— За колу, — удостоив меня колючим взглядом, он высыпал мне на прилавок пригоршню мелких монет. — Мне пора.

— Постой, — я поспешно выбежал из-за прилавка, хватая Септума за плечи и разворачивая к себе рюкзаком, лямки которого были пришиты крупными неаккуратными стежками.

— Даю только одну, — торопливо, пока не успел передумать, кинул пачку сигарет в карман. — Постарайся хотя бы делать это реже, ладно?

Едва я застегнул молнию, он обернулся. А на лице его сияла такая широкая, такая открытая и счастливая улыбка, что попроси он меня сейчас хоть десять литров соджу, я бы отдал всё. Если до этого во мне роились сомнения, а мой мозг просто взрывался своими «нет» и «нельзя», то после этой улыбки ничего не осталось, лишь твёрдая уверенность в том, что я поступил правильно.

— Так сильно рад сигаретам?

— Нет. Так сильно рад, что ты сделал это для меня.

С тех пор Септум стал заходить чаще. Настолько чаще, что почти поселился в моём магазине. Он делал здесь уроки, читал книги, высасывал мой интернет, смотря документальные фильмы про космос и НЛО. Он не был особо словоохотлив и не делился происходящим в школе и дома, но, когда был в особенно хорошем настроении, пересказывал сюжеты самых запомнившихся ему книг. В эти моменты он становился оживлённым и восторженным. Мне нравилось видеть его таким. Иногда он любил рассказывать о своих тату и пирсинге, делился своим опытом и маленькими драмами, основанными на том, насколько же сильно больно это было. Подобное слушать мне нравилось куда меньше.

Спустя какое-то время к нему привыкли даже постоянные покупатели, считая его моим младшим братом. Сначала они кидали на него косые взгляды и шептали мне что-то вроде «спасай мальца, пока совсем себя не угробил», но потом тоже прониклись к нему некой добротой и нежностью. Видимо, их успокаивал его вечно занятый вид, а также то, что он якобы мой брат, того, кто всегда им помогал и разводил со скучающими ими демагогии по поводу погоды и политики. Потому они стали относиться к нему уже не как к опасному для общества человеку, а как к неразумному дитю. Кто-то участливо интересовался, как дела в школе, а кто-то и вовсе задаривал вкусностями. В основном это были местные старушки. Но Септуму это явно нравилось. За исключением того факта, что его звали моим братом. Слыша подобное, он всегда хмурил брови и начинал нервно теребить кольцо в губе.

Между нами всё было хорошо и спокойно, не считая мелких стычек временами, но признаться в своих чувствах у меня духу так и не хватало. Мне не хотелось всё портить, меня всё вполне устраивало. Даже старушечье «Вот снимет твой брат все эти цацки — и станет завидным женихом! Отбою от невест не будет» почти не огорчало. Почти. Потому что в какой-то момент я вдруг действительно испугался, что тот может внезапно влюбиться в кого-то и совершенно забыть про меня. Но ещё больше меня пугало то, что нас связывал лишь этот магазин. И если он вдруг по внезапной влюблённости или по какой-либо другой причине решит больше в нём не появиться, я не смогу его разыскать.

Я упорно молчал и не решался спрашивать прямо, но чувствовал, как ещё чуть-чуть и крепчающая тревога сделает из меня параноика. Молчание не могло длиться вечно, и однажды я всё же не выдержал и стал наконец задавать вопросы, однако ничего конкретного в ответ так и не услышал.

— Как тебя зовут?

— Какая разница? Просто продолжай звать меня Септумом.

— В какой школе ты учишься?

— В старшей.

— В какой именно?

— Она не в этом районе.

— Сколько тебе лет?

— Меньше чем тебе.

— Ты живёшь где-то поблизости?

— Не совсем.

— А где?

— В одном из соседних районов.

Беспокойство нарастало с каждым неотвеченным вопросом.

========== №9 ==========

— Я не знаю, как мне быть, — после минутного молчания произнёс я тихо, глядя на собственные руки, обхватывающие стакан с соком, из которого я даже ни разу не отпил.

— Дай угадаю, — друг наигранно облизнул палец, вздёрнув его вверх и прислушиваясь к несуществующим в кафе порывам ветра. — Септум?

— Да.

— И как только все наши разговоры умудряются сводиться к нему? Больше всего мне нравится то, что ты даже не заморачиваешься над логическими переходами и плавным перетеканием нашей темы в эту. Просто резко рубишь, как топором.

— Прости.

— Да ладно, всё нормально, я привык. Не обращай внимания на моё старческое брюзжание, — отмахнулся от моих извинений. — Так что стряслось-то? А то как пришёл, так и сидишь с унылой физиономией. И это при том, что я тут усиленно изображаю из себя шута.

— Я боюсь его потерять, — пробормотал, еле шевеля порядком искусанными от переживаний губами.

— Выяснилось, что у него неизлечимая болезнь?

— Да ну тебя, — наградил друга сердитым взглядом.

— Нет? Тогда недостаточно драматично, — выдохнул разочарованно.

— Просто я о нём ничего не знаю, — стал объясняться, несмотря на его кислую мину. — То есть… я знаю его, как человека. Вполне неплохо знаю. По крайней мере, мне так кажется. Но я не знаю никаких личных данных. Что если с ним что-нибудь случится: попадёт в неприятности, авария, да мало ли что… и он не придёт ко мне? — я смотрел на друга так, словно тот волшебник и способен решить любую мою проблему. — Я не смогу его тогда найти.

— А ты хоть спрашивал? Или ждал, когда он сам тебе паспорт покажет?

— Спрашивал. Он не хочет говорить.

— Нужно было быть настойчивей.

— Привязать к стулу и пытать, что ли?

— Как вариант, — согласился.

— Да ну тебя, — повторил снова и тяжело вздохнул. — Не знаю, как буду жить дальше, если потеряю его…

— Точно также, как жил до него.

— Нет. Точно также уже не выйдет. В этом-то и проблема. Я больше не смогу мнить себя счастливым, как это было раньше. Ведь… — примолк и после небольшой паузы нехотя продолжил, потому что мне действительно было больно осознавать это, а уж тем более говорить об этом вслух: — Я и правда просто мнил, я не был счастлив на самом деле. Я всегда был дружелюбным и добрым, послушным и безотказным. Мне казалось, что я становлюсь счастливее, помогая другим. Но это не было счастье. Септум с кофе на пороге магазина, когда я уже отчаялся его дождаться — вот это было счастье. Я отдавал всего себя другим людям и думал, что это правильно. Но всё было не так. За всеобщими проблемами и сложностями, из которых я помогал тем выкарабкаться, я словно забыл о существовании самого себя. Какой я? Чего хочу? О чём я мечтаю? Такое чувство, что меня нет, я растворился в окружающих людях.

— Неправда, — встрял друг. — Ты замечательный человек.

— Нет, — отчаянно не согласился. — Я просто та серая масса, которой Септум так боится стать. Я ошибся во всех своих убеждениях. Что хорошего в том, чтобы быть альтруистом? Что хорошего от этого именно мне? Это хорошо всем, кроме меня самого. Разве нельзя и мне хоть немного побыть эгоистом? Я просто хочу этого парня себе, — заявил решительно. — Хочу и всё тут.

— Мне нравится твоя решимость, но что-то мне подсказывает, что тебе её не хватит, чтобы наконец-то признаться ему, — голос его был полон напускной тоски и уныния. — И будешь ты страдать, обливаться горькими слезами и локти кусать. Скорее всего мои, ибо до своих не дотянешься, — любовно погладил свой локоток. — Так трусливо упустить своё наконец обретённое счастье… Должно быть до конца жизни о нём не забудешь.

— Не подливай масла в огонь, — заныл я и, отставив в сторону стакан, уткнулся лбом прямо в стол. — И без тебя тошно.

— Ничего, не переживай, — ласково погладил меня по макушке. — Просто продолжишь нести свет в этот мир, как всегда. А то удумал он тут, для себя вдруг жить захотел, — фыркнул. — Совсем ни стыда, ни совести. Для меня лучше старайся. Устройся ещё на подработку и помоги мне накопить на машину.