К сожалению, не все загадки имеют решение. Вопрос о том, что за песню предлагал Высоцкий в фильм Л. Аграновича, видимо, навсегда останется без ответа…

Ещё одна несостоявшаяся работа Высоцкого на Одесской студии. О том, что он получил приглашение сниматься в эту картину режиссёра В. Жилина, Высоцкий писал в письме к Л. Абрамовой:

«А я тут продал новую песню на киностудию. Песню писал просто так, но режиссёр услышал, обалдел, записал — и сел переписывать сценарий, который называется „Прокурор даёт показания" (в прокат фильм вышел под названием «Особое мнение». — М. Ц.), а песня — про подводную лодку. Он написал 2 сцены новых, и весь фильм предложил делать про меня. В связи с этим возникли 2–3 съёмочных дня, чтобы спеть песню и сыграть облучённого подводника. Я это сделаю обязательно, потому что песню очень люблю. Ещё он хочет, чтобы музыка была лейтмотивом всего фильма, значит, я буду автор музыки вместе с одним композитором, который будет только оркестрировать мою мелодию»[56].

С тем, что описал Высоцкий, вполне согласуются воспоминания самого режиссёра В. Жилина:

«С Высоцким мы встретились в Одессе в июле 1967 года в „Куряже". Володя в то лето приехал к Говорухину и поселился в его номере. (Уточним, что Высоцкий приехал не к Говорухину, а сниматься в„Интервенции" у Г. Полоки. С. Говорухин же в это время снимал „День ангела", так что с Высоцким они действительно совпали. — М. Ц.) А наши с Говорухиным номера располагались напротив — дверь в дверь. Я тогда работал над поправками к сценарию «Особое мнение» (сперва он назывался „Прокурор даёт показания"). Однажды я услышал, — а слышимость в „Куряже" хорошая, — песню „Спасите наши души", которую бренчал Володя. Причём, именно бренчал, — обкатывал какие-то куплеты, которые, видимо, у него не слишком получались. Через некоторое время он постучал, вошёл ко мне, поздоровался, что-то попросил (не помню сейчас точно — что, кажется, кипятильник) и предложил: „Вы не хотите послушать, я песню написал…" А у Володи была привычка: проверять первые ощущения — пред тем, как вынести песню на широкую аудиторию, — на ком-то из друзей или знакомых.

Я зашёл в их номер, и Володя показал эту песню. Она меня потрясла. И тогда я предложил: „Володя, не отдавай никуда эту песню. Я сделаю большой развёрнутый эпизод, просто для того, чтобы ты снялся и спел эту песню"»[57].

Пока, вроде бы, всё понятно. Но вот вопрос: а читал ли Высоцкий сценарий, когда сообщал Л. Абрамовой, что песня будет в фильме? Вопрос не праздный, — потому что совершенно не вяжется песня с этим фильмом.

«На берегу моря найден труп человека. Проведя тщательное расследование, молодой следователь Ковалёв устанавливает личность убитого и его преследователя — в прошлом провокатора, выдавшего гитлеровцам группу подпольщиков, из которых остался в живых только один. На одном из допросов преступник узнает в прокуроре Скурчихине бывшего обер-лейтенанта СС и начинает его шантажировать, не подозревая, что тот работал на советскую разведку…» — так рассказывается о фильме на интернет-сайте «ВГИК-2000»[58]. И каким образом может войти сюда эпизод с облучённым подводником?

«Потом началась борьба за него (эпизод. — М. Ц.) с человеком, который возглавлял в те годы Одесскую киностудию — его фамилия Збандуто (на самом деле, Г. Збандут — директор студии с 1964 по 1984 год. — М. Ц.). Он заявил мне, что этот эпизод, который я добавил в сценарий и который, естественно, в своё время не был утверждён, я снимаю за свой счёт. В конце концов, я сказал: хорошо, пусть будет так, — и начал снимать. Осколки его в картину всё-таки попали… но ни Высоцкого, ни песни там не оказалось»[59].

Звучит, вроде бы, невероятно — режиссёр снимает эпизод за собственные деньги. Однако ветеран Одесской студии оператор М. Заяц подтверждает: «Жилин такой человек — он бы взял со своего кармана и профинансировал это дело!»[60]

Второй оператор картины В. Козелов рассказал о том, как проходили съёмки эпизода:

«Ему (Жилину. — М. Ц.) дико понравилась эта песня! Жилин тут же заставляет сценариста написать сцену с бывшим подводником, про бывшего подводника, якобы (вот этот момент запомним! — М. Ц.).

И вот привозят сюда Высоцкого, сочиняют ему роль небольшую, биографию соответственно находят. Разводим костёр на берегу, и он, значит, в тельняшке, поёт эту песню у костра. Три ночи мы снимали эту сцену, эту песню»[61].

Во всей истории непонятны только два момента: о первом мы уже сказали — каким образом «Спасите наши души» может попасть в детективный фильм? А во-вторых, почему директор студии Г. Збандут так яростно воспротивился включению в фильм нового эпизода? В конце концов, это будни кино — какие-то сцены дописываются, какие-то выбрасываются.

Логично предположить, что никто лучше автора сценария картины (его написал И. Менджерицкий, долгие годы живший в США), которому, якобы, режиссёр поручил дописать эпизод, где должна была звучать песня Высоцкого, этой истории не знает. Я разыскал Ивана Александровича и попросил поделиться воспоминаниями о той работе.

«М. Ц. — Вы помните, как С. Жилин хотел снимать Высоцкого?

И. М. — Помню, конечно. Я жил в Москве, фильм снимался в Одессе. Приезжаю я на студию. Пришёл Жилин с таким горящим взглядом. Говорит: „Высоцкий написал совершенно потрясающую песню. Называется «СОС»". Я говорю: „Послушать можно?" — „Можно". Я послушал. „Прекрасная песня. И что же?" — „Я хочу её вставить в наш фильм". Я ему говорю: „Если Вы мне объясните, какое отношение имеет эта песня к нашему фильму, то я — «за»". На самом деле, песня абсолютно никакого отношения к картине не имела. Кино наше — это такой примитивненький детектив. Единственно, там была мысль о том, что человек должен отвечать за то, что делает, человек должен стараться следовать своему предназначению. Но песня к этому не имела ну никакого отношения!

А Жилин своё: „Да я придумал сцену такую! Сидят на берегу…" — „Кто?" — „Да неважно! А Высоцкий поёт песню, — а дальше идут титры". То есть он хотел сделать эту сцену до начала повествования.

С Высоцким я был знаком. У нас были такие приятельские отношения. Не дружеские, а взаимно приятные. Надо признаться, что тогда я плохо понимал его жизнь. Если б то, что я понял через годы, я тогда уже понимал, я бы сказал: „Давай-те возьмём песню — и плевать на всё остальное, будь, что будет». И ничего бы не было, кстати.

Жилин, очевидно, для виду со мной согласился, а Высоцкому сказал совершенно другое. И вот на другой день иду я по Одесской киностудии, а навстречу мне идёт Высоцкий. Я говорю: „Привет, Володя!" А он мне: „Можешь со мной больше не здороваться". — „Почему?" — „Да потому что я всё знаю». Я говорю: „Не понял, что ты знаешь?" — „Я знаю, что на худсовете ты был категорически против моей песни».

Я ему объяснил, что, во-первых, никакого худсовета не было, а во-вторых, я был не против песни, а против того, чтобы она была в фильме, к которому она не имеет никакого отношения. „Ну ладно, ладно", — сказал Володя, но с тех пор отношения наши были очень натянутыми.

Спустя несколько лет я был автором сценария фильма, который назывался „Вашингтонский корреспондент". Мне очень хотелось, чтобы в одной из главных ролей снялась Марина Влади. Я с ней был знаком, встретился, предложил роль. Она заинтересовалась и попросила прислать сценарий. Я сценарий ей отправил и договорился, что где-то через неделю ей позвоню.