Я кое-как сел. Винная лужа перетекла под задницу, и теперь там противно хлюпало.

- Да, я понял, - шевелить прикушенным языком было больно.

- Хорошо, - улыбнулся Себастиан. – Потому что мне не хотелось бы быть с тобой жестоким, Джек, - он протянул руку и коснулся моей щеки. Осторожно, почти нежно.

- Просто такова башня. Когда нарушаешь ее правила, немедленно следует наказание, - его пальцы спустились ниже, на грудь, и поползли по мокрому от вина животу. Я сидел бревно бревном, не смея пошевелиться. Мужик явно был в адеквате не больше, чем Ганнибал Лектор.

- В первый раз я сделал скидку на твое незнание. Но в следующий раз простой оплеухой ты уже не отделаешься, - скользкое ощущение на животе пропало, влажная ладонь Себастиана возникла перед моим лицом. – Правда, похоже на кровь? К счастью, вино гораздо приятнее на вкус. Попробуй, - его пальцы сунулись между моих губ, я ощутил кислый вкус на языке, но не смел увернуться или оттолкнуть его руку. – Не слишком пряное, нет? - внезапно он наклонился и лизнул мое мокрое бедро. Я дернулся, но Себастиан вогнал пальцы мне почти в глотку, запрокинул голову назад, ухватил за ногу другой рукой, и провел языком выше, к паху.

Больше всего мне хотелось всадить зубы в его кисть, так чтобы он завизжал от боли, но я думал о том, что будет потом, со мной и с мамой, и просто боролся с тошнотой, чувствуя, как его язык движется по моему животу и внутренней стороне бедра, как гигантский ядовитый слизень. Наконец Себастиан оторвался от меня, и выпустил мой рот.

- Какой ты сладенький мальчик, Джек, - прерывисто пробормотал он, облизывая губы. – Твой вкус прекрасно дополняет Пино Нуар. Но мы немного увлеклись. Тебе ведь еще нужно выучить остальные правила башни.

Потом я должен был повторять за ним слово за словом, как клятву скаута:

Правило первое: никому не говори о башне.

Правило второе: что принадлежит башне, остается на башне.

Правило третье: не пытайся проникнуть в башню, когда дверь заперта.

Правило четвертое: всегда повинуйся хозяину башни.

Что касалось второго пункта, то Себастиан пояснил, что мне не разрешалось выносить что-либо из красной комнаты. А если я приносил что-то извне сюда, кроме той одежды, что была на мне, этот предмет должен был здесь и остаться.

Когда я затвердил «заповеди Себастиана» наизусть, мое теоретическое образование отчим счел законченным, и мы перешли к практике. Он взял пульт и включил большой экран, до тех пор зияющий в стене черной дырой. На нем я увидел уже привычную картину: стеклянный стол, черный диван, посредине - подросток в одних трусах и мужчина в халате. Халат, впрочем, быстро упал на пол. Мужчина оттолкнул столик в сторону – он был на колесиках – и велел парнишке:

- Сними-ка трусы, Джек. Они у тебя совсем мокрые.

Я проснулся оттого, что солнечный лучик пробрался через щель в жалюзи и нахально щекотал мне веки. Лежал я в своей постели, вокруг – обычный беспорядок, шмотье на полу, диски под столом, на столе – открытый макбук пялится на меня черным экраном... И тут я вспомнил. Себастиан, башня, правила! Господи, сделай, чтобы это был сон, всего лишь сон!

Я судорожно зашарил под одеялом. Телефон полетел на пол, вытолкнутый моей рукой. Я скатился за ним, нажал на кнопку. Дохлый. Бросился к ноуту, отмотал запись назад. Темнота и шорохи – это я в кровати ворочаюсь. Прокрутил вперед. Еще немного. И похолодел. Да, вот оно. Дверь открывается, черный против света силуэт – явно мужчина в халате. Проходит через яркую полосу и исчезает. Дальше только мой голос, чужой и очень детский: «Себастиан? Что ты тут делаешь?» Невнятное бормотание. Потом световое пятно пересекают двое – мужчина и подросток. Дверь закрывается. Конец фильма. Чернота.

Я залип, пялясь в потемневший экран. Значит, все было на самом деле. Руки Себастиана на моем теле. Язык, оставляющий на коже слизистые горящие дорожки. Мля, он вылизывал меня, как Ханс – пряничный домик! Джек, тебе приятно? Нет. Нет! Нет!!! Я вру. И он это видит. Я ненавижу себя! Он принуждает мою ладонь вниз. Вверх-вниз. Вверх-вниз. Он опускает меня на колени. Он опускает меня. Он меня... Пока горячая пахучая слизь не брызгает мне на лицо и грудь. Она повсюду. Даже в волосах. Его пальцы собирают ее со щеки и пихают в рот, разрывая губы. Я ненавижу его! Я ненавижу себя!

Видно, у меня случилось что-то вроде блэкаута. Потому что следующее, что я помню – это ма с круглыми глазами в роли Тринити, уклоняющаяся от веера летящих в нее дисков.

- Женька! Ты что, совсем сдурел?!

Диски красиво ушли в дверной проем и врезались в противоположную стену. Я тупо уставился на окружающий меня погром. Стул валяется в углу, беспомощно задрав в воздух колесики. С кровати содрано белье. Штаны свисают с качающийся люстры. Повсюду – вывороченные из шкафа вешалки. Впечатление такое, будто в комнате тайфун прошел. И у этого тайфуна есть имя. Джек.

- Же-ень? – ма подошла поближе и принюхалась. – Ты точно ничего не курил?

- Нет, - пробормотал я и внезапно почувствовал себя очень голым, хотя мать сто раз видела меня в труселях. Просто мне показалось, что, хотя я ночью залез в душ и сменил белье, прикосновения Себастиана оставили на мне какие-то следы, а кожа сохранила его запах. Я схватил первую попавшуюся тряпку и принялся в нее запихиваться. – Я это... Шлем потерял.

- Какой шлем? – выпучилась на меня ма.

- Велосипедный, - оказалось, что напялил штаны шиворот-навыворот, не удивительно, что ширинка не хочет застегиваться. – Тот, что Себастиан подарил.

- Что, здесь? – она выразительно обвела рукой устроенный мной апокалипсис.

- А? Нет, - мне удалось нашарить футболку под буреломом вешалок. – На берегу, кажется.

- Ага, - глубокомысленно протянула ма. – Куда это ты?

- Шлем искать, - бросил я от двери и шмыгнул в коридор.

Я крутил педали вдоль озера – быстрее и быстрее. Свернул на тропинку в лес. Пошли кочки, взгорки, песок. Пришлось поработать передачами. Это отвлекало от мыслей. От мелькающих под веками картинок. Я сижу на корточках в углу, вжимаясь в кафель. На меня падает горячая вода. Кран открыт на полную катушку, и меня хлещет по шее, затылку и плечам. Через запотевшее стекло я вижу себя в зеркале. Я не понимаю, почему мое отражение целое, когда Себастиан отломил от меня кусок? Не знаю, где именно, но во мне чего-то не хватает. Наверное, там, где больно, только больно везде. Больно везде...

Рыча, я взлетаю на вершину очередного холма, виляю вниз между деревьями, попадаю на тропу для верховых. Увязаю в песке и, задыхаясь, волоку байк на горбу, пока снова не начинается трава. Скоро я совсем теряю ориентацию – вокруг только тишина и высокие деревья. Но потом поблизости раздается паровозный гудок, и я понимаю, куда меня занесло. Это старая железная дорога и поезд-ветеран с паровым локомотивом – аттракцион для туристов. Значит, рядом кемпинг. Жажда рвет глотку, и я поворачиваю туда. Напиваюсь из-под крана и долго сижу на скамейке у детской площадки, неотличимый от других отдыхающих. Обычный парень, как все.

Это снаружи, а внутри дырка. Червоточина. Трещина. Неужели Себастиан прав, и я всегда был таким? Ведь заставило же его что-то выбрать меня? Счастливые детские голоса отгоняли призраки башни, держали их на расстоянии, так что слова Себастиана щекотали край сознания едва слышным шепотом: «Грязный смазливый мальчишка, тебе повезло, что я встретил твою мать. Если бы не я, тебя бы давно отымел брюхастый алкаш, ее бывший, или один из тех перков постарше, с которыми ты баловался хэшем. Пойми, такие, как ты, всегда будут притягивать таких, как я. Всегда. Это все равно бы случилось с тобой, раньше или позже».

- Крутой байк!

Я чуть со скамейки не кувыркнулся. Не заметил, как он подошел – высокий пацан, плотный, рыжий, с обожженной солнцем красной мордой. Стоит и показывает на «Призрака» рукой в веснушках: