- Почему ты так цепляешься за прошлое? И все твои знания о древностях... и языки эти древние... Кому это всё надо? Вечно евреи говорят о своих предках!
- Вятичи, кривичи, уличи, рабиновичи... Древнерусские племена. Я уже сказал: тебе точно ничего не нужно. В том, что твоя мать не помнит никого дальше деда, ничего знать не хочешь и ты, виноваты евреи? Турмуды - помнят, евреи - помнят. И в том они повинны перед русскими? Интересная логика. И чтоб сняли с них вину, они должны забыть, что они турмуды, что они евреи?
Ольга сказала, прожевав последний кусок:
- Вкусно. Спасибо. Дай мне жить так, как я того хочу. Я в Бога не верю.
- Страшно другое. Он может перестать верить в тебя.
Ольга громко поставила в мойку тарелку и направилась из кухни.
- За музыкалку захоти заплатить. И у них выпускной готовят, тоже хорошо бы захотеть внести.
- Я разберусь.
- Ага. Со своим очередным имбецилом. Наборщик текста - значит, много читает, интеллектуал. И профессия редкая - деньги ляжку жгут.
Но она уже ушла. Отец прибрал на столе, вымыл тарелку, подмёл пол на кухне.
Суббота прошла в поисках определения сюжета, которое дал Лотман. Потом Леонид звонил друзьям в Новосибирск, пока не вспомнил, как звали директора Института филологии. "Вот болван же! - ругал он себя. - Нет чтоб в Интернете поискать..." Нашёл и журнал "Критика и семиотика" со статьёй о нарративах, мотивах, сюжетах. Ольга уехала на студию. Мирка репетировала на пианино упражнения и этюды Чайковского. Потом дед с внучкой гуляли по лесу, рвали первоцветы, собирали сохранившиеся после зимы ягоды калины и рябины. Разглядывали первых бабочек, пчёл и шмелей - как они жадно сосут весенний нектар. А дома варили из ягод морс. Мирка тоже варила.
В воскресенье дед с внучкой в тишине, "чтобы не разбудить маму - она устала на работе", уехали в город в Детский центр, где внучка прыгала и скакала, играла и в то и в это до самого обеда. Леонид Михайлович не выдержал и, пока Мирка прыгала на батуте, кося настороженным глазом в её сторону, позвонил Софье.
- Старый клон, старый клон, старый клон стучит в окно, приглашая...
Софья произнесла сквозь смех:
- Я у мальчика, извини.
- Третий лишний?
Чувствовалось, как на том конце Вселенной вспыхнула новым светом звезда София, излучая смех и радость на всех диапазонах.
- Я репетирую. Длинный и овальный рубль зарабатываю.
- И что конкретно вы репетируете?
- Французский язычок.
- Получается у мальчика?
Софья захихикала уже громче.
- Плохо. Маленький ещё.
- А мы тут в Детском центре обедать собираемся. Когда ты закончишь?
- Ещё час.
- Поедем с нами на пляж? Можем тебя подвезти к купальнику и позагорать вместе.
- Класс!
Она назвала адрес мальчика.
Сперва обедали тут же, в Центре, а потом отправились в другое кафе "пить коктейли": воздушную пену с ягодным вкусом. И устроили угадайку: Мирка закрывала глаза, а дед подсовывал ей разные стаканы.
- Смородина! - кричала Мирка.
- Правильно! - кричал Леонид.
- Малина! - кричала внучка.
- Неправильно! - кричал дед. - Клубника!
- Ты обманщик! Ты стаканы поменял!
И дед целовал внучку в макушку.
- Возьмём Соню с собой?
- Да! - радостно закричала Мирка. - Она добрая!
И они взяли Соню, свозили её домой, и она переоделась быстро в купальник жёлто-зелёной весенней расцветки. После чего отправились на пляж, где разбит был детский надувной городок с батутами и горками. И жарились шашлыки. И блины. И варились кукурузные початки. И продавалось мороженое. И разливались квас и газировка. И самые отважные купались, а менее смелые - загорали и волейболили по кругу без сетки. Соня тут же, скинув с себя одежду, ринулась в круг. Под белой зимней кожей у неё перекатывались мускулы. И её ноги, и грудь, и попка вполне гармонировали с майским летним днём, солнцем, первой травой и весенним молодёжным гвалтом. Она составляла часть этого мира - радостную, лучистую, светлую его часть.
"Зачем ты ей? Чтоб, оберегая её, оберегать весь мир в истинной доброте и счастье. Оберег. Амулет. Апотропей. Старый гриб, - смешивая оптимизм и пессимизм в одном флаконе, думал Леонид Михайлович. - А на кулаках двадцать пять раз отжаться кто может в моём возрасте? А пудовик тридцать раз поднять? А подтянуться семь раз - старый и толстый? Но тридцать лет... и не в сумме... Не всякому дано старение. Большинству дано гниение".
А Мирка прыгала на батуте - да ей больше ничего и не надо было: она часами могла сидеть по горло в морской воде с надувными нарукавниками и в жилетке и прыгать на батуте, вылезая иногда, чтобы съесть мороженое.
- Эскимо! - кричал Леонид Михайлович Софье.
Она в ответ только махала рукой "Не мешай!" - и сильным ударом отбивала мяч.
- Пломбир!
А она в падении брала совершенно убитый мяч у самого песка.
- Она не любит мороженое? - спрашивал у Мирки дедушка удивлённо.
- Деда, ╛- объясняла непонятливому деду внучка. - Ты же видишь - ей некогда, они без неё проиграли бы.
Они не проиграли. Никто. Выиграли все. Соня присела на стул в кафешке рядом с ними, откинулась на спинку и произнесла устало:
- Можно мне питья?
- Колу? Сок? Квас?
- Квасу. И мороженого.
Леонид принёс три мороженого и кружку квасу.
- Уморилась. Хорошо попрыгали. А вы, Леонид Михайлович?
- Сам себе казался я таким же клоном...
Соня рассмеялась:
- И вовсю зелёным?
- Да. Как огурец в пупырышках. Клон зелёный, да клон кудрявый...
Соня спросила сквозь смех:
- Почему мне с вами легко?
- Неужели есть кто-то, кому с вами тяжело? С вами молодо. Такая категория состояния: молодо-зелено даже старому клону.
Позвонила Ольга.
- Я проснулась наконец-то. Пью кофе, ем твои замечательные блинчики. А вы где?
Леонид объяснил где.
- Оставайтесь там. Я приеду через полчаса. Обожаю солнце и воздух.
И она приехала через полчаса. Потребовала ключи от машины - залезть и переодеться. Пока её не было, Соня утащила Мирку на песок строить крепость. Они строили крепость, и Соня на четвереньках, выгибая спинку и совершенно не стесняясь, принимала такие позы, что душа распирала сердце, а все органы, включая гланды и аппендикс, выделяли адреналин и тестостерон. "Это называется эстетика. И ведь она это делает не специально. Она живёт так, потому что иначе она жить не может". К ним вскоре присоединились и другие дети с папами-строителями. Громкоговорители разносили какую-то ритмичную музыку, и Соня плясала под неё, расставив ноги, вертя своей пушистой головой и помогая солнцу улыбкой от уха до уха. Её звонкое тело мгновенно отдохнуло после волейбола и хотело танцевать в солнечных искрах. Крепость разрасталась и крепла. Высились ажурные башни. Тянулась вдоль берега стена. Дети таскали песок и воду в ведёрках. Строители социалистически, то есть бесплатно, соревновались. Как папы умудрялись всё качественно делать, глядя в основном на Соню, было необъяснимо.
Ольга в чёрном купальнике уселась за столик.
- Можно мне шашлыка?
- Кто сказал, что нельзя? Курицу? Свинью? Корову?
- Ловить будешь прямо сейчас?
- Легко, ╛- отец обвёл рукой пляж. - Сафари.
- Тогда свинью.
Когда отец Ольги вернулся с четырьмя шампурами к столу, дочь Леонида внимательно и тревожно рассматривала спину какого-то парня. Парень сидел через пару столиков от них. Напротив него сидела девчонка недозрелых годов, но спелая телом. Парень держал в своих руках её пальцы у самого своего лица и что-то ей неслышное говорил.
- Скотина... - сквозь зубы проговорила Ольга.
Она приподнялась со стула, но парень и девчонка уже направились к выходу из-под навеса-кафе. Они постояли возле радостных строителей песочного городка, обнялись и направились с песчаного пляжа в сторону зеленеющего прибрежного кустарника.
