И тут ты нарисовался такой – герой-альпинист, покоритель вершин, папашку спас опять же. Такой типаж ей был внове. Ты оказался не похож ни на кого из тех, к кому она привыкла – ни на богатых балбесов-сыночков, ни на вечно обдолбанных хипарей-пофигистов.

Дарганов повернулся спиной к окну, посмотрел на Макса, хлебнул коньяк, уже не смакуя, как воду, поморщился, поставил фужер на рабочий стол.

– С тобой за эти годы она, конечно, сильно изменилась, дурь всякая повыветрилась. Опять же, матерью стала, а материнство мозги бабам почти всегда на место ставит. Вот только к делу моему интереса у нее ноль. О карьере деловой, как ты сам знаешь, даже слышать не хочет. А какая бизнес-леди получилась бы – с ее характером, внешностью, образованием, да с моими возможностями! Какими делами крутить могла бы! Ну, да ладно, бабы – они и есть бабы, не всякую такая судьба прельстит. Только я, Макс, вот это все, – он широко развел руками, как бы стараясь охватить все пространство огромного кабинета, – больше четверти века выстраивал. Еще в совке начинал, при Горбаче. И под следствием и под пулями ходил, на государевой службе сколько задниц вылизал, пока первые заработки пошли, сколько раз потом все кровно заработанное приходилось отдавать и заново начинать. И партнеры кидали и начальники. А потом я кидал, потом мне задницу лизали те, кто удавил бы, не задумываясь. Сам в крови не замарался – такого греха не было, – но с теми, кто в крови по уши, дела имел, и кровью этой пролитой для своей выгоды пользовался, не брезговал. И что теперь? Я, Макс, тебе не говорил, и Вике тем более. Врачи в последнее время темнят что-то. В брюхе моем им, понимаешь, чего-то не нравится. Толком не говорят ничего, говнюки-дармоеды, да я сам чувствую: не тот стал… ну, ладно, не о том сейчас.… Раскудахтался я как-то, а, между тем, по делу серьезному тебя позвал.

«А ведь он, и правда, как-то быстро постарел». Макс впервые обратил внимание на четко обозначившиеся под глазами шефа темно-синие мешки, вспомнил, что в последнее время иногда замечал в нем признаки крайней усталости или плохого самочувствия. Макс никогда не придавал этому особого значения, привычно списывая на обычные последствия пятнадцатичасового рабочего дня и постоянно растущий груз проблем с управлением корпорацией. Но после последних слов Дарганова он невольно вспомнил события почти шестилетней давности, когда ему пришлось познакомиться с будущим тестем, и только сейчас поразился перемене, произошедшей с этим сильным, казалось, несгибаемым человеком за такой короткий срок.

Вечером, когда группа получила команду «отбой», стояла идеальная погода, и очень хотелось верить, что неутешительный прогноз, полученный при регистрации маршрута на базе МЧС, окажется простым недоразумением. В тихих безветренных сумерках на темнеющем небе робко проявлялись первые звезды. Вечерние тени сгущались на дне Геналдонского ущелья, постепенно скрывая лежащее на нем тело смертоносного ледника Колка. Некоторое время единственным источником света еще оставалась освещенная последними солнечными лучами вершина горы Майли-Хок, возвышавшейся в верхнем торце ущелья грозной снежно-ледовой стеной.

Но за ночь нагнало плотную многослойную облачность, и к утру зарядил нудный мелкий дождь, отдававшийся на стенах палаток не дробным стуком, как положено нормальному дождю, а чуть слышным шелестом.

– Макс, что будем делать? Эмчеесовцы говорили, что циклон на подходе, похоже, не соврали.

Димон был сегодня дежурным, поднялся за полчаса до подъема и, установив на газовую горелку кан с водой, выкладывал на импровизированную полиэтиленовую скатерть галеты, пакеты с кашей быстрого приготовления, треугольники плавленого сыра, пластиковые банки с кофе, сахаром и с сухим молоком.

Макс, выбравшийся из палатки по малой нужде и отходивший метров за тридцать к большому поросшему мхом валуну, смачно протяжно зевая, вернулся в лагерь, присел рядом с дежурным, взял кусок плавленого сыра и неторопливо стал его разворачивать.

– А что делать? Здесь нам торчать, точно, смысла нет. Сегодня поднимаемся к верхним нарзанам. Участок этот нудный, но совсем не сложный, пройдем и в такую погоду. Там стоянки удобные и безопасные – скальный гребень от камней прикрывает. А завтра будем смотреть на погоду, но то, что на контрфорсе делается. Тогда и решим. Если это действительно циклон – считай, вам с пацанами не повезло. Резерв на погоду два дня, значит, если за это время не прояснится – горы в этот раз не будет, валим вниз. Ну, а если прояснится, еще посмотрим, как маршрут будет выглядеть.

– А как ты поймешь про маршрут? Слушай, а Казбек с тех стоянок виден уже?

В отличие от многих других гидов, Макса никогда не раздражали вопросы, которыми новички, впервые оказавшиеся в горах, часто засыпали руководителя.

– Казбек увидишь только с плато на четыре двести. Если, конечно, погода позволит туда добраться. А маршрут с тех стоянок оценивается визуально: есть ли снег на контрфорсе и, если есть, какое состояние покрова. Лавиноопасность определяется количеством снега в кулуарах. В общем, есть всякие признаки, по которым решение принимается.

–А че, на верхних источниках, говорят, прикольно стоять. Там ванны горячие. И еще, помните, вчера старлей-пограничник сказал, что две группы туда ушли и одна наполовину из девчонок состоит? Погоды не будет – всяко не соскучимся.

Веселый голос прозвучал из палатки, в которой ночевали двое других участников группы и откуда уже несколько минут слышались приглушенные голоса, шелест спальников, и звук расстегиваемых молний.

Макс посмотрел на часы.

– Давай, народ, подъем. На завтрак и сборы час. Погода лучше не станет, так что засиживаться нечего. Пройдете ущелье – посмотрим, у кого сил на девочек останется. Обвязки и веревка сегодня не понадобятся, каски – или сразу на себя, или на внешнюю подвеску рюкзака – по травке нам идти не долго.

Через час с небольшим группа из четырех человек вышла на маршрут. Сначала поднимались по чуть заметной тропе, часто проламываясь сквозь ветви небольших, с человеческий рост, чахлых деревьев, местами продирались через густой колючий кустарник. Капли воды обильно падали с ветвей, иногда попадая за шиворот, но большей частью оседая на защитных накидках рюкзаков. Но тропа, вместе с травой и другой растительностью, вскоре исчезла, уступив место голым мокрым камням, подъем стал заметно круче. Лыжные палки, от которых в «зеленке» было больше мороки, чем пользы, сейчас заметно облегчали движение, обеспечивая две дополнительные точки опоры. Слева всего в нескольких метрах тянулся крутой каменистый обрыв, образующий край широкого желоба пролегавшего по дну Геналдонского ущелья русла реки Геналдон. Все русло, насколько хватало взгляда – от погранзаставы внизу и до языка ледника Майли вверху, – было почти наполовину заполнено где-то вспученной, где-то покрытой извилистыми трещинами грязно-серой массой. Кое-где из нее торчали черные бородавки огромных валунов, местами виднелись пласты грязи и даже расщепленные обломки стволов толстых деревьев. Здесь лежал уже не опасный, уже израсходовавший в несколько коротких минут свою чудовищную энергию, ледник Колка.

Вечером 20 сентября 2002 года на склонах горы Джимара произошло обрушение ледяного карниза. Огромная глыба льда рухнула вниз и упала на верхнюю часть ледника Колка. От удара ледник сорвался со своего ложа и, быстро набирая скорость под действием собственной чудовищной массы, помчался вниз. Стена изо льда, камней, грязи, вырванных с корнем из земли деревьев высотой около 100 метров и весом, по более поздним подсчетам, около 120 миллионов тонн, продвинулась почти на 30 километров, разогнавшись до скорости 200 километров в часть и убив 125 человек, в числе которых оказалась съемочная группа режиссера Бодрова.

Сейчас они поднималась по ущелью вдоль русла реки, параллельно пути схода Колки. Было начало мая – не самое комфортное на Кавказе время для трекингов и восхождений. Если внизу, в долинах уже стояла поздняя весна с ее яркой зеленью и цветущими садами, то в горах, начиная уже с двух тысяч метров, хрупкое равновесие между зимой и весной нарушалось попеременно обеими сторонами. Ночью прихватывал мороз, нерастаявший снег сковывался ледяной коркой, превращался в плотный фирн. Но к середине дня при хорошей погоде солнце начинало уже заметно, по-весеннему припекать, снег становился рыхлым, тяжелым и мокрым, под собственным весом на крутых склонах и в кулуарах он начинал сползать, вызывая многочисленные лавины. Проливной дождь внизу оборачивался густым снегопадом вверху, что только усиливало лавиноопасность. Когда под большим камнем растаивали пласты намёрзшего за зиму льда, а шустрые весенние ручейки слегка подмывали грунт, камень нередко выходил из состояния покоя, в котором провел, может быть, сотни лет, начинал катиться вниз, сшибая и увлекая за собой множество своих собратьев, и окрестности оглашал грохот очередного камнепада.