— Вот и я так думаю, — вздохнул с облегчением, обрадовавшись тому, что мои опасения были напрасны. — Не способен я на такое. Ну точно не способен!

— За всю жизнь я помню только, как ты однажды обозвал меня пьяницей, — задумчиво глядя в чашку, произнёс он. — Но я в то время действительно много выпивал. Так что ты был вполне объективен. А, ну да, — вспомнив что-то, щёлкнул пальцами и усмехнулся. — Ещё насчёт того парня.

— Какого парня? — я нервно заелозил на стуле, предчувствуя ответ.

— Того, который с кольцом в носу.

— А он-то тут при чём?! — резко воскликнул я, а после сразу стыдливо опустил взгляд в пустую чашку и затеребил чайную ложку, лежащую рядом на блюдце.

— Ты чего так реагируешь? — друг выглядел растерянно и даже обеспокоенно. — С тобой всё в порядке?

— Да, в порядке, — кивнув, пробормотал тихо.

— Просто ты мне того парня по телефону тогда так красочно и эмоционально расписывал, — стал он объясняться, — что я очень удивился. Впервые слышал от тебя столько недовольства.

— Но разве это было оскорбление? — поднял на него вопросительный взгляд.

— Думаю, да. Было очень похоже на то. Ведь ты назвал его ходячим складом металлолома, — стал демонстративно загибать пальцы, перечисляя, — сказал, что нормальные люди с кольцом в носу не ходят, гнал на его неустойчивую психику, даже приплёл его дружков. А ещё твой тон был таким, словно ты всё о нём знаешь и абсолютно уверен во всём сказанном. Ты говорил слишком пренебрежительно. Этакий зазнайка.

С каждым его новым словом чувство вины во мне вырастало вдвое, а удар ложки о блюдце звучал всё звонче.

— Ты… Ты вообще друг мне? — мне казалось, ещё чуть-чуть и я попросту расплачусь на глазах у всех посетителей кафе. — Разве ты не должен меня поддерживать и успокаивать, а не делать всё строго наоборот?

— Так как я твой друг, я забочусь о тебе, а потому должен всегда говорить всё как есть и наставлять тебя на путь истинный, — выдал глубокомысленно. — Кто ж, если не я?

— Тогда… Что мне сделать, чтобы загладить перед ним вину?

— Перед тем парнем? А зачем?

— То есть как зачем? — я удивился. — Ты же сам только что разорялся о том, как сильно я его оскорбил.

— Ну да, вышло не очень красиво. Но так бывает, — флегматично заключил он. — Нет в этом ничего катастрофического. Он тебе не брат, не друг и даже не малознакомый приятель. Просто никто. Разве тебя должны заботить взаимоотношения с ним, чтобы теперь мучать себя этим? Просто забей. Тебе вовсе не обязательно быть со всеми таким уж добреньким.

Я шёл на работу, а в голове настойчиво пульсировало «просто никто». Я понимал, что друг прав, но легче от его слов отчего-то не стало.

***

Мама всегда меня учила быть к людям внимательным. Говорила, что каждый, независимо от возраста и положения, заслуживает доброты. И даже более, он непременно нуждается именно в моей доброте. Помогать надо всегда, когда это в твоих силах. Не только тогда, когда человек, отчаявшись, сам просит об этом. Даже хорошее слово или просто искренняя улыбка могут стать для кого-то той самой помощью, о которой он боялся просить. И я всегда старался следовать этому, всегда старался быть таким, всегда старался быть тем, кто лечит людские сердца. Это не было сложным, не было через силу, мне и правда самому хотелось быть таким человеком. Я помогал всем: будь то бабулька с пакетами, потерявший игрушку ребёнок, заблудившийся турист, не успевший подготовиться к уроку одноклассник, страдающая от безответной любви и желающая выговориться соседка или и вовсе голодный бездомный щенок. Мне казалось, что с каждым новым добрым поступком я делаю этот мир светлее и теплее. Став старше, я понял, что благодаря мне одному не меняется целый мир. Но зато я сам и окружающие меня люди становятся счастливее.

Поэтому несмотря на слова лучшего друга о том, что стоит забить на этого парня, я не мог всё так оставить. Отчего-то мне отчаянно хотелось не столько избавиться от чувства вины, сколько просто поделиться с ним своим теплом. Хотелось сделать и его тоже чуточку счастливее. Да, этот парень пугал меня. Но что-то в нём было, что-то завораживающее. Может, тяжёлый печальный взгляд?

Весь рабочий день я размышлял о том, что бы мне сделать для этого парня, как порадовать его и реабилитироваться хоть чуточку в его глазах. В итоге я пришёл к выводу, что не может быть ничего более искреннего, чем что-либо сделанное своими руками.

Поэтому решено было готовить.

В готовке я никогда не был хорош. Но так как есть хотелось (особенно часто ночью, когда было как-то не до забегаловок), кое-какие навыки всё же имелись.

Полночи я провёл за замешиванием теста, взбиванием крема, выпеканием, соскабливанием с противня подгоревшей массы, снова замешиванием и снова выпеканием… Но на утро после всех мучений счастью моему не было предела. Я даже другу позвонил, но тот счастьем в пять утра проникаться никак не желал и на моё «Я Септуму торт испёк! Настоящий! Сам! И даже жив остался! Представляешь!» буркнул только «Я порадуюсь за тебя через часа три» и отключился.

Единственное, о чём я переживал, придя на работу, так это о том, что парень мог попросту сегодня не зайти. Или ещё хуже, не зайти в мой магазин больше никогда. Осознание этого немного сбивало весь мой задор, направленный на распространение добра в этом мире. Но тем не менее я всё равно продолжал надеяться и верить, время от времени поглядывая в окно, а иногда и вовсе выходя на улицу.

Так я его и словил. Прямо посреди улицы. Прямо на глазах у снующих туда-сюда прохожих. Прямо за руку. Я даже подбежал к нему, испугавшись, что тот, увидев на горизонте меня, попросту перейдёт на другую сторону улицы.

— Ты что делаешь? — парень тряхнул рукой, но я держал крепко, всё ещё боясь его упустить.

— Зайдёшь в магазин? — нетерпеливо дёрнул я его в нужном направлении.

Я был уверен, что мой подарок непременно тронет его, обрадует и на его угрюмом лице обязательно появится улыбка. И мне очень хотелось поскорее это увидеть.

— Всегда подобным образом покупателей зазываешь? — идти у меня на поводу тот явно не спешил.

— У меня там для тебя сюрприз есть, — чуть ближе придвинувшись к нему, тихо произнёс я, словно это был секрет для всех окружающих, и довольно улыбнулся.

— Акция какая-то? — парень, склонив голову чуть набок, смотрел на меня недоумённо. — Так я не интересуюсь. Мне ничего не нужно. Я домой иду. Пусти меня, — снова тряхнул рукой, и я послушно разжал пальцы, испугавшись, что если, чтобы удержать, сожму сильнее, тому будет больно.

— Но я ждал тебя, — прозвучало как-то жалко.

— Чтобы поделиться ещё одним своим никому ненужным мнением обо мне?

— Пожалуйста, — произнёс я негромко уже в удаляющуюся спину. — Прошу. Я не задержу тебя. Всего полминуты.

Парень остановился. По вздымающейся спине было видно, как он глубоко вздохнул.

— Ок. У тебя полминуты, — и первым вошёл в магазин.

— В общем, это… я… — начал я неловко, стоя перед ним в магазине. Сердце стучало так быстро, что приходилось дышать в два раза чаще, отчего язык совсем не слушался. Я стоял всего лишь перед подростком, но казалось, словно передо мной начальник… нет, президент… хотя куда там, сам император! Вот насколько сильно я нервничал.

— Ну и? — внимательный взгляд, от которого только ещё сильней язык начинает заплетаться.

— Просто я… Тогда, когда ты… Мы… Я не хотел… И вот… Так вышло…

— Чон Хосок.

Я вздрогнул от своего имени.

— Когда ты отбирал у меня соджу, был гораздо увереннее. Полминуты-то проходят. Кончай мямлить.

— Мне жаль, — выпалил. — Я вёл себя с тобой совершенно по-свински. Я не должен был так говорить… Я вовсе не хотел тебя оскорблять, правда. Я очень сожалею.