— Он много для тебя значил, — граф не спрашивал, поскольку одного только вида ссутулившейся в просторном кресле Дарэм было более чем достаточно, чтобы понять, насколько тяжелой для нее оказалась эта потеря. Фон Кролок только теперь заострил свое внимание на том факте, что, с легкостью называя Нази «фрау», он никогда по-настоящему не задумывался о наличии у нее супруга, поскольку данная информация была ему безынтересна. Однако, как выяснилось, Дарэм была не просто замужней женщиной, она была вдовой, получившей свой статус, по меркам графа, едва ли не вчера.

— У вас когда-нибудь был человек, без которого вы не могли бы жить? — спросила Нази и, не дожидаясь ответа, который, в сущности, ей был не нужен, продолжала: — У меня, как выяснилось, был, но я узнала об этом слишком поздно. Оказалось, что я не способна без него ни на что: не могу спать, есть, совершать обычные, повседневные действия, не говоря уже о том, чтобы продолжать работу. Обычно такое говорят, чтобы сгустить краски, но, поверьте, для меня в первые два месяца это было более чем объективной реальностью. Его хоронили без меня — я знала, что так нельзя, знала, что должна быть там, знала, что это нарушает все приличия, но мне было плевать, я просто не смогла заставить себя прийти, — женщина горько усмехнулась и совершенно неожиданно сменила тему. — Мы поженились в одна тысяча восемьсот восемьдесят втором, когда мне было семнадцать. Браки между некромантами — явление очень частое, поскольку обычные люди редко хотят связывать свою жизнь с теми, кто выбрал своей профессией игры со смертью и угаснет к тридцати, не оставив после себя наследников. Первое, что мы теряем — способность иметь детей, мы дарим жизнь другим и по-другому. Такие случаи, как наш с Винсентом, тоже не редкость — уже практикующий некромант выбирает себе в супруги еще необученного спутника и сам становится для него наставником. Это, разумеется, был брак по сговору, и я знала, на что иду, но в свои семнадцать… О чем мечтают девушки в семнадцать, Ваше Сиятельство? Пускай даже и будущие некроманты — любовь, признания, поцелуи. Впрочем, достаточно мне было познакомиться с моим будущим мужем, как все эти мечты пошли к черту. Тогда ему было двадцать два, и он уже имел четвертую ступень допуска, в то время, как многие из нас даже к концу своей жизни не успевают подняться выше третьей… Он был дьявольски талантлив и так же умен. Уверена, что силы его души хватило бы куда больше, чем на сорок и даже на пятьдесят лет. Вы с ним очень похожи, знаете ли. Это сходство, признаюсь, поразило меня в самую первую нашу встречу и мучает до сих пор. То же хладнокровие, та же воля, та же уверенность, что для человека нет ничего невозможного, главное — точно знать, чего ты желаешь добиться, и идти к цели, не оглядываясь. То, что он выбрал меня, само по себе могло считаться признанием, но тогда это абсолютно не радовало — на помолвке я видела перед собой только холодного, чужого мужчину. Он смотрел на меня равнодушно, как будто оценивающе, и от этого взгляда по спине бежали мурашки. В те времена я боялась его ужасно.

— А потом? — коротко спросил фон Кролок, когда Дарэм замолчала слишком уж надолго. Перебивать свою собеседницу ему категорически не хотелось — он слишком хорошо знал, как легко от звука чужого голоса разрушается истинная откровенность. Теперь, по крайней мере, он куда лучше мог понять смысл тех странных, болезненно-пристальных взглядов, которые временами бросала на него женщина, когда ей казалось, что он не способен их заметить.

— И потом тоже, — Нази тихонько рассмеялась, но в этом смехе не было ничего, даже отдаленно похожего на веселье. — Первые пару лет. Дальше перестала, привыкла. Быть его женой оказалось очень трудно, и порой мне казалось, что он получает некое изощренное удовольствие от моих страданий. Каждый новый навык, каждый прием, каждую ритуальную схему он заставлял меня повторять до тех пор, пока она не отчеканивалась в моем подсознании. Он был абсолютно неумолим, он никогда не жалел меня, заставляя справляться со всем самостоятельно… и был рядом. Даже во сне я всегда чувствовала его присутствие, и с ним мне не снились кошмары. Потому что я была уверена — что бы ни происходило, он вытащит меня из любой, даже самой безнадежной ситуации, и, когда его не стало, особенно ясным сделался тот незатейливый факт, что именно Винсент сделал для меня неизмеримо больше, чем все остальные люди в моей жизни, вместе взятые. Никто, на самом деле, не заботился обо мне так, как заботился он — с самого первого и до самого последнего дня нашего брака. Но эта забота была слишком глубокой, чтобы я могла вовремя распознать ее. Обычно под такими вещами подразумевают сочувствие, жалость, мягкость… душевность, наконец. Однако Винсент всегда видел дальше, чем все остальные. И уж точно дальше, чем я. Все, что я знаю и умею — исключительно его заслуга. Как и то, что меня не постигла участь многих молодых некромантов, погибающих в первые же годы в ордене. Любили ли мы друг друга? Не знаю. Мы никогда не говорили с ним о любви, и у нас никогда не было того, что люди обычно называют «духовной близостью», так что я бы отдала многое, чтобы спросить у него, кем я ему стала. Порой мне казалось, что я видела в его взгляде что-то, что позволило бы предположить… — женщина беспомощно пожала плечами. — А может быть, мне просто хочется в это верить. Что же касается меня… если любовью можно назвать состояние, когда человек был для тебя едва ли не основным условием полноценной жизни, то да, пожалуй, любила. Смешно… Разве можно жить бок о бок с человеком десять лет и только после его гибели понять, что это были самые настоящие чувства из всех, которые ты переживала когда-либо?

Наконец повернувшись к креслу графа, Дарэм посмотрела на фон Кролока тоскливым, рассеянным взглядом, словно он действительно мог дать ей ответ на этот вопрос. Словно он и правда имел право на него отвечать.

— Не знаю, Нази, — сказал он. — Должно быть, случается и такое. Прости меня за банальность, но человеческие отношения вообще сложны, запутанны и способны принимать весьма причудливые формы.

— Осознание того, что я так никогда и не смогу сказать ему, насколько он важен для меня, насколько сильно я нуждаюсь в нем, насколько уничтоженной себя почувствовала после его смерти, не дает мне покоя, — призналась Дарэм, снова отворачиваясь к камину.

Почему-то так слова давались ей проще. Так она могла представить, что разговаривает сама с собой, а не выплескивает болезненными толчками перед высшим вампиром чувства и мысли, которые в своем мире она так никому и не доверила. Впрочем, там, в ее мире, не осталось никого, кто мог бы ее выслушать, и теперь воспоминания поднимались на поверхность потоком, остановить который у Нази уже не было сил. Этот поток в щепки разнес сдерживающую его до поры плотину, и все, что ей оставалось теперь — тонуть.

— Поэтому я и оказалась здесь. Я хочу вернуть своего мужа к жизни и ради этого действительно готова отдать что угодно. Он должен вернуться ко мне. В своем мире я предприняла попытку провести ритуал, на поиски которого потратила еще два месяца и большую часть своих сбережений, но что-то пошло не так… — женщина озадаченно нахмурилась, кажется, совершенно позабыв о присутствии графа. — Вместо того, чтобы призвать Винсента из-за грани, я сама провалилась на тропы, которые выбросили меня даже не в мой родной мир, а в лес неподалеку от трактира Шагала… хм… я предполагаю, что один из якорей погас, или же энергетическая емкость ритуала…

— Нази, — окликнул ее фон Кролок, которому состояние фрау Дарэм стремительно переставало нравиться. Внешне Нази, как и прежде, выглядела полностью отрешенной, однако граф ощущал, как судорожно пульсируют ее эмоции, постепенно заполняя собой все пространство комнаты. Они накатывали на фон Кролока, точно волны океанского прибоя, и каждая новая такая волна была выше предыдущей.

— …ошибки в схеме быть попросту не могло, в этом я абсолютно уверена, — если бы не острота вампирского слуха, граф, пожалуй, едва ли смог разобрать опустившийся до быстрого шепота голос Нази. — Значит, вероятнее всего, это действительно был перепад энергии, компенсировать который можно…