Джо подошёл к шкафу, поставив канделябр на стол, открыл дверцу и вытащил несколько книг. Полистав их, он взял кусочек бумаги и уголёк, коим сделал на оном кусочке какие-то пометки. Затем открыл нижнюю часть шкафа, вытащил оттуда саквояж и начал его собирать: две книги, дневник, пара хрустальных колб в специальном ящике, какая-то шкатулка на ключе, пара пузырьков с разноцветными жидкостями, пестик и ступка, пять перьев неизвестной птицы и ещё несколько странных вещиц оккультного назначения были плотно уложены туда. После этого, Джо задул все свечи в комнате, кроме тех, кои были на канделябре, и пошёл обратно, к выходу.

Открыв люк, он осторожно вытащил саквояж, и стал было подниматься сам, как вдруг услышал долгий, протяжный, тоскливый, хриплый вздох. Кровь застыла в жилах Джо Макмиллана. После вздоха послышался какой-то гортанно-утробный звук, переходящий в рык. Джо задул свечи и замер в ужасе. Сердце его бешено колотилось, а по лбу тёк холодный пот. В темноте ничего не было видно. Раздалось шарканье. Некто приближался к открытому люку подвала. Когда шарканье прекратилось, было отчётливо слышно тяжёлое дыхание неизвестного ночного гостя. Он стоял прямо над люком. Тогда Джо решился на единственный, по его мнению, разумный выход: он выскочил из подвала и совершил выпад канделябром в ту сторону, где, по мнению Макмиллана, должен был стоять сей некто. Удивительно, но Джо попал в яблочко. Раздался глухой звук удара и крик. Затем, из темноты до уха Джо донеслись странные слова на непонятном языке, похожие на причитания:

– Батюшки! Батюшки святы! За что, Господи? Ох, балда моя! Ох, матушки! Шишка будет!

– Ты кто?! – спросил испуганно Джо неизвестного.

– Эх, барин, что ж дерётесь-то? Я ж тут… ох, батюшки…

Джо нащупал в темноте спички, оставленные им на кухонном столе, и поджог свечи. Перед ним предстал слуга Воротынского – бородатый дядька Пахом, с синяком чуть выше брови. Рядом с Пахомом валялись панталоны князя.

– Пахом?! Какого чёрта ты здесь делаешь?! – кричал Джо, впадая в исступление – Я чуть не умер от страха! Что это за шутки!?

А Пахом только тёр свой ушиб и пожимал плечами – он не говорил по-английски.

– Я, Ваше благородие, барину панталоны постирать пришёл. Спички искал… а Вы – драться… – пытался объяснить Пахом Макмиллану.

– Что ты говоришь, мужик?! Я не понимаю ничего! Какого чёрта ты ходишь по ночам по дому в обнимку с нижним бельём и людей пугаешь?!

Чуть поругавшись, скорее всего, от блаженного вида старика Пахома, который всем своим видом показывал, что он решительно ничего не понимает, но, не смотря на то, ужасно виноват перед англицким барином, Джо Макмиллан растаял и спросил:

– Больно, тебе, Пахом?

Но Пахом всё равно ничего не понимал, только тёр свой лоб и виновато смотрел на Джо. Тогда, он взял со стола рюмку, вытащил из буфета бутылку хереса и налил Пахому:

– Пей. Больно?

Пахом посмотрел на Джо и нехотя взял рюмку:

– Спаси Вас Бог, барин. Ваше здоровье – он выпил всё в один глоток и стукнул рюмкой о стол.

Джо проводил старика в ванную, налил воды и показал, где мыло, чтобы постирать бельё. Потом он поднялся наверх, в спальню, разоблачился и лёг в постель. По подоконнику всё ещё барабанил дождь. Джордж накрылся пуховым одеялом и закрыл глаза.

Такой человек, как Джордж Макмиллан не мог усидеть на месте, когда речь заходила об одном из немногих предметов его искреннего вожделения. Оными, безусловно, являлись алхимия, спиритизм, оккультизм, мистика, криптография и демонология. Графиня Алиса Сатерленд, бывшая, наряду с чертовщиной, одним из предметов обожания Джорджа, была точно такая же – в пять лет она забралась в старый склеп на семейном кладбище и пыталась призвать дух прапрапрабабки. Что же касалось князя Воротынского – он просто не любил однообразности и готов был придумать что угодно, чтобы хоть как-то себя развлечь. Неусидчивость сохранилась во Владимире с детства. Три недели в доме Макмиллана в скучном провинциальном Инвернессе, на одних дегустациях, охоте, рыбалке и чае – непозволительная для князя роскошь. Наверное, даже не славянофильство, а острейшее отторжение тихой, уединённой, провинциальной жизни были истинной причиной того, что Воротынский с самого начал не хотел ехать в Шотландию. Владимир всю жизнь искал приключений на свою голову и, чаще всего, его поиски увенчивались успехом, от коих всякий раз бросало в дрожь его мать. Ещё одно интересное качество князя – феноменальная память. Чтобы запомнить любой величины текст, ему было достаточно просто пробежаться по нему глазами. На экзаменах в Пажеском корпусе, он поразил педагогов тем, что без единой ошибки перечислил все российские губернии в порядке уменьшения их площади, назвал приблизительную численность населения во всех европейских странах, назвал имена всех правителей России от Рюрика до правившего тогда Александра II, прочитал наизусть монолог Гамлета на староанглийском и три случайно названных экзаменаторами отрывка из библии. Эта способность досталась ему от прадеда – Михаила Воротынского, канцлера Российской империи, которого именно за память и за редкий дипломатический талант Императрица Екатерина всё время держала при себе.

* * * * *

Было восемь часов утра. На лестнице показался Макмиллан. Он был одет в серый фрак, серые же брюки, белый жилет, и серый шёлковый пластрон.

– Джо, ты на бал собрался, или на поезд? – поинтересовался стоявший у софы, над открытым чемоданом князь Воротынский, одетый в длинное пальто, отделанное беличьим мехом, высокий тёмный цилиндр, коричневый костюм-тройку с перламутровыми пуговицами и коричневые же кожаные перчатки.

– А что? Не нравится? – спросил Джо, осматривая свой костюм.

– Одень что-нибудь попроще…

Чуть позже, Джо вышел уже в клетчатом дорожном пальто, в низком цилиндре, чёрных кожаных перчатках и с тростью в руке:

– А теперь как?

– Уже гораздо лучше – ответил князь, сидящий на софе и читающий утреннюю газету – А где Алиса?

– Обещала приехать утром – сказал Макмиллан, подходя к столику – Где Пахом?

– Пахом… наверху, в моей комнате, третий раз проверяет, не забыли ли мы что-нибудь – не отрываясь от чтения газеты, ответил князь.

– Он вчера меня так напугал…

– Знаю, он мне уже рассказал…

– Что ты читаешь?

– Полицейские сводки …

Джо сел рядом с Владимиром:

– В Инвернессе есть полиция? Не знал…

– Есть… восьмидесятилетняя Мери Макмэгон избила своего шестидесятилетнего сына дубовой подставкой из-под чучела кошки… – князь положил газету и взглянул на свои карманные часы – Где же наша графиня?

Макмиллан не держал в доме слуг. Как только ему исполнилось семнадцать, и он занялся хозяйством в доме, он тут же выплатил всем слугам годовой размер их пособия и распустил по домам. Это ещё одна черта Джорджа, которая отталкивала от него других шотландских аристократов и, пожалуй, одна из крайне немногих черт, которые нравились Алисе. Но всё же, из-за того, что Макмиллан вообще никогда не убирался, раз в неделю он приглашал к себе домой уборщицу, выплачивая ей пять фунтов за час работы.

Со второго этажа спустился Пахом.

– Ничего не забыли? – спросил князь.

– Не извольте беспокоиться, Ваша светлость. Всё проверил. Всё в чумудуны уклали…

Пахом говорил «чумудун», делая ударение на третью «у», а в слове «чумудуны» ударение падало на «ы».

– Поеду-ка я на вокзал, выкуплю билеты на полуденный экспресс до Глазго – сказал Воротынский, встав с софы.

– Зачем экспресс до Глазго? Бери уж сразу до Лондона

– До Лондона… ночевать в поезде? – Воротынский скроил недовольную гримасу.

– А почему нет? Зато доберёмся быстрее…

Воротынский постоял у окна, подумал, причмокнул губами и вышел в прихожую:

– До Лондона, так до Лондона – говорил князь, беря из корзинки для зонтов и тростей, стоявшей в углу прихожей свою литую стальную трость, сделанную на заказ под рост Владимира Александровича – Пахом, пошли – прибавил он уже на русском.