Уоллин проводил свои исследования не в большой лаборатории, а в помещении позади аудитории, отделенном дощатой перегородкой. Именно здесь он пошел на поводу у своей идеи и попытался доказать, что митохондрии – это действительно бактерии, которые способны мирно и ко взаимной выгоде жить в симбиозе с клетками высших животных. Уоллин был в этом уверен. Но и ему пришлось столкнуться с сопротивлением. В один прекрасный день он решил, что решающее доказательство этой теории найдено: ему удалось размножить митохондрии вне клеток, подобно бактериям!

Уоллин опубликовал свое открытие, но полученный результат не заставил его противников замолчать. Напротив, критика усилилась. Оппоненты сомневались, что выращены именно митохондрии. По их мнению, это могли быть какие-то бактерии, случайно попавшие в культуру из-за отсутствия стерильности. Сегодня мы знаем, что в этом пункте критики были правы: митохондрии не способны жить вне клетки. В возрасте 40 лет Уоллин отчаялся, покончил с исследованиями и сосредоточился исключительно на обучении студентов.

Под влияние этой идеи попало еще несколько ученых. Ни одному из них работа над ней не принесла ни славы, ни успеха. Они становились объектами насмешек, а результаты их работы быстро предавались забвению. В 1966 году жертвой сладкоголосой сирены пала очередная молодая душа. Теперь это оказалась женщина – Линн Саган. Ей было 28 лет, но она уже могла похвастаться определенным опытом. В 14 лет Линн начала учебу в университете, а в 18 лет стала бакалавром. Годом позже она вышла замуж за Карла Сагана. У них было двое детей, но в 1966 году они развелись. Позднее она вновь вышла замуж и взяла фамилию, под которой известна сегодня в науке: Линн Маргулис (для простоты понимания мы так и будем называть ее впредь).

Маргулис тоже заразилась идеей, что предшественники наших клеток, которые впоследствии развились в человека, белку, шампиньон и тираннозавра, возникли вследствие того, что приняли в свой состав бактерии и научились жить с ними в симбиозе. Она изучила старые труды Уоллина и остальных ученых и добавила к их концепциям собственные наблюдения и соображения. Все это она изложила в виде гипотезы эндосимбионтов. Рукопись объемом почти 60 страниц была направлена для опубликования. Но редакция ответила отказом. При следующей попытке реакция была такой же. В какой бы журнал Линн ни отправляла свою работу, никто не хотел ее печатать. Казалось бы, ее ждет та же судьба, что и многочисленных предшественников. Но в чем нельзя было отказать Линн Маргулис, так это в упорстве.

Карл Саган был не просто бывшим мужем Линн Маргулис, но и своего рода поп-звездой в мире науки. Этот астрофизик и экзобиолог принимал активное участие во многих миссиях НАСА и давал наставления астронавтам «Аполлона» перед полетом на Луну. Кроме того, он всегда интересовался поисками внеземной жизни и являлся страстным сторонником проекта SETI, в ходе которого ведется прослушивание дальнего космоса на предмет получения инопланетных сигналов. По его предложению были составлены послания для иных форм разума, размещенные на космических зондах «Вояджер» и «Пионер». Саган не только бредил тайнами Вселенной, но и распространял эту увлеченность вокруг себя. Он написал множество книг и был ведущим популярного телевизионного цикла передач «Космос: персональное путешествие», который посмотрело более полумиллиарда человек во всем мире.

Маргулис не сдавалась, и после примерно пятнадцатой безуспешной попытки рукопись в 1967 году все-таки была опубликована. И вызвала большой интерес! Да, Маргулис даже завоевала на своем факультете приз за лучшую публикацию года, и в ее честь была организована вечеринка. Но всерьез ее не принимали еще довольно долгое время. Вскоре опять посыпались критические замечания. Несмотря на новые данные и аргументы, ей почти никто не хотел верить. Во-первых, это объяснялось тем, что аналогичные вещи безуспешно пытались доказать ее предшественники, среди которых было немало странных типов. Во-вторых, вся эта история противоречила основному принципу эволюции: выживает сильнейший. Идет кровавая война на выживание! Возникают случайные мутации, и в результате только самая сильная из них получает право на дальнейшее существование! Так было всегда. И тут вдруг приходит какая-то молодая дама и заявляет, что движущими силами жизни являются кооперация и сотрудничество. Все это как-то попахивает идеологией хиппи…

Но если Уоллин прекратил свои исследования, Альтман укрылся от мира, а Митчелл взялся доить коров, то Маргулис смело вступила в противоборство с мэтрами науки и принялась рыть землю с усердием крота, накачанного стероидами. Она писала книги и статьи, распространяла свои спорные тезисы среди широкой публики. По ее мнению, дарвиновский естественный отбор был способен уничтожать отдельные виды или в лучшем случае сохранять их, но не мог создавать новые. Это могло произойти только благодаря симбиозу – объединению различных организмов.

Убедить в этом мир было непросто, и могло даже создаться впечатление, что митохондрии всеми силами сопротивляются раскрытию их тайны. Все это напоминало американский детектив, где Маргулис выступает в роли строгого обвинителя, а митохондрии сидят на скамье подсудимых.

– Признайтесь в конце концов, что вы бактерии!

– Нет.

Коллегия присяжных из числа видных ученых скептически смотрит на эту сцену, скрестив руки на груди. Ведь митохондрии всегда готовы были помочь окружающим, приветливо здоровались со всеми. Не верится, что у них за душой какая-то темная история! Но госпожа прокурор яростно забрасывает их аргументами. Защита лениво отмахивается:

– Все это лишь косвенные улики.

Но, когда общее мнение уже склоняется на сторону митохондрий и у них на лице появляется довольная усмешка, прокурор выкладывает на стол решающее доказательство – тот самый пресловутый дымящийся кольт: в митохондриях обнаружена ДНК! У них есть собственная наследственность… Начиная с этого момента отрицать что-либо уже бесполезно (хотя теория получит всеобщее признание лишь через несколько лет): митохондрии действительно происходят от бактерий.

При более внимательном изучении наследственного материала митохондрий быстро выяснилось, что он невелик по объему. Точнее говоря, он просто крошечный. Намного меньше, чем у других бактерий. В нем не хватало множества генов, которые необходимы для жизни бактериям, обитающим в полях, лесах и лугах. Чтобы объяснить, почему митохондрии могут обходиться без этой важной информации, достаточно понять, почему студент может приходить на занятия в свеже-выглаженной рубашке и с куском пирога в портфеле, хотя даже не знает, где лежит утюг и как разбить яйцо, не поранив себя. Обо всем заботится мамочка. В случае же с митохондриями все заботы берет на себя клетка. Она снабжает их всем тем, что они не в состоянии изготовить сами. Именно поэтому митохондрии и не способны жить вне клетки.

Но куда же делись пропавшие гены?

Какая-то часть действительно просто пропала, потому что под крылом у мамочки в них не было никакой нужды. Но это далеко не все объяснение, поскольку, если внимательно посмотреть, какие гены требуются митохондриям, чтобы выполнять функцию электростанции клетки, легко прийти к выводу, что их должно быть значительно больше, чем те немногие, что остались в ее геноме.

Остальные гены вышли за пределы митохондрий и обосновались в клеточном ядре, где осуществляют «работу на дому». Белки, которые вырабатываются с их помощью, импортируются в митохондрии. Еще некоторая часть генов митохондрий также работает за их пределами, но приобрела совершенно новые функции.

В настоящее время в наших митохондриях имеется всего десяток генов, которые используются главным образом для поддержания функционирования «электростанции». Имея такой крошечный остаток, ученые попытались определить для митохондрий место на генеалогическом древе бактерий. Начало этой работе положил Карл Вёзе, поскольку среди оставшихся генов есть отвечающий за синтез рРНК, с помощью которой устанавливается родство между живыми организмами. Сегодня мы знаем, что митохондрии находятся в относительно близком родстве с риккетсиями – бактериями, ведущими паразитический образ жизни и вызывающими порой не самые приятные заболевания.