от украденной победы тебе невесело, и её вкус горький, то…

— То что?

— То ты правильный гонщик, — скупо усмехнулся Чонин.

— Может, я и правильный гонщик, но это не помогает мне понять Чунмёна. Зачем он это сделал?

— Понятия не имею. Ему почему-то важно, чтобы золото получал именно ты, а не кто-то другой. Но причину я не знаю. Никто не знает, кроме самого Чунмёна. Только это не значит, что тебе стоит на него рассчитывать. Рано или поздно все припрятанные у него в рукаве козыри закончатся. В Формуле иногда можно жульничать, но так не может продолжаться вечно.

— Я и не рассчитываю, — обиженно высказался Хань. — Мне интересно гонять самому и видеть честный результат, чтобы знать, что я могу, а что пока не по силам.

— Надеюсь, это не изменится, — тихо отозвался Чонин и потянулся вверх, чтобы сделать колпак кабины прозрачным. Хань невольно отметил это — в который раз. Когда он видел, как Чонин управлял болидами или иным транспортом, всякий раз отмечал, что Чонин всегда опирается на показания датчиков и почти никогда не смотрит сквозь прозрачную преграду кабины. Это казалось немного странным. Обычно гонщики в большинстве своём поступали наоборот и чаще полагались на собственное зрение, чем на показания приборов и датчиков. Эта странность Чонина наверняка Ханя не касалась, но он всегда машинально отмечал её и пытался представить, как бы он гнал по трассе в таком стиле… Это же всё равно, что посадить в болид слепого.

— Мне казалось, что раз у тебя большой опыт, то ты в курсе поведения Чунмёна.

— Не путай тёплое с мягким. Я гонщик, а не устроитель и не владелец команды. Разные сферы. Если бы я занимался тем же, чем Чунмён, то не гонял бы по трассе, а сидел в удобном зале наблюдения и лихо командовал бы.

— А Ифань?

— И что Ифань? Он в этом шарит лучше, да и гонять ему больше нельзя. Хотя, по-моему, гонять ему можно. Зрение — это не самая нужная штука для гонщика. По приборам тоже можно гонять.

— Плохо себе это представляю.

Чонин начал поворачивать голову к нему, но почти сразу передумал, лишь глухо бросил:

— Пристегнись, входим в атмосферу.

В верхние атмосферные слои Скорпио они вошли ровно и спокойно. Чонин в самом деле был превосходным пилотом как в космосе, так и в небе планеты. Он отлично чуял движения воздушных потоков. Никогда прежде Хань так ровно не входил в атмосферу и так плавно не садился.

Космопорт на окраине столицы Скорпио казался тихим и пустынным. Они похватали багаж, пробежались по приземистому ангару и остановились у длинной штуки, похожей на узкую лодку, словно из старых фильмов про земных индейцев. Как их там называли? Пироги?

— Это трассер, — коротко объяснил Чонин и что-то сделал. Что-то такое, из-за чего верхняя часть трассера сдвинулась, открыв три сиденья, расположенных одно за другим. — Вещи сюда кидаем…

Они побросали сумки на третье сиденье и в зазор за ним, после чего Чонин велел Ханю сесть в центре, а сам полез вперёд. Потом верхняя панель вернулась на место. Изнутри она оказалась прозрачной.

— Похоже на болид, — невольно отметил Хань, на всякий случай пристегнувшись к сиденью ремнём.

— Ты близок к истине. Трассер летает. В атмосфере. Обычно на трассерах летают низко над водой или землёй, но можно и в небе. Трассеры используют в Империи вместо автомобилей, которые на колёсах.

Ход у трассера оказался куда более плавным, чем у тех машин, к которым привык Хань. А лететь над морской гладью было… Подобного чувства Хань не испытывал никогда в жизни. Восторженно пялился на блестящую поверхность под трассером, на волны, на дельфинов и улыбался. Поначалу всё внутри сжималось от страха — в самом начале полёта на трассере, но потом внутри оставалась лишь необъяснимая лёгкость, переходившая в ненавязчивое чувство удовольствия.

Хань пообещал сам себе, что когда обзаведётся собственным домом и семьёй, то непременно постарается добыть себе трассер. Даже если он после тридцати лет не сможет больше гонять по трассе на болиде, то будет гонять в атмосфере на трассере. Потому что это не хуже, чем в космосе на болиде.

— Пионовый Закат, — тихо произнёс вдруг Чонин и заложил крутой вираж.

Хань раскрыл рот уже не из-за полёта, а из-за открывшегося перед ним вида. Слева от трассера над обрывистым берегом парил самый настоящий замок. Со шпилями, крепостной стеной, флагами и прочими атрибутами. Только цепного дракона не хватало. Прямо как в фильме про земное Средневековье. Разве что замок построили из местного материала, и он казался необычно светлым, тёплого бежевого оттенка.

— И это… твой дом? — потрясённо выдохнул Хань.

— Вроде того. Вблизи он симпатичнее. Вокруг сады есть и парки. Сейчас как раз цветут мирвы. Они немного похожи на вишнёвые деревья. Тоже бело-розовые лепестки у цветов. Ну и пионы, конечно. Пионов много. Бордовые в основном. Привыкнешь. Лепестки всюду, даже в доме. Ветром задувает.