Как говорится, коротко и ясно, но всё же оставалось у меня два вопроса, которые я и задал Н. Шацкой.

«М. Ц. — Почему Высоцкий предложил Вам петь с ним дуэтом в этом фильме?

Н. Ш. — Ну, мы же работали в одном театре. Он знал, что я окончила факультет музыкальной комедии в ГИТИСе. Он слышал, как я пою, напеваю в театре. Вот и предложил. У нас очень сливались голоса, и он даже хотел записать со мной целую пластинку его песен. Это у меня в дневнике записано.

М. Ц. — Вы говорили, что в „Контрабанде" предполагалось, что Вы и Высоцкий стоите на палубе и поёте. То есть, это были не закадровые песни, а вы с ним должны были исполнять роли?

Н. Ш. — Ну, наверное, можно сказать, что это были роли эстрадных певцов. Поскольку Володя на съёмку не прилетел, то я одна хожу по палубе и пою, но при этом голос его звучит за кадром»[120].

Итак, выяснилась крайне важная подробность: Высоцкий не просто писал в фильм песни и не просто записал фонограмму, которая звучит в картине, но должен был и исполнять в ней роль. До сих пор этот момент не был отражён ни в одной из монографий о работах Высоцкого в кино. Даже режиссёр картины С. Говорухин не упоминает об этом!

«Я ему во всех картинах что-нибудь предлагал сыграть. — „Хочешь что-нибудь?" На этот раз он не захотел. Надо сказать, что сценарий „Контрабанды" мы задумали вместе. Даже начинали сочинять в Болшево, а потом бросили. А потом я однажды взял, написал его сам…

Песни написаны по очень чёткому заказу. Я даже ему какие-то образы заказывал. Ну, например, я сказал, что корабль — это такой остров, как бы оторвавшийся от суши. Это ему понравилось, и он очень долго калякал, написал мне однажды письмо, что он сочиняет»[121].

Приводимые выше короткие воспоминания Н. Шацкой важны тем, что дают указание на предполагаемую роль Высоцкого в кинофильме. Однако датировка событий неверна — и запись песен, и съёмка явно проводились не в те сроки, которые указывает актриса. Доказательством тому служат упомянутые С. Говорухиным письма Высоцкого.

«20 июня 1974 года.

Дорогой мой, печальный мой друг Слава!

Если тебе это по душе — то лучше было бы, если бы это спел я сам с маленьким струнным сопровождением. Мелодия есть. Постараюсь на реке Кама придумать что-нибудь про острова-корабли и зарифмовать тектонически-титанически»[122].

Таким образом, не только в конце апреля 1974 года не было сделано фонограммы, но в конце июня, перед началом гастролей «Таганки» в Набережных Челнах (потому и упоминает Высоцкий реку Каму) ещё и песни не были написаны!

«4 июля 1974 года.

Дорогой мой Слава!

Сегодня я вернулся с КАМАЗа с гастролей. Устал и сразу влез в дела московские. Это я тебе посылаю подписанные договора.

А получил ли ты мою песню и что скажешь? Пока ничего путного я не придумал насчёт островов-кораблей, но думаю, что мы это осилим через недельку. Я до 7 — в Москве, потом уйду в разъезды, а 17-го отбываю в Будапешт для съёмок и гульбы».[123]

Вот так, сопоставляя документы и воспоминания, мы выяснили, что первая предназначенная для «Контрабанды» песня («Жили-были на море…») была написана в промежутке между 20 июня и 4 июля 1974 года, вторая же — «Сначала было слово…» — видимо, незадолго до отъезда Высоцкого в Будапешт на съёмки «Бегства мистера Мак-Кинли». Запись же фонограммы и съёмка эпизодов, в которых звучат песни, очевидно, проходили уже осенью.

Эта картина была первой самостоятельной работой режиссёра С. Гаспарова. Картина снималась на Одесской киностудии летом 1974 года.

«М. Ц. — Как Вы познакомились с Высоцким?

С. Г. — Познакомились в Одессе. Слава Говорухин снимал свой фильм, а я — свой. Говорухин нас с Высоцким и представил друг другу»[124].

Как оказалось, дату знакомства С. Гаспарова с Высоцким можно определить довольно точно. 4 июля Высоцкий, собираясь в Венгрию на съёмки «Бегства мистера Мак-Кинли», писал в Одессу С. Говорухину: «Из Венгрии вернусь 25-го, если не будет путча. А если будет, то 30-го. А там и к тебе»[125].

Итак, 25-го июля 1974 г. Высоцкий вернулся в Москву, а в середине августа улетел в Ужгород на съёмки «Единственной дороги». Таким образом, мы устанавливаем промежуток времени, в который состоялась его поездка в Одессу.

Начинающий режиссёр предложил Высоцкому дать в картину песню. О том, что такое предложение было, хорошо известно. Во всех собраниях сочинений Высоцкого указывается, что песня «Я вышел ростом и лицом…» предлагалась в фильм «Рейс первый, рейс последний», но не вошла. Более никакие детали до сих пор известны не были. Почему же песня не попала в картину?

«С. Г. — Павлёнок был против. Борис Владимирович Павлёнок был заместителем председателя Госкино, и он был категорически против. Мы долго с ним боролись, но ничего не вышло. Я был молодым режиссёром и фактически не имел права голоса.

М. Ц. — А как Вы хотели использовать эту песню в картине? Она должна была ложиться на титры или с ней был связан какой-то эпизод в фильме?

С. Г. — Да нет, какие там титры! В самом фильме, конечно. Там есть эпизод на перевале, где встречаются дальнобойщики, их играли Закариадзе и Плотников. Они разговаривают о том, что у одного из них жена больна раком, и он хочет последние её годы провести рядом с ней. Грузины там у костра поют грузинскую песню, молодые пьют-гуляют, а старики разговаривают о жизни. Потом они прощаются, машина уходит в рейс. За рулём Плотников, рядом с ним сидит стажёр, и вот в это время должна была звучать песня Высоцкого»[126].

Деталь небольшая, но весьма важная для исследователей. Песня хорошо ложилась на канву повествования, но, увы, не режиссёр решал, каким быть его фильму…

Информация о пробах Высоцкого на роль драгунского капитана в фильме К. Муратовой «Княжна Мери» исходит от одесского киноведа Галины Лазаревой, автора книги «Княжна Мери. Творческий выкидыш» (Ростов-на-Дону, 2010). Как писала газета «Вечерняя Одесса» в номере от 9 ноября 2010 года (Арсеньева Т., «Обыкновенная история, повсеместная и надолго», «Режиссерский сценарий фильма «Княжна Мери» был принят (то есть — одобрен) Главной сценарной редакционной коллегией по художественным фильмам Госкино СССР 14 мая 1975 года. Сроки режиссерской разработки были либерально продлены по 22 мая 1975 года приказом директора Одесской киностудии Геннадия Збандута (а подобные «продления» дорогого стоили во всех смыслах). Фильм был запущен в производство приказом по Одесской киностудии 20 мая 1975 года («приступить к работам подготовительного периода по полнометражному, цветному, широкоэкранному»…), начало работ было намечено на 6 августа. И… этот фильм был закрыт, снят с производства приказом Госкино УССР от 20 августа 1975 года, за подписью и. о. председателя Госкино УССР Д. С. Сиволапа».

…Столько протоколов всевозможных заседаний и обсуждений, отмечает Галина Лазарева, не оставил по себе ни один кинофильм в истории Одесской киностудии. Что же случилось?

«Никто не хотел закрывать картину, — утверждает Галина Яковлевна. — Это была травма для всех. И для Одесской киностудии. И для Киева. И для Москвы. Сергей Герасимов очень поддерживал свою ученицу Киру Муратову». И, тем не менее…

«Нельзя, — настаивает Галина Лазарева, — однозначно относиться к событиям, не учитывая ни среду, ни экономическую и законодательную составляющие. Киностудия находилась на хозрасчете: государство выделяло деньги на определенный фильм, а не на содержание киностудии. В случае провала фильма в прокате, а тем более в случае его непринятия на уровне Госкино либо закрытия в рабочий период, убытки ложились на все съемочные группы и на весь штат киностудии». Но благодаря этому жесткому закону, подчеркивает Г. Я. Лазарева, от кино в СССР получали «сумасшедшие» доходы.