М. Ц. — Почему?

А. М. — Да потому что оператор запил. А я закончил три курса операторского факультета. Два курса параллельно с режиссёрским факультетом, а один курс ещё до того. Я помню, что я снимал эпизод с раками. Там Кира интересно придумала. В таз, где варились раки, было вставлено стекло, и я снимал через это стекло. Второй эпизод был с нищим на Греческой площади. И ещё один или два куска, когда Свиридова ходила по домам.

А потом дали попробовать Гене Карюку. Он был молодой парень, ассистент оператора. И он начал прекрасно снимать, потом он с Кирой работал на нескольких фильмах.

Так вот, возвращаясь к Высоцкому. Он придумывал песни прямо на съёмках. Кира тогда многие кадры снимала с прямой записью звука. И Высоцкий импровизировал там. Вот на съёмке он вдруг запел: „В Ватикане прошёл мелкий дождичек, римский Папа пошёл по грибы…"

М. Ц. — Так это песня Высоцкого?

А. М. — Ну, кусочек. Мне потом говорили, что через несколько лет он её написал и спел. (Это ошибка мемуариста, песня Высоцкому не принадлежит. — М. Ц.) А тогда это было настолько неожиданно, — мы еле удержались, чтоб не расхохотаться, настолько это было неожиданно. Он просто пропел две строки, он даже не знал, что там дальше будет.

М. Ц. — Высоцкий что-то писал в то время?

А. М. — Он писал с гитарой в руках в те времена. Может быть, потом он писал, как поэт, без гитары, я этого не знаю. Ночью бренчал тихонечко. Помню, пел он: „Я рыдал, словно мальчик, и читал романчик с неприличным названьем".

М. Ц. — Эта песня к тому моменту уже была написана.

А. М. — Ну, это редко исполняемая песня. Что-то он с ней хотел сделать, наверное, но не для фильма.

Тогда же в „Куряже" жил Женя Урбанский. От него я впервые услышал песню „В тот вечер я не пил, не пел…" Потом уже в Москве я услышал, как эту песню пел Высоцкий.

М. Ц. — Значит, вы встречались с Высоцким и в Москве?

А. М. — Да. Там были смешные вещи иногда. Я попросил Володю сделать мне билеты на „Гамлета", потому что билеты ведь достать было невозможно. Он помог мне, потом после спектакля спросил моё мнение. Я сказал: „Ты знаешь, Володя, ну мне как-то не очень…" Он говорит: „Тогда ты пойдёшь ещё раз! Я посажу тебя во втором ряду!" Я пошёл во второй раз, а потом сбежал, потому что в третий раз я это смотреть уже не хотел.

М. Ц. — А в других ролях Вы Высоцкого видели?

А. М. — Когда „Таганка" приезжала к нам в Киев в сентябре 1971 года, я видел „Пугачёва", в котором Высоцкий играл Хлопушу. Я сказал ему: „Володя, единственно, что меня страшно волновало, так это то, что ты по помосту скатишься в зал и разобьёшься". Ну, это шутки, а вообще-то он был самым ярким исполнителем в этом спектакле.

М. Ц. — Вы общались с Высоцким и позднее?

А. М. — У меня была картина „Гонки по вертикали" получившая потом немалую известность. Эта картина по роману Вайнеров. По сути дела, инициатором постановки был Володя. Я не читал этого романа; честно говоря, я детективную литературу вообще не читал. Вдруг он мне говорит: „Слушай, я хочу сыграть Батона".

Я дал заявку, написал сценарий. Вайнеры подписали сценарий и забрали деньги, но написать сценарий по своему роману они не могли. Им дали указание выкинуть из сценария прошлое Батона, которое в романе было, они не знали, как тут быть. Я говорю: „Батона будет играть Высоцкий". А Вайнеры почему-то хотели, чтобы играл Миша Козаков. Я говорю: „Ну кто поверит, что Миша Козаков — вор? Тогда надо какой-то совсем другой текст писать". Мне говорят: „Но Высоцкий сыграл положительную роль Глеба Жеглова". Я отвечаю: „Ну, так что же, вы хотите его, как Бабочкина обречь всю жизнь быть Чапаевым?"

Одна из причин, почему этот фильм не запускали три года, это то, что я настаивал на Высоцком. Во-первых, он был инициатором всей работы, и мне было неловко. Во-вторых, я просто хотел его снимать. А потом он умер, и эту роль сыграл Валя Гафт.

Вот такие встречи были… Скажу Вам так: мы с Высоцкими друзьями не были, но мы встречались с большим удовольствием.

М. Ц. — Возвращаясь к „Коротким встречам", хочу спросить: интересовало ли Муратову мнение актёра Высоцкого, или это была жёсткая режиссёрская работа?

А. М. — Конечно, допускалось! Ведь по сюжету Максим и петь не должен был. Если б снимался Любшин, это было бы совсем иначе, никаких песен там бы не было. Кира очень любит брать актёра, чтоб он потом раскрывался. Именно так и было с Володей Высоцким»[41].

Внимательный читатель, конечно, заметил, что разные мемуаристы по-разному вспоминают многие моменты, связанные и с фильмом, и с появлением в нём Владимира Высоцкого. Окончательные ответы могла дать только режиссёр-постановщик Кира Муратова.

«М. Ц. — В литературе о Высоцком бытует мнение, что Вы пригласили Высоцкого на роль Максима только после того, как от съёмок отказался Станислав Любшин. Однако А. Муратов сказал мне, что Высоцкий формально пробовался на роль, ещё до официального утверждения Любшина, но Вы хотели снимать именно С. Любшина, поэтому изначально Высоцкий и не рассматривался как кандидат на роль.

К. М. — Проба была не формальная, совершенно нормальная. Просто утверждён был Любшин. Несмотря на то, что он не играл на гитаре, он был более подходящим к тому сценарию, что был написан. Он был мягкий вариант, а Высоцкий — более жёсткий вариант.

Потом оказалось, что у Любшина был заключен контракт на фильм „Щит и меч". Это должно было происходить в одно и то же время. Мы об этом не знали, узнали потом. Я была тогда начинающим режиссёром, мне бы никто не позволил вот так просто взять и отложить съёмки. Сказали бы: „Ну, тогда пусть это снимает кто-нибудь другой".

Высоцкий уехал сниматься в „Вертикали" мы ему сообщили, что на роль утверждён Любшин. Он прислал письмо такое юмористическое, спрашивал: „А кто же Славика научит играть на гитаре?" Но так как мы оказались в ужасном положении, нам пришлось идти на поклон к Высоцкому. Ему очень нравилась эта роль, он увлекался ролями такого плана, а тут он по роли был мачо в окружении двух женщин. Так что он согласился на роль безо всяких разговоров. Он снимался замечательно и потом никогда не упрекнул, не напомнил о том, что его не сразу выбрали.

М. Ц. — А почему так много раз он приезжал на съёмки всего нескольких сцен?

К. М. — А ему же надо было быть в Москве в театре. Это обычная ситуация с театральными актёрами.

М. Ц. — Я Вам зачитаю фрагмент из документа, подписанного 22 апреля 1967 года В. Баскаковым, который относится к роли Высоцкого: „В фильме не получился образ героя. В исполнении актёра В. Высоцкого фигура Максима приобретает пошлый оттенок. Фильм перенасыщен деталями, порождающими настроение уныния и бесперспективности. В связи с этим необходимо заменить одну из песен В. Высоцкого „Гололёд"…

К. М. — Вы знаете, я не помню такого, чтобы речь шла именно о песне. Там много чего было, но про песню — не помню. Может быть, это и было как указание…

М. Ц. — Редактор Одесской студии Евгения Рудых вспоминала, что Антонина Дмитриева начинала сниматься в фильме, что у неё были пробы с Высоцким, а А. Муратов сказал мне, что она не снималась в картине ни одного дня. Как же всё-таки было? Начинала ли А. Дмитриева работать в картине?

К. М. — Ну, можно так сказать, что она начинала работать в картине… Там была довольно сложная такая история. Дмитриева очень хорошая артистка, но у нас очень странно получалось: на репетициях всё шло замечательно, а то, что получалось на плёнке, нам не нравилось. Репетируем — опять нравится, снимаем — опять не нравится. К тому же она ведь тоже была театральная актриса, которая уезжала и приезжала. Я не помню, сколько дней мы работали, но это было ужасно, потому что я не понимала, что я могу сделать. Тем более у меня, начинающего режиссёра, особых прав не было — могли принять всё это за мой каприз.