По прошествии недолгого времени маленькой Бланш стало все труднее выполнять эти условия. Наблюдая, как Джейн танцует и поет перед завороженными взглядами собравшейся на крыльце аудитории, она чувствовала, как внутри нарастает желание хоть немного погреться в ярких лучах сестринской славы. В ее умненькую головку пришло, что при желании она могла бы петь и танцевать ничуть не хуже Джейн – а может, и намного лучше. Всего-то и надо было – побольше прыгать, размахивать руками и гримасничать. А на это всякий способен. Поначалу соблазн лишь поманил, но потом, хотя Бланш и продолжала сопротивляться, какая-то сила схватила ее за шиворот и неудержимо поволокла вперед.

Под громкие звуки банджо Бланш внезапно рванулась со своего места за отцовским стулом и пустилась в пляс вместе с Джейн. Высоко подскакивая, она изо всех сил трясла головой и размахивала руками – все это выглядело как чистое безумие. А потом, пустившись в стремительную джигу, Бланш внезапно начала сопровождать телодвижения оглушительными выкриками, несколько напоминающими боевой клич индейцев, вышедших на тропу войны.

Такое представление требовало – и действительно привлекло к себе – мгновенное и полное внимание всех присутствующих, и, хотя банджо внезапно замолкло, Бланш продолжала извиваться в танце. Подогреваемая громким хохотом зрителей, она высовывала изо рта язык и трясла головой так яростно, что в какой-то момент показалось, что она вот-вот оторвется от шеи. Возмездие не заставило себя ждать: чья-то рука с силой влепила ей пощечину, а другая схватила за волосы и дернула с такой силой, что девочка повалилась на пол. Рядом с ее ухом зазвенел голос Джейн:

– Убирайся! Убирайся! Слышишь, что тебе говорят? Убирайся! Убирайся!

Затем еще одна ладонь, – сильная и жесткая ладонь отца – вцепилась ей в руку и рывком поставила на ноги.

– Это еще что такое? – проревел он. – Что это пришло тебе в голову?

Бланш с изумлением посмотрела на его раскрасневшееся, злое лицо и вдруг почувствовала сильнейший позыв к рвоте. В тот же миг она увидела Джейн – сестра, уперев руки в боки, тяжело дыша и пылая праведным негодованием, стояла рядом.

– Что это ты вообразила себе, несчастная толстуха? Кто вбил тебе в голову, что ты можешь танцевать?

Отец быстро увел ее с крыльца.

– А теперь, мисс, вон отсюда и не возвращайтесь, пока не научитесь себя вести. И оставь бедняжку Джейн в покое.

Бланш побрела по песку и завернула за угол дома, исчезнув из поля зрения все еще хихикающих зевак. Тут она нашла себе убежище под ступенями лестницы, ведущей к черному ходу, и, съежившись, расплакалась.

Мать нашла ее почти через два часа, взяла за руку и повела, в сгущающихся сумерках, по берегу. Через какое-то время, когда коттедж исчез из вида, они остановились. Мать присела на застрявший в песке валун и привлекла ее к себе.

– Не обращая внимания, родная, – заговорила она. – Постарайся забыть. Папа не хотел тебя обидеть, право, совсем не хотел. Просто он вынужден уделять Джейн больше внимания, чем тебе, – да даже и мне. Это все из-за ее работы. Мы, вся семья, многим обязаны Джейн, ты же знаешь. Если бы не она, у тебя не было бы всех этих славных, красивых платьев. И мы бы не могли на лето приезжать сюда, на океан. Нам многого пришлось бы лишиться. Джени очень много работает, и все ради нас, в том числе и ради тебя, дорогая. – Мать мягко, кончиками пальцев приподняла ее подбородок и на мгновение заглянула глубоко в глаза. – Тебе повезло, родная, сейчас ты даже сама не представляешь, насколько тебе повезло. Но в один прекрасный день поймешь. И тогда постарайся быть добрее к Джейн и своему папе – добрее, чем они сейчас к тебе. Понимаешь, о чем я?

Нельзя сказать, что Бланш вполне поняла мать, но, чтобы сделать ей приятное, согласно кивнула.

– Ну да, – пробормотала она, – вроде как… да.

– Хорошо, дорогая моя, я очень на это надеюсь.

За долгие годы, что прошли с тех пор, Бланш впервые вспомнила эту прогулку с матерью и сейчас все старалась понять, отчего она так четко нарисовалась в сознании. Прокручивая события далекого прошлого, Бланш вспомнила даже, что на матери в тот день была бледно-голубая вуаль с тонким узором цвета слоновой кости. Покачав головой с печальным удивлением, Бланш стряхнула с себя наваждение, посмотрела в сторону двери и чутко прислушалась, но никаких звуков, свидетельствующих о том, что Джейн все еще наверху, до не нее донеслось.

Вернувшись к окну, она снова с трудом приподнялась в кресле. На сей раз, резко рванувшись вперед, ухватилась за карниз и стала выпрямляться, пока не достигла почти вертикального положения. Но ее ждало разочарование: в саду по-прежнему никого не было.

Ей стало немного тревожно – неужели что-то случилось? А вдруг миссис Бейтс приболела ночью и не выходит? Или ушла по какому-то срочному делу? Ведь может стать слишком поздно…

Но тут ее взгляд неожиданно метнулся к дальнему углу сада: одна из дверей распахнулась, и, словно бы специально для того, чтобы показать Бланш всю беспочвенность ее предположений, на пороге появилась миссис Бейтс и неторопливо двинулась к клумбе. Одетая, как всегда, в рабочий комбинезон и соломенную шляпу, она с видимым удовлетворением обежала взглядом сад и, подойдя к крану, пустила воду. Бланш, еще крепче ухватившись за карниз, живо нащупала в кармане записку.

Но она тут же поспешно отдернула руку – в коридоре послышались шаги. Бланш повернулась к двери и, убедившись, что она закрыта, вновь выглянула в сад. Какое-то время она оставалась совершенно неподвижной, явно не зная, что предпринять. Если бросить записку прямо сейчас, миссис Бейтс может ее не заметить – она слишком далеко. А если подождать, то в комнату может зайти Джейн, и тогда… Тут из коридора вновь донесся какой-то звук, на сей раз более отчетливый, и все решилось само собой. Оторвавшись от карниза, Бланш опустилась вниз и откинулась на спинку кресла.

Она едва успела откатиться от окна, как открылась дверь и в комнату шаркающей походкой вошла Джейн.

На ней было обычное утреннее одеяние – старый засаленный ситцевый халат. Крашеные волосы, как всегда, растрепаны, словно она только что проснулась и, не причесываясь, встала с кровати, на ногах красные лакированные туфли. В руках у нее был очередной поднос. На мгновение она задержалась на пороге и поспешно осмотрела комнату опухшими ото сна, превратившимися едва ли не в щелки глазами. Рука Бланш скользнула в карман и судорожно сжала записку.

Джейн поставила поднос с завтраком на стол, равнодушно взяла вчерашний, с ужином, и направилась к двери. Но на пороге снова остановилась, обернулась на только что принесенный поднос, затем перевела взгляд на вчерашний – тот, что был у нее в руках.

Трудно сказать, посмотрела ли Джейн на сестру, разве что стрельнула в ее сторону сощуренными глазами и тут же, словно решившись, вернулась к столу и потянула салфетку с подноса. Бланш импульсивно отвернулась.

Шаги Джейн давно уже замерли, сначала в коридоре, потом на лестнице, а Бланш даже не пошевелилась. Но потом, понимая, что рано или поздно это придется сделать, она заставила себя повернуться к столу.

Бланш настолько уверила себя в том, что ее взгляду откроется нечто отталкивающее, что ей понадобилось какое-то время, чтобы осознать: перед ней был ее обычный завтрак – яйца всмятку, апельсиновый сок, хлеб с маслом и чай.

Внизу послышались знакомые шаги: Джейн готовила завтрак себе.

Как обычно. Эти слова выплыли откуда-то из глубин сознания в своем точном значении. Как обычно, принесла завтрак, который оказался ее обыденным завтраком. А теперь, как обычно, готовила завтрак себе. Перед лицом такой «обычности» страхи вчерашнего дня и ночи начали понемногу испаряться. Рассеянно взглянув в сторону двери, Бланш сунула руку в карман и извлекла записку, написанную в наполненном опасностью сумраке ночи:

Вынуждена просить вас о помощи… очень серьезное дело… Срочно связаться с доктором… как можно скорее… речь о жизни и смерти… пожалуйста… пожалуйста… пожалуйста…