Под потолком мерцал пурпурный свет.

На ритуал устроенный властями,

Проник из ада весь дьяволитет.

Весьма не сдержан был сей сброд легавый.

От грязных шкур гулял по залу смрад.

И чёрных глаз с кишащих не спуская,

Огромный чёрт копытом бил в набат.

А там, на сцене, как на эшафоте,

Стояли люди – рыцари труда

И принимали медные офорты

Из рук чертей в награду за года

Работы в цехе (филиале ада)…

И ордена, похожие на ложь,

К стыду сказать, бренчали непарадно,

Но между тем, посверкивали всё ж.

Бардовой кровью капали знамёна.

Над потолком геральдика с косой.

А в глубине, на заднике – икона

Веельзевула… Экое шизО!..

В проходах дымно жарили баранов,

Гремели тарой, полной «аш-о-аш»…

…и пробирались с боем ветераны

Уйти из зала через бельэтаж…

Какой фуршет? какие дифирамбы?

Скорей на воздух, горечи полны,

По лестницам сбегали, как по трапам,

Легенды развалившейся страны.

На подоконнике, в углу,

Спиной к откосу прислонившись,

Грустит британский мой шалун,

Гоняя взглядом птиц по крышам,

Стрекочет, чавкает, фырчит,

Как настоящий имитатор

И будто птицам говорит:

« Кончай дразнить меня, ребята…

До вас я в жизнь не дотянусь,

Как до Луны и до Бразилии…

Но я, меж тем, котом зовусь!..

Иль вы об этом подзабыли?

Иль вы забыли, что котов

И без меня полно в округе?

Вон, кто-то там уже готов,

В когтях кота крича в испуге.

И вам хвосты укоротят,

Коль не заткнётесь, пустозвоны!

Кастрат он – не дегенерат:

Блюдёт кошачии законы…

Пусть заоконные они,

Но я домашний кот, ребята.

Смотреть на вас – что видеть сны.

А сны – ни в чём не виноваты.…»

И кот затих, видать уснул…

Пусть отдохнёт от трудной роли.

А я вкусняшки сыпанул

Ему в тарелку… Жалко, что ли?..

Ещё за ним понаблюдал

И… сам уснул в нелепой позе,

Переживая за кота

На полном, так сказать, серьёзе.

И видел сон, как мы с котом

Весь год по Африке кружили,

Где все его считали львом

И даже гимн ему сложили.

Уходим внутрь себя,

Себя не узнавая,

Не споря с суетой,

Не властвуя над ней;

Уходим внутрь себя,

Забытому внимая,

Чтоб испытать восторг

Вернувшихся людей;

…из миллиарда слов

На главные три слова,

Как будто на маяк

Из мокрой рваной тьмы,

Вне глаз полночных сов,

По пламенному зову

Того, чей путь всеблаг

(пути не знаем мы);

Уходим внутрь себя,

Приятно умирая,

Простясь с инертным злом

И цепкостью когтей,

Не выходя на связь,

Игры не нарушая,

Под правильным углом,

Как рыба из сетей.

Чего боятся нам

В зашторенном пространстве

Прилизанных святош,

Воюющих за жезл?

«Вот длань моя, возьмись,

Пугливый раб и… царствуй!..

Не хочешь? От чего ж

Тогда ты так блажен?..»

Не слышим мы Его,

Открывшего ворота,

Восшедшего за нас…

А нам не по нутру…

А нам милей амвон,

Да «горькая» до рвоты,

Да реки лживых фраз,

И алость на ветру.

Мы крестимся, хотим

Чудесных исцелений,

Лекарственный букет

Целуем в корешки…

Идти, иль не идти?.. -

Страдаем мы от лени,

Боясь взглянуть на свет…

Но чёрные очки…

И проживая жизнь,

Из жизни извлекаем

Лишь временный успех.

И нет тому конца.

А там, в груди дрожит,

Пока ещё не камень

И выдаёт «тире»

От первого лица.

Уходим внутрь себя,

Пугаясь в переходах

И синей темноте

Блукающих существ…

Уходим внутрь себя,

Залив страданья йодом,

Без злобы на людей

Да и на мир вообще.

В одной из холодных комнат,

Со светом, лучами в завтра,

Я вышел с трудом из комы,

К дальнейшему без азарта.

Я встал и побрёл коридором,

Входя в лабиринт подвала,

Где трубы, гудя как горны,

Тянули свои хоралы.

А слева и справа – кладовки,

С набором нелепых творений…

Я шёл так особенно долго,

Пока не набрёл на ступени,

Ведущие серпантином

К лиловому выходу в утро

С фактурным налётом тины

И чужеродных продуктов.

Увидев, во что мир ввергнут,

Я сдался пред этой былью,

Готовый принять на веру

Победу золы и пыли.

И было мне жутко от мысли,

Что не испытал испуга

При виде вчерашних истин,

Заросших грибком муругим,

Средь правильной паутины,

Унылых домов и грязи…

Но так ли неисповедимы

Пути? И зачем же сразу

Ссылаться на неизвестность,

Коль сами повинны в этом?..

…и Солнце ушло безвозмездно,

Отдав темноте планету.

Я двигался по наитию,

Всё тщетно пытался вспомнить,

Как выглядят пирамиды

И, почему-то, Япония…

…со всех четырёх направлений -

Невидимый свет радиаций.

А в свете его – мавзолеи

Тиранам погибших наций.

В пугливых потоках энергий,

Истаяв до крошечной точки,

Я снова, похоже, низвергнут,

В религию дня и ночи.

……………………………….

Пророчествуя пред крушеньем,

Я всё ещё уповаю

На случай… Но нет решенья…

…и, следовательно, не успеваю…

Цвета природы – не случайны

И каждый цвет – носитель мысли.

Цвет голубой – само молчанье.

Цвет синий – хлад бездонной выси.

Зелёный цвет… И что ж он прячет

В своих бесчисленных оттенках?

Оттенок тёмный – мудрость значит,

А светлый… светлый это – дети.

Цвет серебра: «сияньем лунным

Приподнята завеса ночи,

Где альт, смычком скользя по струнам

Выводит нам мотив барочный…»

Цвет красный – двойственная сила:

Добра и зла орнамент красный…

И пусть порою зло красиво,

Но доброта… она – прекрасней!

Трезвит и будит разум – жёлтый,

Тревожит душу листопадом.

Звездой для радости зажжённый,

Он дан нам, будто бы, в награду

За предрассветную надежду

И робко тлеющие души.

То до лимонного он нежный,

То до горчичного он скучный.

Цвет золотой – материален,

Хоть и религией отмечен.

Он – власть и ненависть, буквально,

И этим мраком обесцвечен…

А что до символа, то вряд ли

Кто в золотом увидит нечто.

И одиночествуя рядом,

Нам осень – золотом навстречу.

Цвет бронзы – статуи, монеты,

Остановившееся время…

Крупицы прошлого планеты

Мертвы. А смерть, она – не греет.

Но льёт со звонницы раскатно,