Томас пытался меня остановить, шлепал чего-то губами, но я не слушал его. Отпихнул в сторону, послал по адресу и ушел. Вообще ушел, только рюкзак из класса забрал. Раз я физру прогуливаю, то и все остальное могу прогулять - семь бед, один ответ. А шины этому оленю завтра по почте придут. Пусть ими подавится.

Вечером после ужина я сидел у себя в комнате и пялился в экран, на котором светился белизной чистый документ Ворд. Вообще-то это я типа писал сочинение по датскому. Уже почти час. Со скрытой странички звучал Людовико Эйнауди. Мне удалось, порывшись на ютубе, выснить, что именно его «Примаверу» играла Лэрке в тот день, когда у меня в голове сложился стих. Вот только теперь ничего не складывалось. Ни единой строчки.

Внизу раздался звонок. Я решил, что это к Себастиану кто-то. Может, сосед или запоздалая почта. Но через несколько минут в дверь поскреблись.

- Жень, к тебе там мальчик. Говорит, из вашего класса.

Какого?... Ко мне никто тут еще не приходил. Да и не звал я никого.

Выключил музыку, вылез из-за стола и потопал за матерью вниз по лестнице. Смотрю – в гостиной Томас. Присел на краешек белого дивана, едва дышит.

- Ты чего тут делаешь? – говорю.

Тут ма на меня напустилась – по-русски и чуть не с кулаками:

- Женька, совсем озверел? Ты что на человека кидаешься? Поздоровайся, кофе ему предложи, или что он там пьет. Будь человеком!

Блин, и она туда же!

Томас от ее темперамента совсем в комок сжался и стал похож на дохлого паука – одни коленки торчат.

- Привет! – я плюхнулся на диван рядом с Паровозиком и понизил голос. – Чего приперся, спрашиваю?

- Я... – бедняга обрел дыхание и судорожно вцепился в белую кожу. – Поговорить.

- Говори! - я плехнул в принесенную матерью чашку кофе и сунул ему в руки.

- Что, прямо тут? – Томас заерзал, нерешительно поглядывая на ма и отчима, уткнувшегося в какую-то книгу.

Не хотелось тащить его в свою комнату, но выбора, по ходу, не было. Ма явно развесила уши, да и Себастиана в свои дела я посвящать не желал.

- Ладно, пошли.

Томас облегченно потопал за мной по лестнице, прихватив кофе. Когда дверь за его спиной закрылась, он расслабился и опустил тощий зад на мою кровать:

- Ну вы и живете! Такой домина!

Он еще вещал что-то восторженно, а я думал только о том, когда же парень уйдет. Томас просто не вписывался в эту часть моей жизни, как надувной круг на рисунке со снеговиками и подписью «Найди ошибку». Слишком близко была башня. Слишком легко в картинку с незапертой дверью мог войти Себастиан.

Паровозик сидел на моей кровати, пищал гудком и ничего не замечал, а я знал, что по коридору ходит монстр – знаете, как во сне или фильме ужасов: ты не слышишь его, не видишь, но с неизбежностью сознаешь, что он там, что он идет за тобой.

- Ты за этим притащился? – прервал я трескотню Томаса. - На дом посмотреть? Что, посылка уже пришла?

- Какая посылка? – у парня глаза по пять крон, сидит, прыщи на бороде почесывает.

Я заткнулся. Мне стало тошно – от самого себя. Физически больно стало от собственной низости. От ущербности своей. Наверное, когда тебя кусает монстр, ты сам становишься таким, вроде как в фильмах про оборотней. А то, что Паровозик дальше сказал, не сделало это чувство легче.

- Я пришел попросить, чтобы ты школу не прогуливал. Не из-за меня. Не из-за такой ерунды. Какая-то глупая вышла ссора. Не знаю точно, что я такого сказал, но ты обиделся. Я не хотел тебя обижать. Правда! Поэтому извини. Вот.

- Как ты меня нашел? – пробормотал я – просто чтобы что-нибудь сказать.

- На интранете для учеников, - Томас, по ходу, почувствовал, что со мной что-то не то творится, и неловко крутил в пальцах чашку с кофе. – Там всех в классе адреса есть. И твой тоже. Только телефона нету, вот я и подумал...

Я отошел к окну, чтобы Паровозик не видел моего лица. Вот так просто: оставил братишку с больной матерью и пешком четыре километра протопал, чтобы перед таким уродом, как я, извиниться.

- Джек, я еще хотел предложить с математикой помочь, – не унимался Томас. – Только ты не думай, я не Медведь, я знаю, что ты способный! Просто запустил предмет. Но ты легко сможешь подтянуть! Если мы будем вместе заниматься, скажем, раза два в неделю...

- Хорошо, - оборвал я его, потому что понял – еще не много, и не выдержу. Сорвусь. Сломаюсь. – Завтра к тебе зайду, ладно? Только сейчас уходи.

Он, по ходу, услышал что-то в моем голосе, потому что встал – пружины скрипнули – и пискнул обеспокоенно:

- Джек? С тобой все в порядке?

Я растянул губы в улыбке – шло тяжело, будто механизм заржавел, - и повернулся к Паровозику:

- Все окей. Спасибо, что зашел. А теперь иди, ладно? Завтра увидимся.

Томас прижал к груди несчастную чашку, потоптался, но все-таки пошел к двери. Обернулся, уже взявшись за ручку:

- Ты не меня не сердишься больше, да?

Я покачал головой, голос меня уже не слушался. Дождался, пока шаги отбухают до последней ступеньки, оторвался от подоконника и забился за кровать. Сидел на полу – голова между коленками, руки сверху, - и ревел. Молча, но до судорог в груди. Ревел до тех пор, пока не услышал в коридоре мать – я легко отличал ее по звуку. Отчим ходил бесшумно, как зверь на мягких лапах.

Метнулся к компьютеру, бросил себя на стул. Руки на клаву. Жму на что-то, сам не вижу, что.

- Жень? – ма засунула в комнату голову, забыв постучать.

Я старался дышать ртом, чтобы носом не хлюпать. Вдыхать глубоко, чтобы плечи не тряслись.

- Что же ты гостя не проводил?

Я молчал, и мать зашла в комнату, но остановилась у дверей. Спросила заботливо:

- Вы что, поссорились?

- Нет, - мне удалось наконец справиться с голосом, хотя звучал он придавленно. – Просто мне сочинение закончить надо. А вы мне мешаете. Все мешаете!

- Ладно-ладно, - мать фыркнула притворно-испуганно. – Мешаем мы ему... Пиши давай, Достоевский! – и захлопнула дверь.

Я вытер рукой глаза и тупо уставился в экран. Там на полстраницы шел, повторяясь, один и тот же текст.

«Ищи Якоба».

В субботу я заявился на кемпинг сразу после шести с хрустящей купюрой в кармане. Нет, это не отчим расщедрился. Мать пихнула мне деньги тайком в коридоре и шепнула заговорчески: «Вот, девушку свою угостишь». Девушка между тем уже меня поджидала. Увидела через стекло ресепшена и выпорхнула навстречу.

- Джек! Ты пришел! – будто так до конца и не верила, что появлюсь. А я, блин, даже не опоздал.

Виляя затянутыми в новые джинсы ляжками, Адамс потащила меня в сторону игровой площадки и кортов.

- Все вот-вот начнется. Сначала шоу, потом концерт: живая музыка и – танцы!

- Надеюсь, не джаз? – мрачно изрек я, шаркая за нею и размышляя, где бы раздобыть пива.

- Нет, что ты! - Наташа засмеялась, клацая брекетами. - Кантри и, кажется, поп.

Я тяжело вздохнул.

Искомое обнаружилось на газоне у игровой площадки. На нескольких больших грилях там жарили сосиски и булочки, тут же продавали газировку, кофе и, конечно, пивас. У импровизированной буфетной стойки роились голодные отдыхающие. Потный Матиас, стоявший на посту у гриля, едва успевал кидать в пасти готовые сосиски.

- По пиву? – предложил я Адамс.

Она смущенно хихикнула:

- Я вроде как еще на работе. Да и папа здесь, - она кивнула на пузатого мужика в ковбойской шляпе, заведовавшего буфетом.

- Ну а я не на работе, - сообщил я и, отпихнув пару пенсионеров, загруженных бумажными тарелками, прорвался к раздаточной.

После пары глотков жизнь показалась краше. На батутах и качелях резвилась неутомимая малышня, пацаны постарше гоняли мяч на футбольном поле, девчонки обсели лавочки, зеленая травка манила – кстати, на ней уже развалилась компания каких-то студентов с банками «Туборга» в руках. Короче, идиллия.

- Давай найдем хорошее место, - потащила меня за руку Адамс. – Скоро шоу начнется.