Анна махнула рукой, и Слава, взглянув в том направлении, увидела, как Володя толкает упирающегося для виду Веньку к дому, где играет с маленькой девочкой женщина с портрета. Она и правда почти не изменилась по сравнению с фотокарточкой, которая стояла у Анны на столе. Те же длинные волнистые волосы, которые так похожи на яркое пламя. Та же гибкая стройная фигура. Та же спокойная уверенность и довольство в позе и жестах. Видно, что она дома, что любит и любима, и что искренне рада видеть сына. Володин неуверенный оклик: "Мама? Мам, я вернулся!" утонул в ее радостном: "Севушка, сынок! Живой". Славе даже показалось, что так же встречала его когда-то Анна. Радостные объятия, неверящие, счастливые слезы. Потом она удивленно всплеснула руками, бросилась к Веньке, который уже хотел тихонько, по стеночке уйти за калитку. "Венька? Господи, откуда?! Неужели нашелся?!". И снова объятия, какие-то неслышные отсюда вопросы, слезы, которые смахивали с ресниц, но они снова упрямо набегали на глаза. Володя уже занялся сестренкой и ее расспросами, когда в люльке на крыльце запищал младенец. Катерина, конечно, отвлеклась на ребенка, потом все пятеро отправились в дом. Но сомнений не оставалось - они найдут общий язык, и справятся со всеми своими сомнениями и страхами, как бы ни было сложно. Они дома.
- Ну вот и все. Видишь, все наладилось! Не будем мешать, ладно? Нам пора, - Анна легонько потянула Славу за рукав. - Пошли. Володя, как и обещал, вернется за Кондратием Ивановичем, и отведет его в общежитие. Не бойся, не забудет. А я уже и сама домой хочу. Заглянешь посмотреть, как мы тут живем?
Конечно, Слава пошла навестить подругу! И Вейку с Татой повидала, и дом посмотрела. А вечером еще и познакомилась с тем самым знаменитым военным корреспондентом Михаилом. Он, видимо, как раз вернулся из очередной командировки и немного берег правую руку. Не то ранение, не то трещина в кости, Слава не знала, да и спрашивать постеснялась. Кстати, ее первое, еще от портрета, впечатление оказалось верным, Михаила действительно любят дети, и сам он и правда заботился об Анне, и жена рядом с ним как будто расцвела. Кстати, тогда Слава и услышала, чего именно так боялась подруга.
Оказалось, что отец Анны, профессор Иван Истоков, был родом как раз из этих краев, "с этой стороны Черты", как здесь принято говорить. Он специализировался на истории русского дворянства, и долгое время постоянно жил в прошлом. Иногда в девятнадцатом веке, иногда в восемнадцатом. Дальше эпохи Петра Первого, правда, заходил редко, но случались командировки и в совсем уж седую древность. Его жена тоже была историком, только она больше занималась историей образования в России, а еще - историей благотворительности и биографиями меценатов. Так что ездили они по эпохам вместе. Только когда Аня была еще совсем крошкой, профессор собрался писать диссертацию, для которой ему нужны были материалы, которые можно найти только "за Чертой". Но, поскольку в прошлом он работал либо в усадьбах, либо в монастырях, и от городского шума порядком отвык, поселился профессор в деревне, и так ему там понравилось, что он переехал туда на постоянное место жительства. И жену с дочкой оставил именно там. Только в командировки изредка уезжал. Так что в детстве Анютка и знать не знала ни про Черту, ни про путешествия во времени. А как иначе? Вдруг ребенок проболтается? На слишком живую фантазию все не спишешь...
Но лес и книги тянули девочку со страшной силой, и она, несмотря на недовольство родителей, могла бродить по окрестностям сутками, и почему-то "чувствовала" местность. В ней постепенно просыпался талант так называемой "белой галки", той, что умеет находить дорогу с одной стороны Черты на другую. И однажды Аня его нашла. Нечаянно. И сама перепугалась такой находке, тем более, что получилось-то глупо. Начитались книжек, наслушались сплетен о страшном институте временных аномалий и решили доказать, что его не существует. Специально нарушили все запреты, все правила техники безопасности. Ну и угодили в ловушку, из которой смогла выбраться только Анютка. И то зимой, на сломанных лыжах, за много километров по глухому лесному бездорожью она вышла не домой, а на Перекресток. Хорошо еще, в ту его часть, что относится к Земщине приблизительно конца двадцатого века! Там, конечно, на помощь взрослых отправили, детей спасли. Но Аня все равно почувствовала неладное, поняла, что попала в прошлое. Да еще и простудилась и долго болела. Думала, что это ей примерещилось.
Именно тогда Аня Истокова и познакомилась с Мишкой Иволгиным. Они были почти ровесниками, только он жил "по другую сторону Черты", и воспитывался строгой бабушкой, потому что родители однажды не вернулись с задания. Он-то и рассказал и показал новой подружке все, что знал про НИИВА, про Черту и Земщину и обе Опричнины. И про то, чем на самом деле занимаются профессор и доцент Истоковы. Аня тогда поговорила с родителями начистоту, хотя и опасалась, что они попросту сочтут, что дочка сошла с ума. А они вместо этого забрали ее с собой в Земщину. И следующие несколько лет Аня прожила в далеком конце восемнадцатого века, в небольшой дворянской усадьбе. Подружилась с соседями - титулованными дворянами боковой ветви на всю Россию известного рода. Даже подружилась с их детьми, и нередко впутывалась с ними вместе в захватывающие и кажущиеся невероятными приключения. А еще, конечно, с ними рядом был верный Мишка. Как он ее отыскал - Аня и сама не знала, но была счастлива, что он рядом. Вместе они бродили по окрестностям, вместе открывали новый и такой интересный мир. Ох, сколько всего интересного с ними происходило, сколько потрясающе красивых мест они повидали, со сколькими интереснейшими людьми познакомились! А потом профессор Истоков сказал, что в очередную командировку он дочку взять не может. Он и раньше частенько оставлял ее одну, тем более на Перекрестке или в одном из городков Земщины. А тут и вовсе родители стали исчезать на несколько месяцев. И разлуки с родными становились все чаще и все дольше. Зато в ее жизни появились новые соседи - отец и сын Буревестники. Как ни странно, но именно с ними у Анны сложились даже более близкие отношения, чем с родными. Дядя Коля всегда, или почти всегда понимал ее, как никто. И она его тоже. А Володька и вовсе был как родной братишка.
А Мишка... Лучший друг, заботливый брат, надежный защитник, он казался чем-то настолько постоянным, настолько родным, что казалось, так будет вечно. Она сама не понимала, что значит та теплота, то полное доверие и то ощущение дома. И он своих чувств никак не называл. О любви не говорили ни разу. О чем угодно - о прошлом и планах на будущее, друзьях и врагах, страхах и надеждах, но не о любви. Аня знала, что Мишка пишет стихи и была их первой слушательницей, первой читательницей и редактором его статей, рассказов и повестей. Роман только первой прочесть не успела. Мишка дописал его уже в девятнадцать, и Аня увидела его уже опубликованным. Знала, как много для значит для ее друга детства, чтоб его ждали и в него верили. Писала ему и на ту сторону Черты, и потом - в горячие точки. Читала все его статьи и слушала все репортажи. Но окончательно поняла, как много значило для нее его ненавязчивое, но надежное и оберегающее от всего дурного присутствие только когда потеряла. Когда поняла, что Константин совсем другой, что не будет ни того полного взаимопонимания, ни защиты, не заботливой нежности. Уже никогда. Оставались лишь воспоминания и смутная надежда, что Вейка вырастет хоть немного похожим на Мишку и на тех ребят из соседнего поместья.
А возвращения быть не могло. Поскольку Анна, как и положено, в восемнадцать окончательно определилась, на какой стороне Черты жить, то примерно с девятнадцати лет она уже не имела права сюда возвращаться. Как-то получилось, что вся "умная техника", оставленная "ивняками" несколько десятилетий назад, ее теперь воспринимала как чужачку, и перейти Черту она, когда-то знавшая эти болота как свои пять пальцев, физически не могла. "Кружило", происходили те самые помехи со временем, становилось физически плохо... В общем, Анна почти смирилась, что назад, к родителям и сестренке с братишкой дороги больше нет. Потом появился Михаил, но ни с ним, ни с Володей она и полпути пешком преодолеть не могла. Это при том-то, что Анна еще в семнадцать обещала Михаилу, что вернется, если что-то пойдет не так, и если на той стороне Черты она будет несчастлива. Даже день назначила - один из праздников на Земле Неведомой. Дело было на традиционном выпускном, с которым было связано много красивых обычаев и примет, и который Славе клятвенно пообещали показать "вживую", если только она задержится в этих краях. Анна обещала вернуться не всерьез, а Михаил, хоть и понимал это, все равно ждал. Каждый год специально на это время приезжал на побывку, уходил в лес возле Перекрестка, бродил по их общим заповедным местам. Не то вспоминал, не то надеялся. Каждый год, долгие семь лет, не меньше. Узнавал, как она там, "за Чертой", но пока была надежда, что это ее выбор, что Анна любит Константина и счастлива с ним, не вмешивался. Потом была командировка на два года, и едва Михаил вернулся, он решил своими глазами посмотреть, как она там. За Чертой встретил Володю, узнал, как дела обстоят на самом деле. Тогда и начал ей, чем мог и умел, помогать, поддерживать, был рядом, когда Анна в этом больше всего нуждалась. Они и сами бы не сразу вспомнили, как и когда эта поддержка переросла в более нежные чувства, когда они поняли, что вообще-то любили друг друга уже давно, еще со школы, просто сами этого не понимали. А тут война. Поженились, и он ушел на фронт. Понимал, что лучше бы ее в заповедник перевезти, но, раз не получилось, сам же запретил экспериментировать без него. Мало ли, куда тропа выведет! А ну как прямиком в лапы врагов?!
