Больной несколько раз перевёл взгляд с одного на другого, но ничего не сказал.
– Давайте мы присядем.
Доктор отцепил пациента от плечистого санитара, аккуратно подведя его к стулу. Однако, чтобы усадить его, пришлось слегка надавить ему на плечи, поскольку самостоятельно решить данную задачу ему, похоже, было не по силам.
– Вы его помните? – повторно спросил Захаров, указывая на Виталия.
В вопросе психиатра проявились нотки настойчивости. Если бы и теперь больной проигнорировал слова доктора, беседу можно было бы считать завершённой. После необоснованных ожиданий, когда он заговорит, впору было бы развести руки, сославшись на неудачный день, и больше к нему не приставать. Но тот вдруг заметно сосредоточился, на лбу у него проявились характерные складки.
– Да, – еле слышно вымолвил он, не замечая при этом никого из присутствующих.
«Откуда, интересно знать?» Виталия нисколько не удивил ответ душевнобольного, просто возникло естественное любопытство, имеют ли его мысли что-то общее с реальной действительностью.
– Он разговаривал с вами? Вы помните, когда это произошло? – продолжал доктор, наседая на изувеченное недугом сознание пациента.
Но тот, похоже, испугавшись сказанного, теперь безумно таращился на Захарова, враз потеряв нить воспоминаний, того отголоска прошлого, который позволил ему на долю секунды поддаться назойливости чужаков. То, с каким любопытством все до единого, включая санитаров, обратились в его сторону, заставило его пережить настоящий шок. Где-то глубоко внутри себя угадывая границу между здоровым сознанием и тупой уродливостью, он опять почувствовал своё одиночество, и это было сравнимо с несчастьем. Их снова было намного больше. Он ощутил дискомфорт – самое главное, что определяло его отдалённость от окружающих лиц, от существ, населяющих эту планету. Но собраться с мыслями времени не было, ответ требовали дать незамедлительно.
Подождав немного, Виталий решил вступить в разговор и уже без опаски подошёл к больному:
– Ларий Капитонович, вчера произошла трагедия. Погиб один из ваших коллег. – Он понизил голос в соответствии с негативом информации, которую пытался до него донести. – Вы в курсе событий?
Канетелин молчал, не поднимая головы, не меняя выражения лица и позы, по которым было трудно понять о его настроении.
– Мне сообщили, что погибший принимал непосредственное участие в последних ваших разработках, некие общие сведения о которых я публиковал в нашем журнале. – Виталий соврал, потому что на самом деле таких публикаций не было. – Насколько я понял, работа свёрнута не будет…
– Я думаю не стоит нагружать его служебными проблемами. Сейчас не время, – вмешался доктор. – Мы не знаем точно, каково его реальное мироощущение, а вы хотите, чтобы он думал о работе.
– Но вы же сами сказали, что он быстро восстанавливается.
Доктор покачал головой:
– С этим могут случаться перебои. Когда он не реагирует на сведения из его недалёкого прошлого, его лучше не трогать, иначе на длительное время он замкнётся в себе.
Не добившись своего, Виталий отвернулся:
– А он вообще что-нибудь о себе рассказывал?
– Да, несколько раз. Немного сбивчиво, но я имею о нём некоторое представление.
Будто уловив нечто важное и пытаясь восстановить в памяти промелькнувшую мысль, Канетелин нахмурил брови, состроив вполне живую, серьёзную гримасу, и отчётливо, без запинки заявил:
– Их было трое.
Всеобщее внимание вновь было обращено на пациента.
– Кого? – не понял доктор.
Больной, не глядя, указал рукой на Виталия, так же бесстрастно констатировав:
– Олег Белевский был неплохим человеком. Последний раз вы виделись в кофейне на Гжатской улице.
В то утро, кроме них с Олегом, там никого не было. Потом Олег сразу поехал на вокзал.
Виталий сначала даже не понял, чему следует удивляться, словно получил абсолютно точные сведения о себе у гадалки. Любым словам пациента можно было бы не придавать особого значения, однако он знал то, что с огромной долей вероятности знать не мог.
Приблизившись к больному, Виталий спросил:
– Откуда вам это известно?
Тот даже не поднял головы. Его тупая отрешённость начинала раздражать. Лучше бы он вообще был невменяемым – по крайней мере, интерес к нему быстро бы иссяк. Однако, чем больше Виталий вглядывался в измождённое недугом лицо учёного, тем отчётливее понимал, что он всё же пытается что-то вспомнить, нащупать потерянные в жизни связи либо боится чего-то, надеясь найти защиту у подходящего для такого случая человека. Ему показалось даже, что Канетелин отчасти скрывает свои мысли, не давая ход информации, которая находится в тайниках его сознания и выдать которую он, возможно, не решается по тем или иным причинам.
Скорее чтобы найти подтверждение своим догадкам, а не из желания выудить из физика какую-либо правду Виталий присел перед ним на корточки, упёршись взглядом в стекляшки его глаз:
– Что вам известно, скажите? Почему вы упомянули Белевского? Он как-нибудь связан с вчерашними взрывами?
Создавалось впечатление, что Канетелин его не слышит. Сухая, наделённая простыми функциями плоть безжизненно опиралась о сиденье стула. Сложенные на коленях руки мелко тряслись, как от работающего механического привода. Сгорбленный и подавленный, он имел жалкий вид, никак не располагающий к беседам, а только призывающий к тому, чтобы о нём позаботились. Казалось, тронь его, и он тут же завалится на бок.
Ещё несколько минут Виталий пытался добиться от больного каких-нибудь слов, потом встал, безнадёжно вздохнув, давая понять, что теперь уже иссяк окончательно и ничего больше спрашивать не намерен.
– Очень странно, – сказал он доктору, прощаясь в вестибюле клиники. – Ваш пациент, по-моему, что-то скрывает. Для меня он точно представляет интерес, поскольку сведения от него могут прояснить вопросы, касающиеся смерти моего друга. У меня к вам просьба. – Словно оговаривая важнейшие условия, Виталий сделал акцентирующую паузу. – Если вы услышите от него что-либо необычное, какие-либо дополнительные подробности или вообще если он будет чувствовать себя лучше, дайте мне знать. Телефон я вам оставил.
– Хорошо, я буду держать вас в курсе.
Разумеется, подобная просьба обошлась Виталию в некоторую сумму, которую журналист обещал перевести на счёт доктора, из-за чего тот сразу же отнёс посетителя к классу людей, с которыми стоит иметь дело. В его клинике уже попадались персоны, пристальное наблюдение за которыми оценивалось их родственниками либо другими заинтересованными лицами довольно приличным вознаграждением. Поэтому он проникся озабоченностью журналиста, но при этом в конце их встречи с Канетелиным не видел главного.
Когда доктор первым вышел из кабинета, а Виталий на какое-то мгновение оказался рядом с больным, тот неожиданно подошёл к нему и прошептал на ухо:
– Их было трое. И будет четвёртый.
– Когда?
Виталий задал первый вопрос, который пришёл ему в голову, позже удивляясь, почему именно время, а не то, кто будет этим четвёртым, заинтересовало его в качестве мгновенной реакции на данную реплику. Возможно, именно в сроках, чтобы успеть осмыслить ситуацию и поведение пока основного действующего лица трагедии, именно в сроках и заключалась теперь главная проблема всех тех, кто работал в этом направлении. В том числе и его, Виталия, проблема. Канетелина увели санитары, а он остался стоять озадаченный, не получив в ответ никаких разъяснений.
Он покидал клинику в полном смятении. По поводу интересующего его человека не только ничего не прояснилось, но, наоборот, запуталось теперь ещё сильнее. Направляясь сюда, он предполагал с ходу отмести все скрытые подозрения по поводу причастности физика к недавним событиям и увидеть невменяемого психопата, способного только вызвать к себе сочувствие. Однако заявление душевнобольного, его недвусмысленные смелые намёки заставили Виталия немного скорректировать свою первоначальную позицию, предполагая отвести Канетелину пусть и не ясную до конца, но вполне реальную, осязаемую в данном деле роль. Пока что всё выглядело именно таким образом. Если удастся подтвердить, что он элементарно валяет дурака, ко всем его словам можно будет отнестись со снисходительной улыбкой, пожелав ему скорейшего и полного восстановления работоспособности. Но пока что нужно искать любые зацепки, прямо или косвенно относящиеся к его работе и коллегам. И ждать, когда он сам даст дополнительный повод для расследования.
