– А аварийные разрушения самих транспортных средств возможны?

– В такой степени нет. И потом, три случая подряд на разных объектах? Вы же понимаете.

Глеб Борисович достал из внутреннего кармана и показал Виталию несколько фотографий, одновременно дав ему осмыслить сказанное.

– Тогда что произошло?

– Всё указывает на то, что были осуществлены наведённые взрывы. Виталий попытался было вспомнить что-нибудь по теме, но понял, что с подобными вещами не встречался.

– Наведённые? Что это значит?

– Это значит, что источник и эпицентр взрыва находились в разных местах, на некотором удалении друг от друга, и, может, даже на значительном удалении.

– Такое возможно?

– В принципе да. – Глеб Борисович испытующе посмотрел на собеседника. – Мгновенное лавинообразное повышение давления в отдельно взятой точке. Мощный взрыв вне поля прямой видимости без применения ракет и лазеров. Задача вполне реализуемая, только для этого необходимо использовать громоздкий энергетический агрегат, который в чемодан не положишь. Необходимо сложное дорогостоящее оборудование, и в таком случае подозревать в проведении террористической атаки придётся целое научное производство, целый завод.

– И есть такое предприятие?

– Есть несколько таких мест. Там уже работают наши люди, но поверьте, если бы подобные, скажем так, приготовления были проведены в рамках действующих научных производств, всё это лежало бы на поверхности. Там везде есть соответствующий контроль, над контролем – свой контроль. Система строго перевязана и замечательно работает. Пусть даже из цепи на время выпадает какое-то звено, скрыть данный дефект никак не удастся. Там не закоулки человеческой души, разобраться в которой не может даже её обладатель, – там вполне зримый, ощутимый механизм, а сбои в его работе легко фиксируются уже на стадии их зарождения, для чего есть масса всевозможных способов.

– Вы говорите про сбои в работе оборудования?

– Я говорю про людей, которые обслуживают такое оборудование.

Глеб Борисович довольно часто говорил витиевато, иногда умышленно камуфлируя проблему в массе ничего не значащей информации, словно прощупывая собеседника на вшивость. В любой момент он мог свернуть тему, и подхода к ней уже было не добиться. У Виталия были с ним моменты, когда он оставался ни с чем, когда был просто не готов к восприятию нестандартных сведений. К любому собеседнику нужно уметь приспособиться, к его тайному информатору тем более. Но сейчас Виталий понял, что его визави сам вызвался посвятить его в некие государственные тайны и уровень компетенции журналиста в обсуждаемых вопросах никакой роли не играет.

– Стало быть, я так понял, масштабная диверсия, глобальный теракт на базе солидных производственных мощностей практически исключён.

– Совершенно верно.

– И в стране не существует частных предприятий, занимающихся подобного рода научными изысканиями не под контролем государства.

– По крайней мере, у нас – да.

– А провести такие операции, грубо говоря, с чемоданом в руках и с расстояния в несколько километров невозможно.

– Академики говорят, невозможно.

– Тогда где путь к решению проблемы?

– Вот этим мы сейчас и озабочены.

Очевидно, преграда, невидимой своей плоскостью вставшая поперёк мыслей этого серьёзного и ответственного человека, которого Виталий знал уже несколько лет, действительно была не легко преодолимой. Виталию стали понятны его трудности, почти не разделяемые в нём на личные и государственные. Конечно, люди из его ведомства иногда намеренно способны напустить тумана в вопросах, решение которых давно осуществляется по чётко разработанному плану. Это делается с целью дезориентации окружения: и враждебного, и обывательского, – которое до поры до времени плохо различимо. Однако Виталий нутром чувствовал, что теперь полковник в настоящем затруднении, а вместе с ним в затруднении находится и весь смазочно-профилактический компонент системы, призванный обеспечивать бесперебойную работу её механизма и не допускать случаев, когда кому-то вздумается вставить в её колёса палку.

– Действительно, события из ряда вон, – осознав проблему, заявил Виталий. – Я о таком ни разу не слышал. Если допустить, что организация подобных взрывов не составляет для кого-то особого труда, то в его руках находится страшное оружие. И, судя по тому, что вы говорите, оно какое-то фантастическое.

– Ну-у, ну, я не склонен драматизировать ситуацию. У любой фантастики, помимо головы, есть руки и ноги, которые откуда-то растут. Нам важно их отыскать и ухватиться за них. А иногда есть и сопли и много чего ещё. Поэтому любое чудо никогда не выглядит безнадёжно непонятным. Дело скорее в том, что в мире полно ущербных людей и шарлатанов – на любом уровне, – и их обязательно нужно разоблачать. Я действую исходя из того, что человек постоянно конфликтует с кем-то и постоянно врёт.

– А ошибаться вам не приходилось?

– Приходилось. Но я размышляю о судьбах людей отдельно, в свободное от работы время. А на работе я работаю.

– Странная философия.

– Принципы у каждого человека свои.

– Но есть же общие правила…

– И общее дело. Масштабные угрозы необходимо устранять.

– За счёт кого-то?

Полковник будто подивился наивности собеседника. Или принял его слова в качестве неизбежного посыла к справедливости, часто используемого в разговорах как неоспоримый аргумент, когда действенных доводов не хватает. Он не изменил тон, хотя в его речи нотки определённого превосходства всё же промелькнули:

– Если вы не знаете, есть такая работа: определять то, чем надо жертвовать в данный момент. – Через мгновение он продолжил: – Дело не простое, людей задействовано много, расследование ведётся по нескольким направлениям. Но рано или поздно результаты будут, я в этом уверен. Положительные результаты.

Он закурил, не выказывая никаких признаков того, что у него мало времени. Наоборот, разговор с Виталием будто приобрёл для него первостепенное значение. Виталий не раз сталкивался с некими противоречиями в его словах и действиях, за которыми скрывалось никак не скудоумие, а скорее тонкий, выверенный расчёт.

– В поезде ехал ваш друг?

«Бог мой. Неужели Олег был к этому как-то причастен?» – первое, что мелькнуло в голове Виталия.

– Да, он возвращался домой из командировки. Мы дружили с дошкольного возраста.

– Мне очень жаль… Однако он был именно в том вагоне, который взорвался.

– Ну и что?

Было заметно, что полковник не из тех, кто с удовольствием делится соображениями, даже если того требуют его планы.

– Мы изучили списки жертв и лиц, которые могли быть как-то связаны со всеми этими тремя террористическими актами: пассажиров, обслуживающий персонал, диспетчеров, людей, принимавших решения, – и вот что выяснили. Олег Белевский был старшим научным сотрудником в Научно-исследовательском физическом центре Академии наук. Во взорванном до этого автобусе находился его коллега Семён Савелов. А днём раньше взлетел на воздух автомобиль с Максимом Кашвили. Все трое работали в лаборатории высоких энергий, работали над одной темой и имели интересные результаты в данной области.

– Кто-то устраняет конкурентов?

– Может быть. Но зачем таким сложным и варварским способом?

– Чтобы все поверили в версию терактов.

Полковник сделал вид, что, разумеется, такие мысли у него тоже возникали.

– Я всё же склонен думать, что дело не в этом. Однако какая-то связь с перечисленными людьми, безусловно, должна быть. Связь с их профессиональной деятельностью.

Виталий невольно почувствовал немой вопрос:

– Олег мне кое-что рассказывал о своей работе, но только в общих словах. Ни о каких деталях мне не известно.

– Возможно, мы поговорим об этом чуть позже. В принципе погибшие могли знать что-то такое, что не знали рядовые сотрудники лаборатории, но сейчас нам интересно другое. Есть ещё один человек, который находился непосредственно в теме данных работ, и он жив. Это бывший заведующий лабораторией Ларий Капитонович Канетелин, хороший учёный, но человек с тяжёлым и сложным характером. Полгода назад он пережил фазу буйного помешательства и с тех пор находится в клинике для душевно-больных. Он плотно работал со всеми тремя специалистами, много с ними конфликтовал, но ввиду важности работы их до последнего момента не разводили по разным лабораториям.