Джо замер от удара, поскольку его тело пыталось побороть шок. Потом он так быстро поднялся на ноги, что металлический стул, на котором он сидел, проскользнул по полу с отвратительным скрежетом. Он едва отметил вспышку боли на лице Эммы, когда отпрянул от нее, как будто физическая дистанция могла смягчить удар, который, он знал, она собиралась огласить. Он продолжал двигаться, до тех пор пока больше некуда было убегать, стена в буквальном смысле остановила его побег.

- Опухоль мозга.

Колени ослабли, и он заскользил вниз по стене.

- Обширная глиобластома.

Для него эти слова ничего не значили, но доктор переместился с ноги на ногу и вздохнул.

Джо положил локти на колени и уставился в пол, поскольку боль прожигала его. Чье-то тяжелое дыхание нарушило тишину в палате. Спустя мгновение он понял, что шум исходит от него.

- Вы ничего не можете сделать. Вы понимаете? - прошептала Эмма.

Джо молился, чтобы она говорила не ему, потому что он не понимал. Никогда не поймет. (ты и вы на английском звучат одинаково - прим.перев.)

- Ничего, кроме как дать нам немного побыть вдвоем. Прошу.

Он услышал шорох и понял, что доктор сдвинулся с места. Дверь открылась и плотно закрылась. Он так и остался на полу, откинув голову назад к стене и закрыв глаза. Напряг мышцы и ждал следующего удара.

- Я должна была сказать тебе, - прошептала Эмма.

- Я не хотел знать.

- Я боялась. Я и сейчас боюсь. Я не хотела, чтобы ты жалел меня.

Она уже говорила это однажды. В самом начале.

- Я знала, что полюблю тебя. Я уже была на полпути к этому, когда запрыгнула в самолет до Батон-Роудж. Но я и представить не могла, что ты полюбишь меня.

- А чем, по-твоему, мы тут занимались?

- Я думала, тебе станет скучно, и ты двинешься дальше.

Он подавил смешок. Будто она могла ему наскучить. Она радовала, возбуждала, приводила в восторг его всеми возможными способами — физически, мысленно и эмоционально.

-  Я должна была держаться подальше от тебя.

Если бы она так поступила, где бы он был? Пьяный и зарывшийся в какой-нибудь безликой незнакомке, в отчаянной попытке вырваться из темноты.

Вместо этого его заполнила паника, что без нее его жизнь просто могла бы вернуться к этому.

- Есть же курсы лечения, клинические испытания или что-то в этом роде.

- Нет.

- Черт возьми, у меня куча денег, Эм. Я могу..

- Ты не можешь, - сказала она мягко, и слишком близко. - Прости меня.

Он открыл глаза и увидел ее рядом. На коленях перед ним в этой чертовой больничной рубашке, от которой она выглядит еще более бледной и хрупкой. Рука с капельницей чуть сзади сжимает стойку, на которой крепятся пузырьки с лекарствами, другая рука убирала волосы с его лица, смахивала слезы. Он даже не понял, что плачет.

- Прости меня, - повторила она мягко.

Она присела между его колен и свернулась на его груди, он обнял ее и вздохнул. Даже обессиленная, своими прикосновениями она приносит ему частичку покоя.

- Я боялась оставаться одна, и была слишком слабой, чтобы держаться подальше от тебя. Ты заставлял меня ощущать себя так же, как и до моей болезни. До того, как в моей голове появился Монстр, медленно пожирающий меня.

- Боже, Эм.

- Я пыталась сказать тебе в Чикаго.

Ее слезы пропитали ткань его футболки.

- Я знаю.

- А потом снова в...

- Я знаю. Я не позволил тебе.

- Я все равно должна была. Должна была сказать, что умираю.

Огромная ноша обрушилась на него. Дышать стало невозможно.

- Пожалуйста, - попросил он. – Прошу, прекрати говорить.

В ушах звенело. Пальцы онемели.

И больше некуда было бежать от холодной, суровой реальности. Эмма не просто больна. Она умирает.

Как можно нежнее Джо обнял ее, притягивая девушку ближе и плотнее.

Он зарылся головой в ее волосы и сломался.

Через полчаса Джо все еще сидел на полу, Эмма в его объятьях, спала на руках. Медсестра зашла десятью минутами раньше, стрельнула в него неодобрительным взглядом, ответила на его вопрос и больше не возвращалась.

Он подумывал о том, чтобы переложить Эмму в постель, но так и не сдвинулся. Риск разбудить ее или, что хуже, причинить боль  был слишком велик. Он настолько физически и эмоционально выжат, что уже не был уверен, что сможет подняться с ней в руках.

- Я не останусь тут, - тихо сказала она.

Шепот поразил его. Он не понял, что она проснулась.

- Никто не сможет заставить меня. Даже ты.

Тело под его руками напряглось. Дыхание участилось. Паника отразилась в ее голосе.

- Они хотят оставить меня, закроют меня в палате и...

- Они хотят, чтобы тебе было удобно, - успокаивал он.

Ее трясло, она плакала. Стоило слезам начать литься, и она больше не могла их остановить, даже когда задремала. Медсестра сказала, это из-за боли. Все, что он знал, разрывало его надвое. Он должен был сделать так, чтобы она почувствовала себя лучше, помочь ей любым способом, каким только мог. И если это означает позволить им дать ей что-либо, значит так и будет. Не то чтобы он имел право принимать медицинские решения за нее, но он мог уменьшить ее страх. Приложить все усилия, чтобы сохранить ее спокойствие, в то же время помогая ей увидеть, что она нуждается в обезболивающем. Он не мог вынести ее страдания.

- Они захотят напичкать меня наркотиками. - Ее рука сжала футболку. А в голосе слышалась истерика. - Ты не понимаешь. Они превратят меня в пускающую слюни массу человеческой плоти, которая понятия не имеет, какой сегодня день или где находится. Я не собираюсь уходить подобным образом, Джо.

- Все в порядке, Солнышко.

- Нет. Я не хочу умирать здесь. Я хочу домой. Я хочу быть в своей постели.

Дверь открылась, и зашла медсестра с маленьким подносом в руке. Она поставила поднос рядом с раковиной, затем надела пару силиконовых перчаток из коробки, висящей на стене. Затем она приблизилась к ним, потянувшись к запястью Эммы — к опознавательному браслету, который ей дали по прибытии.

- Я не хочу!

Медсестра молча отошла, а Эмма сильнее сжала футболку и посмотрела на него.

- Я не хочу этого. Они не могут...

- Эм.