Теперь Кэтти хоть и пребывала в незавидном одиночестве, но держалась неприступно и важно, будто к ней и вправду кто-то собирался пристать. Но таких глупцов пока не нашлось. Для них же лучше, признал беспощадный Джонни, всем своим пренебрежительным видом показывая, как же она ему надоела. Вот так он проявлял всю накопившуюся злобу и месть за ее подленькие мысли, длинный язык и желание поучать.

«И правильно делают, что демонстративно игнорируют ее», – признал брат, но ему не удалось проскользнуть мимо: он сразу попал в поле ее острого зрения с тупым углом обозрения. Она с умным видом подошла к нему так близко, что у бедного Джонни родилась страшная мысль: неужели, чтобы больше никогда не отстать?

«И чего ей от меня надо? Я же не магнит и не липучка, чтобы ко мне приставать!»

А она приподняла зонтик и продемонстрировала ярко и безвкусно накрашенные брови и веки, что, по мнению брата, нисколько не приукрасило ее, а только до ужаса обезобразило и исказило.

«Видать, решила сделать меня заикой. Пусть считает, что ей это удалось, – может, отстанет».

Он изобразил на лице сильный испуг и собирался уже с легкой душой испариться, но она ехидно улыбнулась и съязвила:

– Дорогой братец, в тебе столько глупостей, что невольно приходится сомневаться: осталось ли место для чего-нибудь другого. Надеюсь, отсюда ты не сбежишь, как три месяца назад?

– Да ради тебя и от тебя, Кэтти, с удовольствием сделал бы это…

– Не сомневаюсь. Одна беда: некуда – кругом океан.

– Ошибаешься. Да от твоих домогательств куда угодно улетишь, хоть к черту на кулички. Ты только намекни: когда и куда. Я всё исполню и даже обвинительную записку не оставлю.

Назойливая сестра продолжала еще что-то назидательно лепетать, но для него она уже безвозвратно исчезла, растворилась вместе со своим докучливым словоблудием, так как он с великой радостью вспомнил свой тайный побег и полную свободу, которую ощутил вне дома. Взрослые парни собрались в Шотландию, где собирались потренироваться и провести соревнование на серфинге, а затем устроить массовый полет на парапланах. Джонни не мог упустить такую возможность – и махнул с ними, сообщив, что родители разрешили ему. Неделя, проведенная в диких условиях, когда он был на равных не только с необычно хмурой и скудной природой, но и с мужественными парнями, показалась ему просто фантастической. Это были лучшие дни в его короткой и в целом далеко не скучной жизни. Он почувствовал себя там не каким-то человеком-пауком – таких оказалось немало, и все они были наделены необычными редкими способностями, – а экстремалом и этому состоянию души безмерно радовался. Еще бы! Он ощущал себя человеком-птицей, который обретал полную свободу, когда кружил и смело парил над крутыми обрывами и угрюмыми горами, приветливыми зелеными долинами и небольшими лесами, гостеприимным прибрежьем и даже над кусочком неспокойного моря. Дух захватывало во время впечатляющего полета, когда он сливался с северной природой, был ее маленькой, но гордой частью и от счастья терял счет времени. Сроднившись с соратником ветром, он стремился к необъятным небесам, ощущая себя в этот затянувшийся от удивления миг царем птиц и властелином застывшего мира, потому что он выше всех! Облака, солнце и звезды в расчет не брались, поэтому он с ними не соревновался, а заключил нерушимый союз.

Погрузившись в приятные воспоминания, Джонни не расставался с ними весь день. Теперь он был во власти тех захватывающих ощущений, которые с небывалой радостью проснулись в нем и настойчиво напоминали, что есть и другой мир, и ты знаешь, где он находится. Стоит только очень захотеть.

Подводя в мягкой постели итоги очередного круизного дня, удовлетворенный Джонни отметил: «Я и сейчас с радостью оказался бы там: среди старых и новых друзей, которые давно подружились с дикой природой, и их не пугают ни трудности, ни загадочная неизвестность. Как нравятся приятные случайности, рожденные на полюсах сюрпризных крайностей!»

Но загадки поджидали его и здесь. Уже на третий день Джонни случайно обнаружил, что его соседями по каюте оказались те самые подозрительные типы, которых он сначала выделил в толпе, успел скоропалительно заподозрить в преступных замыслах, а потом в них разочароваться. Их служебное помещение оказалось крайним в коридоре, поэтому не очень бросалось в глаза среди кают первого класса.

После обеда возвращаясь из библиотеки, Джонни издалека приметил знакомые силуэты и очень удивился: «Ничего себе! Неужели они вышли из его каюты? Для краж обед – самый подходящий момент. Но что им надо?» – заспешил он, терзаемый большими сомнениями. Но братья внезапно испарились: словно сознательно воспользовались другим выходом.

«Уж больно подозрительно резво скрылись! Значит, есть серьезные основания».

В трепетной душе Джонни затеплилась приятная надежда: теперь они снова – одной малюсенькой ошибкой, крошечной оплошностью – вызвали к себе профессиональный интерес. Однако, внимательно изучив соседнюю дверь, сыщик пришел к выводу: «Выходит, они тут обосновались. Так это к лучшему: теперь я с них не только глаз не спущу, но и уши навострю».

Чтобы отвлечься от нахлынувших мыслей, будораживших его воображение, Джонни стал листать библиотечную книгу и невольно заинтересовался морскими узлами. Сидя в кровати, он внимательно рассматривал рисунки и пытался запомнить сложные названия. «Беседочный, может заменить огон, используется для подъема и спуска людей. Двойной беседочный – подобен одинарному: применение то же. Брамшкотовый применяется для ввязывания шкотов в шкотовые углы парусов и пластырей, для связывания двух концов троса одинакового диаметра при поднятии небольших грузов. Выбленочный – для вязки выбленок к вантам и закрепления концов троса за середину другого троса или дерева. Гаечный и двойной гаечный – для закладывания толстого и тонкого троса. Калмыцкий, весьма практичный и надежный быстро развязывающийся узел, применяется для крепления бросательного конца к огону швартового троса. А еще бывает констриктор – его не развязывают, а разрубают. Далее следовали кошачьи лапки, плоский, прямой, пьяный…»

«Таким, наверно, связывают буйных матросов! – решил он, представив почему-то своих соседей, проявивших в пьяной агонии буйную агрессию. – Не советую, а то мы на вас быстро управу найдем», – на всякий случай предупредил покосившийся на перегородку Джонни, прекрасно понимая, что мысли передаются на расстоянии и имеют свойство материализовываться.

Когда продолжил чтение, то удивился своей проницательности. Этот узел с двумя затягивающимися петлями действительно использовался по смысловому назначению – для усмирения не в меру разгулявшихся моряков. «Надо же, как я угадал. А впрочем, для меня это такая мелочь!»

Затем узлы перечислялись по порядку: рифовый, рыбацкий, рыбацкая восьмерка, ступенчатый, стопорный… А затягивающую удавку иногда называют эшафотным узлом. «Это тоже для них и таких как они. Так что ведите себя пристойно: не советую опробовать на своих шеях», – посоветовал он им и снова углубился в чтение.

Совершенная петля, удавка для подъема тяжестей или бревен, фламандский, хирургический, шкотовый, шлюпочный, задвижной, простой штык, рыбацкий штык, штык со шлагом. «Фу! – выдохнул Джонни. – Нет, никогда мне не быть моряком, потому что невозможно запомнить всё это, чтобы применять на практике».

– Ошибаешься. Есть такие, которые прекрасно в них разбираются, – опровергнул его внутренний голос. – Так что работать надо над собой и запоминать. Пригодится.

Чтобы хоть как-то убить время, Джонни вышел на прогулку: душа требовала каких-нибудь событий, действий. С ознакомительной целью он заглянул в супермаркет и поразился обилию товаров. «Глядя на всё это и на многочисленных покупателей, складывается впечатление, что нас тут не кормят».

В голове Джонни замельтешили мысли, которые были созвучны с его внутренним голосом: в этой толкучей пестроте в первую очередь бросаются в глаза отчетливые черты человеческой суетности и людской нужды, в этом фантастическом хаосе ярче, чем где-либо, ощущается и проявляется всё сумбурное многообразие нашего материально-натурального мира. Перед глазами всё бессмысленно кружилось и мельтешило, ему хотелось закричать: