За это время он снялся в модном проекте, и постеры с его портретом красовались на всех киносайтах. Светская хроника ничего не писала о Балерине, фотографии Рея со светских тусовок изредка попадались, но он всегда был в незнакомой компании. Они расстались или по-прежнему избегают бывать где-то вместе?

Однажды мы все-таки встретились, и я сама предложила пойти куда-нибудь. Он нехотя согласился. Все же он воспитанный молодой человек, и сейчас нам наконец-то нечего делить. Было видно, что общение со мной ему в тягость, но он вежливо спросил, как мои дела.

Мы поболтали, и уже хотели прощаться. Я передала привет Балерине, и он сказал, что они не видятся. Видно было, что ему хочется об этом поговорить, а не с кем. Он и со мной не решался, но потом, когда начал, остановить его уже было трудно. Он чувствовал себя задетым. Балерина вычеркнула его из жизни. Нашла какой-то нелепый повод, сказала, что не хочет, чтобы он видел, как она стареет, что она прекращает все виды деятельности и хочет пожить в свое удовольствие. Где и как она собирается получать удовольствие, она не сказала. Книгу писать она с ним тоже отказалась. Оказывается, когда он встречался со мной и просил передать права и все написанное, он хотел таким образом ее удержать. Думал, что она все же продолжит работу над книгой. Оказалось, что и со мной она рассталась. Он не принял от нее ни одного подарка, хотя она настаивала. Так это или нет, как говорится, записано с его слов, но он, похоже, действительно очень расстроен их разрывом.

Мои окна выходят на горы. Я часами смотрю в окно, и мне совершенно не надоедает это занятие. В то время, как тело мое неподвижно, мысли бегут без остановки. Я вспоминаю все приятные моменты своей жизни и впервые не строю планов. У меня редкая болезнь, в организме что-то разладилось, и он не может справиться с обменными процессами. Мое измученное постоянными нагрузками тело теперь получило долгожданный покой. Двигаться мне все труднее, я поправляюсь каждый месяц на несколько килограммов и уже практически не могу обуваться самостоятельно. Мне привезли кожаные тапочки, похожие на лапти, невероятного размера. Сейчас лето, а что я буду делать зимой, если меня вывезут на свежий воздух, не знаю. Впрочем, до зимы еще надо дожить.

Зимы в этих краях мягкие, а вот лето прохладное. Меня укутывают в плед и оставляют на несколько часов в парке. Я пью мандариновый чай с миндально-шоколадным печеньем и иногда чувствую себя совершенно счастливой.

Главное ведь не то, что с нами происходит в реальной жизни, а что у нас в голове.

Иногда мне кажется, что я с кем-то разговариваю. Чаще других это бывает Ангелина. Я рассказываю ей меню здешней кухни, и мы подробно обсуждаем его достоинства и недостатки. Я теперь ем в свое удовольствие почти все, врачи разрешают, строжайшая диета не дала никаких результатов, и её отменили. Иногда я развлекаю Ангелину забавными историями, она их очень любила, а у меня никогда не хватало времени закончить хоть одну. Она молча слушает и кивает. В больших окнах я вижу свое отражение. Огромный ком, мало напоминающий даму, сидит в одиночестве и жестикулирует. Мне становится смешно.

Рей играет со мной в игры, он меняет свой статус в ФБ еженедельно, понимает, что я хоть и удалила свою страничку, все же могу зайти и прочесть. Вчера у него было написано: «Просто поговори со мной». А на прошлой неделе: «Странное вы существо, доложу я вам!» Когда-то ему все это надоест, ну или мне надоест молчать, и я ему отвечу. Пока не знаю…

Нет, только не это! Она воровка, предательница, но не убийца. Она согласилась им помогать совсем не ради денег, а чтобы вытащить Костика из этой банды, чтобы он мог расплатиться с ними! Да, деньги она готова перевести на счет, который Костик записал ей в последнюю встречу. Но убивать бедного нелепого Гельмута она не согласится никогда. Баночку с лекарствами, которые вложил Вике в руку этот плохо говорящий по-русски поляк, она положила в сумку. Инструкция была такова: «Заменить лекарства Гельмута на эти, он будет отравлен, на нее никто не подумает, потому что лекарства она потом подменит обратно. Гельмут умрет как бы своей смертью». Инсульт там или что-то в этом роде. «Я плохо разбираюсь в медицине, – сказал поляк, – но все продумано специалистами. Сделаете все правильно – будете жить», – напоследок сказал он. Вот так – будете жить. Она сейчас же позвонит Костику, не может быть, чтобы он на это согласился!

Дрожащей рукой Вика вставила карточку в щель уличного автомата, набрала номер. Трубку долго не брали. Наконец она услышала тихий раздраженный голос Костика.

– Мы же договаривались, я сам буду тебе звонить, что ты делаешь, Вика? Ты подставляешь нас.

– Костик, они заставляют меня убить Гельмута. Мы так не договаривались.

– Ну что делать, милая. Так надо. Это последняя просьба. Ты сделаешь это, и у нас будут развязаны руки. Меня отпустят, мы сможем, наконец, пожениться. Будь молодцом.

Вика медленно шла по бульвару. «Мы сможем, наконец, пожениться». Какая страшная цена за возможность жить с Костиком. Купив стаканчик сока, Вика присела за столик уличного кафе. Молодой официант с сережкой в ухе и смешной челкой уже второй раз подходил к ней и спрашивал, не угодно ли фрау еще чего-нибудь. Посетителей в кафе было немного. Допив сок, Вика промокнула губы салфеткой и вышла. Официант помахал ей на прощание. В руках у Вики была салфетка. Она подошла к урне и выбросила ее, туда же полетела коробочка с лекарствами. Примерно минут через двадцать в районе уличного кафе раздался взрыв. Официант с сережкой в ухе отшатнулся и больно ударился о ручку холодильника с напитками.

***

– Что ты ко мне пристал? Это был единственно возможный вариант.

– Гельмут нам сейчас совсем не мешает. Он спишет пропажу денег на исчезнувшую жену. Вот пусть ее и ищут. Ты же говорил, что с Викой ничего не случится, что она выйдет из игры.

– И что, что дальше ты собирался с ней делать? Неужели жениться? – Мужчина в вельветовой куртке противненько захихикал. – Разработав такой конец, я больше заботился о тебе, чем о себе. Меня Вика не знает и вряд ли станет искать. А вот к чему могли привести ее поиски некоего Костика – я не знаю.

– Но я так хорошо с ней поработал, она могла быть нам еще очень полезна, ведь она согласилась на все наши условия.

– Прекрати истерику. После тех лаж, которые ты делал в последнее время, я бы на твоем месте помалкивал.

Закинув ноги на туалетный столик, Тамара Осетрова полировала ногти и обдумывала очередное «слово редактора». О чем же сказать в этот раз? Все вроде бы уже говорено-переговорено. Мысли возвращались к вчерашнему дню. «Нет, эту корректоршу определенно надо убирать. Мало того, что она не чувствует себя благодарной, что я взяла ее в такое издание, так еще и стала часто со мной спорить, публично поправлять. Тексты ей, видите ли, не нравятся, логики в них нет. Кому нужна эта логика? Секса побольше, да, не выходя из формата западного издания, сплетен».

Вчера Тамара давала интервью в прямом эфире утренней программы, в офис пришла победительницей. Позволила сотрудникам некоторое послабление и предложила за чашкой кофе обсудить ее выступление. И вдруг эта пигалица заявляет: «Мне показалось, что вы с излишним апломбом несколько раз повторили „Я, Лично“. Ведь я – это и есть лично. Моя бабушка учит этому детей в третьем классе». Тамара улыбнулась, проигнорировала выпад, быстро обвела взглядом сотрудников. Кто скрывал насмешливую улыбку, кто отводил глаза. Но никто не сказал, что все было здорово. Тамара знала, что в офисе ее не любили. Но вот то, что перестали бояться, – было для нее новостью. А ведь почти всех этих людей в компанию привела она. Может быть, наверху ее положение пошатнулось? Что-то в последнем мейле шефиня очень сухо с ней попрощалась. Надо срочно ехать в головной офис с серьезным подарком. А потом уж она сумеет завинтить гайки у себя, а неугодных просто уволит. Не сама, конечно, у нее нет таких полномочий. Но предоставит издателю мотивы, почему классного работника надо увольнять, и он не сможет ничего возразить. Уж она-то мастер по плетению интриг. Подставит их и возьмет кого-нибудь попокладистей да поблагодарней.