Тот инстинктивно подставил руки, ловя пачку.

— Выглядишь рассерженным. Что-то случилось? — раздалось уже в спину.

— Не с той ноги встал.

***

— Я принёс деньги, — передо мной стоял Септум, а я даже не мог поднять на него взгляда. Я всё ещё ощущал волнами накатывающее раздражение, когда вспоминал о том, что он курит и о том, что он видел, как это делал я.

— Какие деньги? — старался говорить спокойно и холодно.

— За сигареты. Не люблю оставаться в должниках, — протянул купюру. — И не нужно сейчас припоминать мне то, что я несовершеннолетний. Ты сам мне их дал.

Я кивнул и, всё ещё не глядя на него, высыпал в его ладонь несколько монет сдачи. Он отвернулся и хотел уже уйти, но, замерев секунд на десять, обернулся обратно.

— Что не так? — спросил, чуть наклоняя голову, пытаясь заглянуть мне в лицо. — Ты злишься на меня?

— Да. Злюсь, — не стал я отнекиваться. — А что, нельзя? Мне не положено злиться?

— Можно. Но почему? Неужели всего лишь из-за сигарет?

— Всего лишь? — я хмуро хмыкнул, смотря в сторону.

— Я не вор и я не убиваю людей. Что такого ужасного в сигаретах, что ты… — запнулся, вздыхая, — даже не смотришь на меня? — его голос звучал понуро и безнадёжно. — Неужели это достаточный повод, чтобы я так низко упал в твоих глазах?

— Тебе некуда падать, — всё ещё смотря на витрину с продуктами, жёстко отчеканил я, — ты изначально был на самом дне. Ты был также низко с нашей первой встречи. С чего ты взял, что вообще мог подняться?

— Ты прав, — он опустил голову и сглотнул. — Я немного забылся.

========== №6 ==========

Уже около двух недель Септум не показывался в моём магазине, а я всё это время изнывал от противоречий настолько, что остро хотелось срочно освоить медитацию, дабы освободить свой мозг и сознание от всего насущного. Я чётко и ясно понимал, что был с парнем непривычно даже для самого себя резким и жестоким. Чувство вины просто душило, с каждым днём всё сильнее и безжалостнее. И мне ужасно хотелось извиниться. Каждый раз по дороге на работу и с работы, проходя мимо книжного, я замирал, неуверенно глядя на дверь. Но за книгой так и не зашёл. Потому что продолжал упрямо напоминать себе о том, что Септум курит, а это неправильно и всегда вызывало у меня лишь отвращение. А значит я прав. Ведь если я извинюсь, получится, что я отказываюсь от собственных слов, взглядов, принципов.

Но разве это всё так важно, если задеты чувства человека? Когда я успел стать таким принципиальным? Разве я не мечтал всегда быть тем, кто лечит людские сердца?

— Ты изменился, — сказал друг, глядя на меня, в то время как я рассматривал прохожих за окном кафе.

— С чего ты взял?

— Ты мало говоришь, хотя раньше был довольно болтливым. Всё время о чём-то думаешь, всё время в себе. А ещё стал рассеянным и раздражительным.

— Так бывает, все меняются, — заключил я философски, взглянув на него.

— Если тебя что-то мучает, ты ведь знаешь, что всегда можешь поделиться со мной этим, верно?

— И ты наставишь меня на путь истинный? — улыбнулся.

— Естественно. Ещё и мотивирующего пинка дам, чтоб скорости на этом пути прибавить.

— Помнишь… — начал я неуверенно, не зная, стоит ли поднимать опять эту тему, — того парня с кольцом в носу?

— Твой Септум? Конечно помню.

— Не мой, — зачем-то глупо одёрнул его я и замолк, гипнотизируя взглядом чай на самом дне чашке.

— Ты снова его оскорбил?

— Не совсем… Но… в общем-то, да. Я был зол и сказал то, чего не стоило.

— Зол? — удивился. — Как тогда, когда рассказывал мне, что он курит? Подобные случаи прям один на миллион. Обычно ты очень сдержан.

— Да. Обычно. Мне жаль, что именно в этот раз я не сдержался.

— Так успокой свою совесть — испеки ему ещё один торт. В чём проблема?

— Не уверен, что это правильно.

— Не хочешь забрать свои слова назад?

— Хочу. Но ведь он всё равно после этого продолжит курить. Это никак на него не повлияет, понимаешь? — поднял полный отчаянья взгляд на друга.

— Хосок, — тот вздохнул и озадаченно почесал бровь. — Честно говоря, я вовсе тебя не понимаю. Я ведь в курсе, что ты и до этого пересекался с курящими людьми, и был с ними очень даже мил и любезен. Даже когда курил я, ты конечно старался как-то воздействовать на меня, но никогда не чмырил из-за этого. Так почему в этот раз сигареты стали такой большой проблемой?

Я на несколько секунд задумался, снова уставившись в окно.

— Просто… другие мне безразличны, потому я не углубляюсь слишком в их суть и в их жизнь, — произнёс тихо и громче добавил: — А ты всегда вытворял какую-то хренотень. Я привык, — пожал плечами.

— Вот видишь! Видишь! — взбудоражился тот, начав даже пальцем в меня тыкать. — Раньше ты мне такого никогда не говорил! «Вытворял какую-то хренотень», — передразнил. — Ты говорил иначе, что-то вроде «ты поступаешь неправильно», «не порти свою жизнь», «одумайся, друг». Ты всегда был более мягким и тактичным.

— Хочешь сказать, что я испортился?

— Нет-нет, — замотал головой. — Ни в коем случае. Я думаю, что это наоборот хорошо, что ты стал прямо выражать свои мысли, а не ходить вокруг да около на цыпочках.

— С кем поведёшься, от того и наберёшься, — изрёк я нудно, тоскливо-умирающим тоном. — Не зря ведь так говорят. Так что это всё ты виноват.

— Не похоже, что это моё влияние.

— А чьё? Соседа сверху? С тобой я провожу больше всего времени.

— Ладно, как скажешь. Приму это тяжкое бремя ответственности на свои хрупкие плечи.

— Так что мне делать с ним? — напомнил я, к чему вообще разговор заводился.

— Я бы на твоём месте уже конечно давно забил на того парня. Но если ты чувствуешь себя виноватым и это тревожит тебя, иди и извинись. Избавься от этого груза. Курение — не смертный грех. Постарайся относиться к этому проще. Если не получается, просто игнорируй этот факт, представь, что курит он не тут, а в некой параллельной вселенной, которая тебе просто приснилась. Когда рядом с ним, просто абстрагируйся от мыслей о курении. Думаю, со мной ты поступал всегда аналогично.

В этот раз я остро ощущал, что это именно те слова, которые я хотел услышать. Сказанное другом неимоверно порадовало, воодушевило и стало для меня неким облегчением. Курение — не смертный грех. Я тоже старался себя в этом убедить. Но боялся, что это слишком необъективно и нуждался в чьём-либо подтверждении и одобрении.

Сразу после этого разговора я отправился в книжный, проведя там не менее часа, стараясь непременно выбрать самую лучшую книгу, чтобы в этот раз уж точно порадовать Септума своим подарком.

Я выскакивал на улицу каждый раз, когда не было покупателей, а когда были — безустанно косился в окно. Но проходили дни, а Септума так и не было видно, и толстый том с яркой обложкой продолжал одиноко лежать в полупустом рюкзаке.

Было ещё светло, когда снова в очередной раз хлопнула дверь. Я даже головы не поднял, продолжая уже по привычке просматривать в телефоне новостные заголовки.

— Где тут пластырь? — голос был хриплым, измученным и знакомым.

— Септум… — пробормотал я и только после этого взглянул.

Тот держал грязный рюкзак с оторванными лямками, прижимая к животу, а его руки и лицо были полны царапин и ссадин. Даже в длинной чёлке запеклась кровь.

— Что случилось? — я испуганно подорвался с места и замер с поднесёнными к его лицу руками, не решаясь коснуться.

— Пластырь у тебя в магазине есть? — он неловко одёрнул испачканную кофту.

— Есть, есть, — я схватил с витрины целую упаковку, а потом вернулся к нему и за запястье потянул за собой.

Тот негромко ойкнул от боли в руке, но послушно последовал за мной и позволил усадить себя на табурет.